СОВЕТСКИЕ ПИСАТЕЛИ. Автобиографии. Том V

Москва: Художественная литература, 1987

КАЗАНЦЕВ
Александр Петрович

 

 

 

 

 

О СЕБЕ

 И О СВОИХ РОМАНАХ

 

Моя писательская биография отмечена встречами с выдающимися людьми нашего времени, которые повлияли на создание моих произведений, и я, мысленно соединяя их, вижу лестницу со ступенями романов, повестей, рассказов, по которым вел потом своих читателей.

Родился я 2 сентября 1906 года в городе Акмолинске (ныне Целиноград). Учился в двух классах реального училища в Петропавловске (ныне Казахской ССР), затем в техническом училище и техникуме в Омске, потом в Томском технологическом институте, закончил его механический факультет в 1930 году и сразу же в связи с голодом на специалистов в годы первой пятилетки стал главным механиком Белорецкого металлургического комбината.

Еще в студенческие годы ощущал тягу к изобретательству и под влиянием профессора физики Б. П. Вейнберга увлекся созданием бегущего магнитного поля вдоль дороги, увлекающего вагоны или снаряды в стволе орудия. Молодым инженером, находясь в 1931 году в командировке в Москве, получил возможность продемонстрировать наркому Серго Орджоникидзе и замнаркому обороны М. Н. Тухачевскому модель изобретенного мной электрического орудия.

Чуткие ко всему новому, Орджоникидзе и Тухачевский увидели перспективу межконтинентальной стрельбы, и я был переведен с Урала под Москву на завод, где была создана специальная лаборатория, которую я возглавил.

В 1933 году эта лаборатория, по своему профилю электротехническая, была передана Всесоюзному электротехническому институту в Москве, где я, наряду с руководством своей темой электроорудий, стал начальником производства опытного завода ВЭИ.

Для электрического орудия, которым заинтересовался тогда академик В.Ф. Миткевич, в момент выстрела требовалась значительная мгновенная мощность. Появилась мысль использовать для этой цели в качестве «электрического маховика» конденсаторы, над которыми работал в ту пору в Ленинграде академик А. Ф. Иоффе, сразу увлекшийся таким возможным применением своей «Ниагары в спичечной коробке», которую он мечтал создать, используя свою теорию тонкослойной изоляции. К сожалению, эта теория оказалась неверной, требуемые конденсаторы не получились! Однако А. Ф. Иоффе открыл тогда нечто совершенно иное, сделавшее пере­ворот в технике, — полупроводники. Электрические же орудия остались без электрического питания, поскольку энерговооруженность страны была еще недостаточна.

В те дни, по совету академика А. Ф. Иоффе, ко мне обратился директор Дома ученых в Ленинграде И. С. Шапиро и предложил использовать мои изобретательские идеи в фантастике, принять участие в конкурсе на сцена­рий научно-фантастического фильма, объявленном «Межрабпомфильмом» совместно с Домами ученых Москвы и Ленинграда.

Киносценарий «Аренида» (совместный с И. С. Шапиро) рассказывал об угрозе столкновения Земли с блуждающей планетой Аренида. В то время как в капиталистических странах бушевала паника, «советские страны» смогли уничтожить космическое тело снарядами из сверхпроводников неви­данной мощи. Сценарий получил на этом конкурсе высшую премию. Фильм взялся поставить известный режиссер Эггерт. Однако из-за его кон­чины фильм так и не был поставлен, сценарий же его публиковался в газете «Ленинградская правда». Детиздат в Москве, заинтересовавшись этой публикацией, отыскал меня и предложил написать на основе сценария научно-фантастический роман. Не оценив всех трудностей, я взялся за ро­ман, хотя до того не написал ни одного рассказа. Конечно, мне не уда­лось бы справиться с романом, если бы не дружеская помощь и руко­водство со стороны редактора Детиздата К. К. Андреева, ставшего моим другом.

К весне 1938 года роман был завершен и одобрен Андреевым. Но в «Правде» появилась статья Н. Косарева о мрачной деятельности сектан­тов, обманывающих свою паству близким якобы концом света из-за неми­нуемого столкновения Земли и некой планеты, в предвидении чего верую­щим предлагалось отказаться (в пользу своих пастырей) от всех земных благ (обманщики вычитали из «Ленинградской правды» историю с Аренидой и использовали ее в своей мошеннической афере).

Мне стало ясно, что в этих условиях я не могу выступить с рома­ном о столкновении планет. Казалось, идея романа рушится. Однако мне удалось, сохранив всю систему художественных образов, отказаться от космической катастрофы, заменив ее глобальной опасностью для су­ществования человечества из-за пожара воздуха. Он возник не сам по себе, а в силу использования научных открытий в интересах военных монополий.

