СОВЕТСКИЕ ПИСАТЕЛИ. Автобиографии. Том V
Москва: Художественная литература, 1987
КАЗАНЦЕВ
Александр Петрович
О СЕБЕ
И О СВОИХ РОМАНАХ
Моя писательская биография отмечена встречами с выдающимися людьми нашего времени, которые повлияли на создание моих произведений, и я, мысленно соединяя их, вижу лестницу со ступенями романов, повестей, рассказов, по которым вел потом своих читателей.
Родился я 2 сентября 1906 года в городе Акмолинске (ныне Целиноград). Учился в двух классах реального училища в Петропавловске (ныне Казахской ССР), затем в техническом училище и техникуме в Омске, потом в Томском технологическом институте, закончил его механический факультет в 1930 году и сразу же в связи с голодом на специалистов в годы первой пятилетки стал главным механиком Белорецкого металлургического комбината.
Еще в студенческие годы ощущал тягу к изобретательству и под влиянием профессора физики Б. П. Вейнберга увлекся созданием бегущего магнитного поля вдоль дороги, увлекающего вагоны или снаряды в стволе орудия. Молодым инженером, находясь в 1931 году в командировке в Москве, получил возможность продемонстрировать наркому Серго Орджоникидзе и замнаркому обороны М. Н. Тухачевскому модель изобретенного мной электрического орудия.
Чуткие ко всему новому, Орджоникидзе и Тухачевский увидели перспективу межконтинентальной стрельбы, и я был переведен с Урала под Москву на завод, где была создана специальная лаборатория, которую я возглавил.
В 1933 году эта лаборатория, по своему профилю электротехническая, была передана Всесоюзному электротехническому институту в Москве, где я, наряду с руководством своей темой электроорудий, стал начальником производства опытного завода ВЭИ.
Для электрического орудия, которым заинтересовался тогда академик В.Ф. Миткевич, в момент выстрела требовалась значительная мгновенная мощность. Появилась мысль использовать для этой цели в качестве «электрического маховика» конденсаторы, над которыми работал в ту пору в Ленинграде академик А. Ф. Иоффе, сразу увлекшийся таким возможным применением своей «Ниагары в спичечной коробке», которую он мечтал создать, используя свою теорию тонкослойной изоляции. К сожалению, эта теория оказалась неверной, требуемые конденсаторы не получились! Однако А. Ф. Иоффе открыл тогда нечто совершенно иное, сделавшее переворот в технике, — полупроводники. Электрические же орудия остались без электрического питания, поскольку энерговооруженность страны была еще недостаточна.
В те дни, по совету академика А. Ф. Иоффе, ко мне обратился директор Дома ученых в Ленинграде И. С. Шапиро и предложил использовать мои изобретательские идеи в фантастике, принять участие в конкурсе на сценарий научно-фантастического фильма, объявленном «Межрабпомфильмом» совместно с Домами ученых Москвы и Ленинграда.
Киносценарий «Аренида» (совместный с И. С. Шапиро) рассказывал об угрозе столкновения Земли с блуждающей планетой Аренида. В то время как в капиталистических странах бушевала паника, «советские страны» смогли уничтожить космическое тело снарядами из сверхпроводников невиданной мощи. Сценарий получил на этом конкурсе высшую премию. Фильм взялся поставить известный режиссер Эггерт. Однако из-за его кончины фильм так и не был поставлен, сценарий же его публиковался в газете «Ленинградская правда». Детиздат в Москве, заинтересовавшись этой публикацией, отыскал меня и предложил написать на основе сценария научно-фантастический роман. Не оценив всех трудностей, я взялся за роман, хотя до того не написал ни одного рассказа. Конечно, мне не удалось бы справиться с романом, если бы не дружеская помощь и руководство со стороны редактора Детиздата К. К. Андреева, ставшего моим другом.