Так получился роман «Пылающий остров», остающийся актуальным вот уже пятьдесят лет. Он публиковался в течение двух лет (1939 — 1940) в «Пионерской правде». Для меня, как для его автора, особое значение имеет признание былых его читателей, ставших ныне профессорами, акаде­миками, конструкторами, государственными и партийными деятелями, что чтение романа в детские годы повлияло на выбор ими жизненного пути. Ценю я и то, что «Пылающий остров» печатался «с продолжениями» не только в «Пионерской правде», но и вскоре после окончания второй миро­вой войны — в газете французских коммунистов «Юманите». Товарищи Этьенн Фажон (издатель) и Андре Стиль (редактор), принимая меня в Париже, оценили роман как острое политическое оружие. Роман многократно издавался на разных языках и в других странах.

Не оставляя инженерной деятельности, закончив «Пылающий остров», я уже задумывал новый роман — «Арктический мост». Я мечтал соединить на глубине ста метров под арктическими льдами СССР и Соединенные Штаты Америки подводным плавающим туннелем по прямой линии из Мурманска через Северный полюс на Аляску. В подобном сооружении я видел символ возможной дружбы народов двух стран. Но чтобы напи­сать задуманное, требовалось увидеть жизнь американцев. Это мне уда­лось, и я побывал в США благодаря участию в создании советского па­вильона на Нью-Йоркской Всемирной выставке «Мир завтра» в 1939 году. Роман начал печататься в «Вокруг света» в последние месяцы перед вой­ной, во время войны — в «Техника — молодежи» и вышел отдельной книгой в 1946 году в издательстве «Молодая гвардия».

С первых дней войны я ушел в армию «рядовым необученным», но тогда же сделал важное оборонное изобретение, которое в августе 1941 года было продемонстрировано комиссии ЦК партии в составе не­скольких наркомов и военачальников. Мне было присвоено звание военинженера III ранга, с назначением командиром спецчасти и главным инже­нером завода № 627, вскоре превращенного в научно-исследовательский институт. Завод этот получил шутливое название «завод имени Жюля Вер­на» — за фантастическую его продукцию для партизан и собранную в нем группу «фантастов», таких, как В. Охотников, Ю. Долгушин, К. Андреев, Г. Бабат, не говоря уже о главном инженере. В качестве начальника спе­циальной группы мне привелось испытывать новую технику в боевых усло­виях на Крымском фронте весной 1942 года, тогда же мне пришлось в дни гитлеровского наступления командовать переправой наших войск через Керченский пролив, из которого мне самому после взрыва гитлеровской бомбы пришлось выбираться вплавь.

До последних месяцев Великой Отечественной войны я руководил на­учно-исследовательским институтом совместно с его директором академи­ком А. Г. Иосифьяном, впоследствии Героем Социалистического Труда и лауреатом Ленинской и Государственных премий. Будучи моим другом, он послужил прототипом одного из главных героев не только в «Арктиче­ском мосте», но и в других романах. В марте 1944 года я получил неожи­данное назначение Уполномоченным Государственного Комитета Обороны (ГКО, высшего органа власти в то время) при 26-й армии Третьего Украин­ского фронта с присвоением мне звания полковника (до этого я был инже­нер-майором). Я отправился на фронт, вошел вместе с нашими войсками в Будапешт и с боями в Вену. В Австрийских Альпах, в Штирии, в автомобильной катастрофе я получил тяжелые травматические ранения и выписался из военного госпиталя лишь в начале августа 1945 года. Воз­вращаясь в машине через Румынию в Москву, я по дороге узнал о взрыве атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки. Описание этих взрывов напомнило мне подробности таежной катастрофы 1908 года, которую связывали с предполагаемым падением так и не найденного тунгусского метеорита. Сходство внешней картины этих взрывов породило у меня как у фантаста гипотезу, которую я попытался проверить, вернувшись в свой институт. Я попросил Сейсмологический институт Академии наук СССР сравнить сейсмограммы взрыва в тунгусской тайге с сейсмограммами атомных взрывов. Оказалось, что они походят, как близнецы.