К весне 1938 года роман был завершен и одобрен Андреевым. Но в «Правде» появилась статья Н. Косарева о мрачной деятельности сектантов, обманывающих свою паству близким якобы концом света из-за неминуемого столкновения Земли и некой планеты, в предвидении чего верующим предлагалось отказаться (в пользу своих пастырей) от всех земных благ (обманщики вычитали из «Ленинградской правды» историю с Аренидой и использовали ее в своей мошеннической афере).
Мне стало ясно, что в этих условиях я не могу выступить с романом о столкновении планет. Казалось, идея романа рушится. Однако мне удалось, сохранив всю систему художественных образов, отказаться от космической катастрофы, заменив ее глобальной опасностью для существования человечества из-за пожара воздуха. Он возник не сам по себе, а в силу использования научных открытий в интересах военных монополий.
Так получился роман «Пылающий остров», остающийся актуальным вот уже пятьдесят лет. Он публиковался в течение двух лет (1939 — 1940) в «Пионерской правде». Для меня, как для его автора, особое значение имеет признание былых его читателей, ставших ныне профессорами, академиками, конструкторами, государственными и партийными деятелями, что чтение романа в детские годы повлияло на выбор ими жизненного пути. Ценю я и то, что «Пылающий остров» печатался «с продолжениями» не только в «Пионерской правде», но и вскоре после окончания второй мировой войны — в газете французских коммунистов «Юманите». Товарищи Этьенн Фажон (издатель) и Андре Стиль (редактор), принимая меня в Париже, оценили роман как острое политическое оружие. Роман многократно издавался на разных языках и в других странах.
Не оставляя инженерной деятельности, закончив «Пылающий остров», я уже задумывал новый роман — «Арктический мост». Я мечтал соединить на глубине ста метров под арктическими льдами СССР и Соединенные Штаты Америки подводным плавающим туннелем по прямой линии из Мурманска через Северный полюс на Аляску. В подобном сооружении я видел символ возможной дружбы народов двух стран. Но чтобы написать задуманное, требовалось увидеть жизнь американцев. Это мне удалось, и я побывал в США благодаря участию в создании советского павильона на Нью-Йоркской Всемирной выставке «Мир завтра» в 1939 году. Роман начал печататься в «Вокруг света» в последние месяцы перед войной, во время войны — в «Техника — молодежи» и вышел отдельной книгой в 1946 году в издательстве «Молодая гвардия».
С первых дней войны я ушел в армию «рядовым необученным», но тогда же сделал важное оборонное изобретение, которое в августе 1941 года было продемонстрировано комиссии ЦК партии в составе нескольких наркомов и военачальников. Мне было присвоено звание военинженера III ранга, с назначением командиром спецчасти и главным инженером завода № 627, вскоре превращенного в научно-исследовательский институт. Завод этот получил шутливое название «завод имени Жюля Верна» — за фантастическую его продукцию для партизан и собранную в нем группу «фантастов», таких, как В. Охотников, Ю. Долгушин, К. Андреев, Г. Бабат, не говоря уже о главном инженере. В качестве начальника специальной группы мне привелось испытывать новую технику в боевых условиях на Крымском фронте весной 1942 года, тогда же мне пришлось в дни гитлеровского наступления командовать переправой наших войск через Керченский пролив, из которого мне самому после взрыва гитлеровской бомбы пришлось выбираться вплавь.
До последних месяцев Великой Отечественной войны я руководил научно-исследовательским институтом совместно с его директором академиком А. Г. Иосифьяном, впоследствии Героем Социалистического Труда и лауреатом Ленинской и Государственных премий. Будучи моим другом, он послужил прототипом одного из главных героев не только в «Арктическом мосте», но и в других романах. В марте 1944 года я получил неожиданное назначение Уполномоченным Государственного Комитета Обороны (ГКО, высшего органа власти в то время) при 26-й армии Третьего Украинского фронта с присвоением мне звания полковника (до этого я был инженер-майором). Я отправился на фронт, вошел вместе с нашими войсками в Будапешт и с боями в Вену. В Австрийских Альпах, в Штирии, в автомобильной катастрофе я получил тяжелые травматические ранения и выписался из военного госпиталя лишь в начале августа 1945 года. Возвращаясь в машине через Румынию в Москву, я по дороге узнал о взрыве атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки. Описание этих взрывов напомнило мне подробности таежной катастрофы 1908 года, которую связывали с предполагаемым падением так и не найденного тунгусского метеорита. Сходство внешней картины этих взрывов породило у меня как у фантаста гипотезу, которую я попытался проверить, вернувшись в свой институт. Я попросил Сейсмологический институт Академии наук СССР сравнить сейсмограммы взрыва в тунгусской тайге с сейсмограммами атомных взрывов. Оказалось, что они походят, как близнецы.
Как писатель-фантаст, я выступил с рассказом-гипотезой «Взрыв», выдвинув мысль, что над тайгой взорвался инопланетный космический ко- рабль с атомным топливом. Приведенные в рассказе доказательства были настолько правдоподобны, что рассказ вызвал бурю в научных кругах. После яросных дискуссий в тайгу направились экспедиции Комитета по метеоритам, который «закрыл» уже проблему тунгусского метеорита и вынужден был снова ее «открыть». Помимо его экспедиции в тайгу отправились и самодеятельные экспедиции, и даже специальная экспедиция, организованная С. П. Королевым, мечтавшим найти «кусок марсианского корабля». Однако ни останков инопланетного корабля, который мог испариться при десятках миллионов градусов атомного взрыва, ни осколков метеорита или доказательств взрыва «ледяной кометы» никому найти не удалось. Радиоактивные мутации деревьев и насекомых в эпицентре взрыва и петлеобразная траектория полета тела, очевидно управляемого перед взрывом, остались загадкой. В 75-летнюю годовщину падения «тунгусского тела» на специальной конференции в Красноярске и в своих последующих выступлениях начальник многих экспедиций в тайгу академик Н. В. Васильев, резюмируя проведенные исследования, пришел к выводу, что мы имеем дело с совершенно неизвестным явлением, не исключающим и фантастического толкования. Другой исследователь этого явления, получивший за свои работы ученую степень кандидата физико-математических наук, А. В. Золотов, после ряда возглавлявшихся им экспедиций в район тунгусского взрыва пришел к убеждению, что он связан с пришельцами из космоса. Такой же точки зрения придерживается и известный астроном и популяризатор доцент Ф. Ю. Зигель.
Фантастическая история с «тунгусским телом» была органически введена мной в последующие редакции романа «Пылающий остров».
Надо признаться, что я всегда охотно возвращался к уже признанным своим романам, давая им новые редакции. Так произошло и с моим арктическим романом «Мол Северный».
Чтобы написать о грандиозном сооружении в Арктике длиной в четыре тысячи километров, я, уже принятый в Союз писателей и перешедший после выполнения задания при 26-й армии целиком на литературную работу, при содействии А. А. Фадеева получил возможность совершить два рейса на легендарном ледокольном корабле «Георгий Седов» в сопровождении таких прославленных полярников, как Герой Советского Союза Э. Т. Кренкель и также ставший позже Героем Советского Союза Е. И. Толстиков.