Как писатель-фантаст, я выступил с рассказом-гипотезой «Взрыв», вы­двинув мысль, что над тайгой взорвался инопланетный космический корабль с атомным топливом. Приведенные в рассказе доказательства были настолько правдоподобны, что рассказ вызвал бурю в научных кругах. После яростных дискуссий в тайгу направились экспедиции Комитета по метеоритам, который «закрыл» уже проблему тунгусского метеорита и вынужден был снова ее «открыть». Помимо его экспедиции в тайгу отправились и самодеятельные экспедиции, и даже специальная экспедиция, ор­ганизованная С. П. Королевым, мечтавшим найти «кусок марсианского корабля». Однако ни останков инопланетного корабля, который мог испа­риться при десятках миллионов градусов атомного взрыва, ни осколков ме­теорита или доказательств взрыва «ледяной кометы» никому найти не удалось. Радиоактивные мутации деревьев и насекомых в эпицентре взрыва и петлеобразная траектория полета тела, очевидно управляемого перед взрывом, остались загадкой. В 75-летнюю годовщину падения «тунгусского тела» на специальной конференции в Красноярске и в своих последующих выступлениях начальник многих экспедиций в тайгу академик Н. В. Василь­ев, резюмируя проведенные исследования, пришел к выводу, что мы имеем дело с совершенно неизвестным явлением, не исключающим и фантастиче­ского толкования. Другой исследователь этого явления, получивший за свои работы ученую степень кандидата физико-математических наук, А. В. Золотов, после ряда возглавлявшихся им экспедиций в район тунгус­ского взрыва пришел к убеждению, что он связан с пришельцами из космо­са. Такой же точки зрения придерживается и известный астроном и популя­ризатор доцент Ф. Ю. Зигель.

Фантастическая история с «тунгусским телом» была органически вве­дена мной в последующие редакции романа «Пылающий остров».

Надо признаться, что я всегда охотно возвращался к уже признанным своим романам, давая им новые редакции. Так произошло и с моим аркти­ческим романом «Мол Северный».

Чтобы написать о грандиозном сооружении в Арктике длиной в четыре тысячи километров, я, уже принятый в Союз писателей и перешед­ший после выполнения задания при 26-й армии целиком на лите­ратурную работу, при содействии А. А. Фадеева получил возможность со­вершить два рейса на легендарном ледокольном корабле «Георгий Седов» в сопровождении таких прославленных полярников, как Герой Советского Союза Э. Т. Кренкель и также ставший позже Героем Советского Союза Е. И. Толстиков.

Посещения множества полярных станций, встречи с полярниками и мо­ряками позволили мне написать серию полярных новелл, вошедших в сбор­ники «Против ветра» («Молодая гвардия», 1950; Воениздат, 1951), «Обыч­ный рейс» («Советский писатель», 1951), «Гость из космоса» (Географгиз, 1958; «Московский рабочий», 1963), «Остановленная волна» («Знание», 1961). Однако главным результатом этого путешествия стал задуманный роман о круглогодичной арктической навигации вдоль сибирских берегов. Вдоль них я мечтал отгородить незамерзающую полынью от Ледовитого океана и его дрейфующих льдов грандиозным сооружением изо льда, то есть из замерзшей морской воды. Осуществление такого плана было, конечно, связано с беспримерным мужеством строителей. Увидев это муже­ство в повседневных буднях полярников, я смог нарисовать картину фанта­стического строительства в своем романе-мечте «Мол Северный» (Трудрезервиздат, 1953). Однако выход этого произведения был воспринят учеными-океанологами как публикация реального проекта. Впрочем, как и «Арктического моста» до этого. Но если проект «Арктического моста» послужил японским инженерам отправной точкой проекта подводного пла­вающего туннеля между островами Хонсю и Хоккайдо (правда, длиной не в 4 тысячи, а лишь в 25 километров, и прорыли туннель все-таки под дном), то ледяной мол в Арктике вызвал возражения ученых-оппонентов, указавших на то, что тепла остывшего течения Гольфстрим окажется недо­статочным, чтобы отгороженная молом полынья не замерзала.

Стремясь поднять фантастическую мечту до реально осуществимой, я согласился с опровергателями романа, сделав их своими героями-соратниками. Это привело к новой редакции романа, получившей название «По­лярная мечта» («Молодая гвардия», 1956, 1958), где все возражения океано­логов снимались, и в окончательно доработанном виде — к «Подводному солнцу» («Советская Россия», 1970; «Молодая гвардия», 1977), где введена идея подогрева морского течения термоядерной энергией, по мысли нового героя академика Овесяна, списанного с уже знакомого нам академика Иосифьяна.

Связав тунгусскую проблему с гипотезой о внеземных пришельцах, я не мог не устремиться мечтой в космос. Задолго до первого нашего выхо­да в космос (1957 год) я стал активным членом секции астронавтики при аэроклубе имени Чкалова, подружился с теоретиком межпланетных путе­шествий, лауреатом международной премии по астронавтике, доктором технических наук и почетным доктором ряда зарубежных университетов А. А. Штернфельдом и энтузиастом космических путешествий полковником А. Н. Вавиловым.