Посещения множества полярных станций, встречи с полярниками и моряками позволили мне написать серию полярных новелл, вошедших в сборники «Против ветра» («Молодая гвардия», 1950; Воениздат, 1951), «Обычный рейс» («Советский писатель», 1951), «Гость из космоса» (Географгиз, 1958; «Московский рабочий», 1963), «Остановленная волна» («Знание», 1961). Однако главным результатом этого путешествия стал задуманный роман о круглогодичной арктической навигации вдоль сибирских берегов. Вдоль них я мечтал отгородить незамерзающую полынью от Ледовитого океана и его дрейфующих льдов грандиозным сооружением изо льда, то есть из замерзшей морской воды. Осуществление такого плана было, конечно, связано с беспримерным мужеством строителей. Увидев это мужество в повседневных буднях полярников, я смог нарисовать картину фантастического строительства в своем романе-мечте «Мол Северный» (Трудрезервиздат, 1953). Однако выход этого произведения был воспринят учеными-океанологами как публикация реального проекта. Впрочем, как и «Арктического моста» до этого. Но если проект «Арктического моста» послужил японским инженерам отправной точкой проекта подводного плавающего туннеля между островами Хонсю и Хоккайдо (правда, длиной не в 4 тысячи, а лишь в 25 километров, и прорыли туннель все-таки под дном), то ледяной мол в Арктике вызвал возражения ученых-оппонентов, указавших на то, что тепла остывшего течения Гольфстрим окажется недостаточным, чтобы отгороженная молом полынья не замерзала.
Стремясь поднять фантастическую мечту до реально осуществимой, я согласился с опровергателями романа, сделав их своими героями-соратниками. Это привело к новой редакции романа, получившей название «Полярная мечта» («Молодая гвардия», 1956, 1958), где все возражения океанологов снимались, и в окончательно доработанном виде — к «Подводному солнцу» («Советская Россия», 1970; «Молодая гвардия», 1977), где введена идея подогрева морского течения термоядерной энергией, по мысли нового героя академика Овесяна, списанного с уже знакомого нам академика Иосифьяна.
Связав тунгусскую проблему с гипотезой о внеземных пришельцах, я не мог не устремиться мечтой в космос. Задолго до первого нашего выхода в космос (1957 год) я стал активным членом секции астронавтики при аэроклубе имени Чкалова, подружился с теоретиком межпланетных путешествий, лауреатом международной премии по астронавтике, доктором технических наук и почетным доктором ряда зарубежных университетов А. А. Штернфельдом и энтузиастом космических путешествий полковником А. Н. Вавиловым.
Этой теме посвящены многие мои публицистические выступления почти во всех центральных органах печати, книга «Ступени грядущего» (Госполитиздат, 1962, 1963) и повести «Лунная дорога» («Учительская газета» и другие газеты, 1958; Географгиз, 1960; «Молодая гвардия», 1977; переведена на многие иностранные языки, в том числе на французский и японский) и «Планета бурь» («Внуки Марса») («Комсомольская правда», 1958; «Мир приключений — 58»; «Детская литература», 1959; «Московский рабочий», 1963; «Молодая гвардия», 1978; переводы на немецкий и другие языки), экранизированная режиссером П. Клушанцевым в 1961 году («Лен- научфильм»).
Происшедшая в те годы встреча с выдающимся мировым ученым, соратником Эйнштейна Лео Сциллардом пробудила у меня интерес к проблемам теории относительности применительно к космическим путешествиям. Лео Сциллард, как известно, вместе с Эйнштейном предложил в свое время Рузвельту заняться созданием атомной бомбы, поскольку такая бомба могла появиться у Гитлера. Когда же стало ясно, что у гитлеровцев ее нет и что победы советских войск обрекли нацизм Германии на гибель, те же Эйнштейн и Лео Сциллард снова обратились к Рузвельту, настаивая на неприменении уже созданной атомной бомбы в войне. Однако письмо не застало Рузвельта в живых, а Трумэн пренебрег предупреждением ученых. Проблема сверхэнергоемкого топлива для космических межзвездных полетов волновала меня как фантаста. Мне казалось недостаточным сказать, что звездолетчики как-то там летят от звезды к звезде. Хотелось увидеть реальные возможности, причем с учетом всех парадоксов, вытекающих из теории относительности.