Этой теме посвящены многие мои публицистические выступления почти во всех центральных органах печати, книга «Ступени грядущего» (Госполитиздат, 1962, 1963) и повести «Лунная дорога» («Учительская га­зета» и другие газеты, 1958; Географгиз, 1960; «Молодая гвардия», 1977; переведена на многие иностранные языки, в том числе на французский и японский) и «Планета бурь» («Внуки Марса») («Комсомольская правда», 1958; «Мир приключений — 58»; «Детская литература», 1959; «Московский рабочий», 1963; «Молодая гвардия», 1978; переводы на немецкий и другие языки), экранизированная режиссером П. Клушанцевым в 1961 году («Лен- научфильм»).

Происшедшая в те годы встреча с выдающимся мировым ученым, со­ратником Эйнштейна Лео Сциллардом пробудила у меня интерес к пробле­мам теории относительности применительно к космическим путешествиям. Лео Сциллард, как известно, вместе с Эйнштейном предложил в свое время Рузвельту заняться созданием атомной бомбы, поскольку такая бомба могла появиться у Гитлера. Когда же стало ясно, что у гитлеровцев ее нет и что победы советских войск обрекли нацизм Германии на гибель, те же Эйнштейн и Лео Сциллард снова обратились к Рузвельту, настаивая на неприменении уже созданной атомной бомбы в войне. Однако письмо не застало Рузвельта в живых, а Трумэн пренебрег предупреждением ученых. Проблема сверхэнергоемкого топлива для космических межзвездных поле­тов волновала меня как фантаста. Мне казалось недостаточным сказать, что звездолетчики как-то там летят от звезды к звезде. Хотелось увидеть реальные возможности, причем с учетом всех парадоксов, вытекающих из теории относительности.

Будучи действительным членом Московского общества испытателей природы, существующего с начала прошлого века и знавшего в числе своих членов Фарадея, Пастера, Мечникова, я познакомился там с замечательным ленинградским физиком И. Л. Герловиным и заслуженным деятелем науки и техники профессором М. М. Протодьяконовым. В их общей книге «Элек­тронное строение и физические свойства кристаллов» (М., «Наука», 1975) опубликована Теория фундаментального поля И. Л. Герловина (ТФП о которой лишь мечтал Эйнштейн и которая, подобно тому, как теория относительности впитала в себя ньютоновскую механику и максвелловскую электродинамику как частные случаи, в свою очередь опирается и на теорию относительности тоже как на частный случай ТФП. Знакомство с этими учеными позволило мне увидеть вытекающую из Теории фундаментального поля возможность использования внутривакуумной энергии, превосходящей атомную в непостижимое число раз (1038). Если предста­вить себе возможность ее использования, то, поскольку она заключена в любом месте космического вакуума, вопрос о межзвездных полетах был бы решен вполне реалистически, и я в романе «Сильнее времени» использо­вал все эти гипотетические возможности науки, связав их с путями разви­тия различных цивилизаций в космосе. Роман многократно переиздавался («Московский рабочий», 1973; «Молодая гвардия», 1977; переведен в ФРГ и во Франции).

Любопытно, что Ст. Делижорж опубликовал в «Сьянс э авенир» (Па­риж) статью, перепечатанную у нас в «За рубежом», в № 33 за 1987 год, где идея использования вакуумной энергии рассматривается как вполне, научно обоснованная.

Обострение международных отношений, холодная война, наплываю­щая на человечество волнами, ядерная угроза, нависшая над миром, побу­дили меня вспомнить, что Лео Сциллард, ведущий ядерщик современной науки, после взрыва атомных бомб порвал с этой научной деятельностью, перейдя в область биофизики (науки жизни!).

Я написал большую трилогию «Льды возвращаются», где, к сожале­нию, верно предсказал возвращение холодной войны («Дон», 1962 — 1963; «Советская Россия», 1970; «Молодая гвардия», 1982). Я мечтал в романе о некой субстанции, в присутствии которой ядерные взрывы вообще невоз­можны. Конечно, на деле исключить ядерное вооружение может лишь воля всех народов мира.