Будучи действительным членом Московского общества испытателей природы, существующего с начала прошлого века и знавшего в числе своих членов Фарадея, Пастера, Мечникова, я познакомился там с замечательным ленинградским физиком И. Л. Герловиным и заслуженным деятелем науки и техники профессором М. М. Протодьяконовым. В их общей книге «Электронное строение и физические свойства кристаллов» (М., «Наука», 1975) опубликована Теория фундаментального поля И. Л. Герловина (ТФП о которой лишь мечтал Эйнштейн и которая, подобно тому, как теория относительности впитала в себя ньютоновскую механику и максвелловскую электродинамику как частные случаи, в свою очередь опирается и на теорию относительности тоже как на частный случай ТФП. Знакомство с этими учеными позволило мне увидеть вытекающую из Теории фундаментального поля возможность использования внутривакуумной энергии, превосходящей атомную в непостижимое число раз (1038). Если представить себе возможность ее использования, то, поскольку она заключена в любом месте космического вакуума, вопрос о межзвездных полетах был бы решен вполне реалистически, и я в романе «Сильнее времени» использовал все эти гипотетические возможности науки, связав их с путями развития различных цивилизаций в космосе. Роман многократно переиздавался («Московский рабочий», 1973; «Молодая гвардия», 1977; переведен в ФРГ и во Франции).
Любопытно, что Ст. Делижорж опубликовал в «Сьянс э авенир» (Париж) статью, перепечатанную у нас в «За рубежом», в № 33 за 1987 год, где идея использования вакуумной энергии рассматривается как вполне, научно обоснованная.
Обострение международных отношений, холодная война, наплывающая на человечество волнами, ядерная угроза, нависшая над миром, побудили меня вспомнить, что Лео Сциллард, ведущий ядерщик современной науки, после взрыва атомных бомб порвал с этой научной деятельностью, перейдя в область биофизики (науки жизни!).
Я написал большую трилогию «Льды возвращаются», где, к сожалению, верно предсказал возвращение холодной войны («Дон», 1962 — 1963; «Советская Россия», 1970; «Молодая гвардия», 1982). Я мечтал в романе о некой субстанции, в присутствии которой ядерные взрывы вообще невозможны. Конечно, на деле исключить ядерное вооружение может лишь воля всех народов мира.
Особое значение приобрела для меня встреча с великим физиком двадцатого века Нильсом Бором, когда я проводил его встречу в узком кругу с московскими писателями в 1967 году. Я обратил внимание Нильса Бора на то, что в Солнечной системе вместо предусмотренной законом Кеплера планеты между Марсом и Юпитером на кольцевой ее орбите остались лишь планетные обломки («кольцо астероидов»). Чем объяснить гибель этой гипотетической планеты Фаэтон? Если бы она взорвалась, как фугасная бомба, ее осколки разлетелись бы во все стороны и стали двигаться по удлиненным эллиптическим орбитам, а они остались на круговой орбите планеты. Если Фаэтон был разрушен другим космическим телом, то их совместные обломки тоже обрели бы эллиптическую орбиту. Остается предположить, что неведомо как произошел взрыв всех океанов планеты и удар на нее пришелся со всех сторон. Впоследствии она развалилась на постепенно дробящиеся обломки (астероиды). Но что могло вызвать взрыв океанов? Не ядерная ли война разумных обитателей? Ведь при взрыве термоядерной бомбы на Бикини выделившаяся энергия превышала расчетную: не исключено, что во взрыве приняли участие и частички атмосферы. А если ядерное устройство взорвать в морской глубине? Не вызовет ли это перехода водорода воды в гелий с выделением невообразимо большой энергии?
Нильс Бор со всей серьезностью отнесся к этому вопросу и ответил, что не исключает такой возможности, но если это и не так, все равно ядерное оружие надо запретить.
Так был дан толчок для создания трилогии «Фаэты» («Искатель», 1972—1974; «Детская литература», 1974, 1984, 1985; «Молодая гвардия», 1978; переведена также в Литве, Грузии, Чехословакии, ФРГ; издательство «Радуга» с 1987 года начало выпуск трилогии на нескольких иностранных языках).
Литературная работа не закрыла для меня инженерного мышления и изобретательства. Я был в числе предложивших создать Всесоюзное общество изобретателей и рационализаторов; впоследствии был делегатом съезда этого общества, когда ему была вручена высокая награда — орден Ленина. Состоял десять лет членом Центрального совета ВОИР, около тридцати лет являюсь членом редколлегии журнала «Изобретатель и рационализатор». Из семнадцати авторских свидетельств восемь получил за последние пять лет («подкожная электростанция» для имплантируемых стимуляторов сердца). Как общественный деятель, боролся за создание Всесоюзного центра электростимуляции и спасение с помощью таких аппаратов миллионов советских людей.
Общие проблемы человечества, порождающие пессимистические прогнозы у западных футурологов, мобилизовали меня на пропаганду путей их решения. Я задумался о демографическом взрыве, голодании сотен миллионов человек и недоедании миллиардов из-за нехватки продовольствия, об энергетическом кризисе из-за истощения земных недр, о губительном загрязнении среды обитания человека.
К счастью, в лице замечательного советского ученого, дважды Героя Социалистического Труда академика А. Н. Несмеянова, бывшего в ту пору президентом Академии наук СССР, я нашел прототип героя своего романа, человека, достойного жить в грядущем обществе, выдающегося стратега науки, знавшего решение этих «проклятых вопросов современности».
Я знакомился с его научными работами, посещал лаборатории в институте, беседовал с его помощниками, видел, как из бросового сырья получаются высокопитательные пищевые продукты синтетической пищи, способной решить проблему питания возрастающего населения Земли. И я в романе «Купол Надежды» постарался вместе со своими героями осуществить замыслы академика Несмеянова. Посвященный ему роман опубликован в журнале «Молодая гвардия» (1980), вышел отдельной книгой («Молодая гвардия», 1980) и в «Роман-газете» (1984).
В 1981 году Союз писателей РСФСР совместно с журналом «Уральский следопыт» присудили мне только что утвержденную премию по научной фантастике «Аэлита».
Присуждение этой премии совпало с обращением ко мне одного из сибирских ученых, главного специалиста института «Сибгипротранс» А. Н. Кожевникова, убедившегося во время работы над теорией насыпей, что доказательство великой теоремы Ферма, которое тщетно пытались найти математики в течение трех столетий, сделано самим Ферма и его можно вывести из его же работ. Кожевникова не слушали, поскольку считалось, что доказать теорему нельзя.
Обращение ко мне Кожевникова побудило меня познакомиться с почти неизвестной фигурой великого французского математика. Я не мог привести в своей работе доказательства Кожевникова, но, увлекшись Пьером Ферма, написал роман об этом замечательном человеке, ум которого был «острее шпаги» его современника д’Артаньяна, прославленного Александром Дюма. Роман этот был напечатан журналом «Молодая гвардия», получил там премию лучшего произведения года (1983) и вышел отдельной книгой в издательстве «Молодая гвардия» в 1984 году.
Книга «Острее шпаги» — о «мушкетерском времени», оказавшемся также эпохой формирования европейской цивилизации, — вернула меня к беседе, которую я имел в Париже с Жаком Бержье, видным писателем, ядерным физиком, участником Сопротивления, и Эми Мишелем, диктором французского радио и автором книг о загадочных явлениях. Беседа велась тоже о «загадках», о тех необычных знаниях, которыми обладал другой современник д’Артаньяна дуэлянт и вольнодумец Сирано де Бержерак, чьим именем была названа одна из газет французского Сопротивления. Сообщенные Сирано де Бержераком в трактате «Путешествие на Луну» сведения поражают. Он говорил о многоступенчатых ракетах для межпланетных полетов, парашютирующем спуске, явлении невесомости, клеточном строении организма, о мире микробов, антителах у нас в крови, стоящих на страже нашего здоровья; более того, об электрических лампах, радиоприемниках, телевизорах, звукозаписывающих устройствах («говорящих книгах» в виде сережек!) и о многом другом, предвосхитив открытия, сделанные после него через сто, двести, триста лет! И я написал дилогию «Клокочущая пустота» из двух романов-гипотез «Колокол Солнца» и «Множитель». Все три романа-гипотезы, включая «Острее шпаги», объединенные общей эпохой и сквозными героями, выходят в одном томе в издательстве «Молодая гвардия» в 1988 году.