Особое значение приобрела для меня встреча с великим физиком два­дцатого века Нильсом Бором, когда я проводил его встречу в узком кругу с московскими писателями в 1967 году. Я обратил внимание Нильса Бора на то, что в Солнечной системе вместо предусмотренной законом Кеплера планеты между Марсом и Юпитером на кольцевой ее орбите остались лишь планетные обломки («кольцо астероидов»). Чем объяснить гибель этой гипотетической планеты Фаэтон? Если бы она взорвалась, как фугас­ная бомба, ее осколки разлетелись бы во все стороны и стали двигаться по удлиненным эллиптическим орбитам, а они остались на круговой орбите планеты. Если Фаэтон был разрушен другим космическим телом, то их совместные обломки тоже обрели бы эллиптическую орбиту. Остается предположить, что неведомо как произошел взрыв всех океанов планеты и удар на нее пришелся со всех сторон. Впоследствии она развалилась на постепенно дробящиеся обломки (астероиды). Но что могло вызвать взрыв океанов? Не ядерная ли война разумных обитателей? Ведь при взрыве термоядерной бомбы на Бикини выделившаяся энергия превышала расчет­ную: не исключено, что во взрыве приняли участие и частички атмосферы. А если ядерное устройство взорвать в морской глубине? Не вызовет ли это перехода водорода воды в гелий с выделением невообразимо большой энергии?

Нильс Бор со всей серьезностью отнесся к этому вопросу и ответил, что не исключает такой возможности, но если это и не так, все равно ядер­ное оружие надо запретить.

Так был дан толчок для создания трилогии «Фаэты» («Искатель», 1972—1974; «Детская литература», 1974, 1984, 1985; «Молодая гвардия», 1978; переведена также в Литве, Грузии, Чехословакии, ФРГ; издательство «Радуга» с 1987 года начало выпуск трилогии на нескольких иностранных языках).

Литературная работа не закрыла для меня инженерного мышления и изобретательства. Я был в числе предложивших создать Всесоюзное об­щество изобретателей и рационализаторов; впоследствии был делегатом съезда этого общества, когда ему была вручена высокая награда — орден Ленина. Состоял десять лет членом Центрального совета ВОИР, около тридцати лет являюсь членом редколлегии журнала «Изобретатель и ра­ционализатор». Из семнадцати авторских свидетельств восемь получил за последние пять лет («подкожная электростанция» для имплантируемых сти­муляторов сердца). Как общественный деятель, боролся за создание Все­союзного центра электростимуляции и спасение с помощью таких аппа­ратов миллионов советских людей.

Общие проблемы человечества, порождающие пессимистические прог­нозы у западных футурологов, мобилизовали меня на пропаганду путей их решения. Я задумался о демографическом взрыве, голодании сотен мил­лионов человек и недоедании миллиардов из-за нехватки продовольствия, об энергетическом кризисе из-за истощения земных недр, о губительном за­грязнении среды обитания человека.

К счастью, в лице замечательного советского ученого, дважды Героя Социалистического Труда академика А. Н. Несмеянова, бывшего в ту пору президентом Академии наук СССР, я нашел прототип героя своего романа, человека, достойного жить в грядущем обществе, выдающегося стра­тега науки, знавшего решение этих «проклятых вопросов современ­ности».

Я знакомился с его научными работами, посещал лаборатории в ин­ституте, беседовал с его помощниками, видел, как из бросового сырья получаются высокопитательные пищевые продукты синтетической пи­щи, способной решить проблему питания возрастающего населения Земли. И я в романе «Купол Надежды» постарался вместе со своими героями осуществить замыслы академика Несмеянова. Посвященный ему роман опубликован в журнале «Молодая гвардия» (1980), вы­шел отдельной книгой («Молодая гвардия», 1980) и в «Роман-газете» (1984).

В 1981 году Союз писателей РСФСР совместно с журналом «Ураль­ский следопыт» присудили мне только что утвержденную премию по науч­ной фантастике «Аэлита».

Присуждение этой премии совпало с обращением ко мне одного из сибирских ученых, главного специалиста института «Сибгипротранс» А. Н. Кожевникова, убедившегося во время работы над теорией насыпей, что доказательство великой теоремы Ферма, которое тщетно пытались найти математики в течение трех столетий, сделано самим Ферма и его можно вывести из его же работ. Кожевникова не слушали, поскольку счита­лось, что доказать теорему нельзя.

Обращение ко мне Кожевникова побудило меня познакомиться с почти неизвестной фигурой великого французского математика. Я не мог привести в своей работе доказательства Кожевникова, но, увлекшись Пье­ром Ферма, написал роман об этом замечательном человеке, ум которого был «острее шпаги» его современника д’Артаньяна, прославленного Алек­сандром Дюма. Роман этот был напечатан журналом «Молодая гвардия», получил там премию лучшего произведения года (1983) и вышел отдельной книгой в издательстве «Молодая гвардия» в 1984 году.