Острая международная ситуация восьмидесятых годов побудила меня вернуться к идее «Арктического моста», но уже на новом уровне, когда это фантастическое сооружение могло бы обрести символическое значение, и я подготовил роман-мечту «Мост Дружбы», изданный в 1983 году «Молодой гвардией». В этом романе ставится вопрос о том, что человечеству предстоит выбор между гибелью в ядерной войне и мостами дружбы между народами. Если подводный плавающий туннель построен лишь в мечте, то радио- и телемосты стали уже реальностью. И герои романа — политические и научные деятели, инженеры и рабочие двух континентов, объединенные общим делом, — закономерно воспринимают совместное строительство как «Мост Дружбы».
Возвращаясь назад, я должен вспомнить о присуждении мне Третьим Всеевропейским конгрессом фантастов в Познани в 1976 году международной премии по фантастике, о своих публицистических работах пятидесятых годов, связанных с освоением целины, — книгах «Машины полей коммунизма» («Молодая гвардия», 1973), «Богатыри полей» («Молодая гвардия», 1955) и «Земля зовет» (Госполитиздат, 1957), а также о пьесах «Сибирячка» (совместно с Е. Загорянским) («Искусство», 1950) и «Вилена» (ВУОАП, 1965).
Гипотеза о тунгусском взрыве не дает покоя ни читателям, ни автору. А жизнь продолжает дополнять ее. В свое время организованная С. П. Королевым экспедиция не нашла «куска марсианского корабля», а 27 января 1985 года газета «Социалистическая индустрия» сообщила об удивительной находке на реке Вашка в Коми АССР. Это был кусок инженерной конструкции совершенно невероятного, невозможного для земных производств состава редкоземельных элементов, не встречающихся на Земле в чистом виде и с трудом получаемых в небольших количествах. А кусок полностью состоял из них! В газете сообщалось, что в эпицентре тунгусского взрыва в годичных слоях деревьев, сохранившихся после взрыва, обнаружены те же самые редкие элементы в количестве в шестьсот раз большем, чем в любом другом месте на Земле. Комиссия Сибирского отделения АН СССР установила, что находка расположена на продолжении траектории полета «тунгусского тела».
В 1987 году американский астроном Джон Бигбю обнаружил десять малых «лун» Земли, которые не были запущены ни СССР, ни США. Бигбю вычислил траектории этих «лун», и оказалось, что все они сходятся в одной точке, в которой находились еще 18 декабря 1955 года, когда, очевидно, произошел взрыв какого-то космического объекта. Советский ученый С. П. Божич предположил, что это был инопланетный звездолет.
Если объединить тунгусский взрыв, вашкскую находку и взрыв 18 декабря 1955 года, можно представить себе пусть фантастическую, но стройную картину. К Земле в 1908 году подлетел инопланетный звездолет, спусковой его модуль потерпел аварию и взорвался над тунгусской тайгой. Звездолет остался на околопланетной орбите, и спустя сорок семь лет, дабы предотвратить его падение — из-за потери высоты — на поверхность Земли, он был взорван, может быть уже без экипажа, в день, вычисленный американским астрономом.
Вот факты, которые я положил в основу своего нового романа «Коэффициент любви, или Тайна нуля», предложенный издательству «Молодая гвардия», а вслед за тем ждет своего воплощения и его продолжение в романах «Надежанна, дочь Неба» и «Возвращение в грядущее, или Мир без лжи».
В заключение хотел бы рассказать об обратной связи, о той читательской инициативе, которая пробудилась при чтении некоторых моих произведений.
Если рассказ «Взрыв» породил целое направление в изучении тунгусской катастрофы, то естественным продолжением затронутой в этом рассказе идеи был рассказ «Пришельцы из космоса», напечатанный в «Смене» и перепечатанный в «Огоньке». Эти публикации, содержащие гипотезу о посещении Земли в прошлом гостями из космоса, вызвали уже международный резонанс. Появилась большая литература, посвященная этой проблеме, выходили кинокартины (некоторые, как, например, «Воспоминание о будущем», сделаны частично по моим материалам и даже с моим участием). Конечно, говорить о научном признании подобных гипотез пока рано, но разбуженная мысль действует, в частности, она способствует отрицанию библейских канонов.
И снова возвращаясь к своему первому шагу в литературе, к «Пылающему острову», хочу вспомнить сказанное руководителем одной из лабораторий академического института доктором технических наук В. В. Андриановым, занимающимся прикладным использованием сверхпроводимости. Он сказал моему сыну Никите, молодому инженеру, пришедшему в институт работать, что им придется воплощать в жизнь идеи, высказанные в романе «Пылающий остров». Лучшего я не мог и желать!
Получив в юности музыкальное образование, я отдал дань музыке и в своем творчестве. Так, в Московской консерватории был записан мой фортепьянный концерт, созданный под руководством профессора Московской консерватории И. И. Дубовского, в исполнении на двух роялях лауреатов международных конкурсов В. Полторацкого и А. Суханова. Популярная артистка филармонии В. Е. Новикова исполняла много лет мою балладу «Рыбачка». Совместно с моим другом композитором Антонио Спадавеккиа мы создали триптих из одноактных опер, посвященных освоению космоса: «Саженьи крылья», «Луч из каземата» и «Главный конструктор», фрагменты которых были исполнены однажды в День космонавтики в Кремлевском Дворце съездов. Я создал также на основе рассказа «Электронное сердце» музыкальную радиопередачу, прозвучавшую в эфире в январе 1980 года; музыка Шопена, Бетховена, Скрябина и Шуберта положена здесь мною на стихи (стихи я обычно писал только от имени своих героев).
Рассказ о себе был бы неполным, если не сказать еще об одной области творчества, имевшей в моей жизни немалое значение. Речь идет о шахматах, вернее, о шахматной композиции. За свои этюды я был отмечен высшими отличиями на многих международных и всесоюзных конкурсах, побеждал в ряде всесоюзных первенств и чемпионатов Москвы. В 1953 году мне присвоено звание мастера спорта СССР по шахматной композиции, судьи всесоюзной категории и международного арбитра. Пятнадцать лет я возглавлял Центральную комиссию по шахматной композиции, был создателем и десять лет вице-президентом Постоянной комиссии по шахматной композиции ФИДЕ, членом редколлегий журналов «Шахматы в СССР» и «64». В 1976 году мне присвоено звание международного мастера по шахматной композиции.
Конечно, и в этой области я остался писателем. При моем участии создан основополагающий труд «Советский шахматный этюд». Однако мне всегда хотелось совместить родственные, как мне казалось, области творчества: фантастику и шахматную композицию. Эту мысль я воплотил в книге «Дар Каиссы», где в научно-фантастических повестях и рассказах шахматные этюды имели ключевое значение. Книга издана издательством «Физкультура и спорт» в 1975 и 1983 годах. Последнее издание объединило повести и рассказы, печатавшиеся прежде в разных журналах.
Я избирался членом правления Московской писательской организации, членом и заместителем председателя бюро секции прозы восьми созывов, членом редколлегий журналов «Вокруг света», «Изобретатель и рационализатор», «Искатель», членом редакционных советов и коллегий издательств «Мысль», «Молодая гвардия», «Радуга», «Современник» и др., являюсь председателем редколлегии «Библиотеки фантастики» Госкомиздата СССР.
Член партии с 1954 года. Награжден пятью орденами и двенадцатью медалями СССР и грамотой ЦИК Башкирской Автономной Советской Социалистической Республики; мне присуждены пять литературных премий.
1987