Татьяна Кигим

Майя Плисецкая и все звезды: секреты долголетия в лицах

ЭКСМО 2013

Казанцев АлександрПетрович

(1906-2002)

Увидеть будущее

 

Патриарх отечественной фанта­стики, изобретатель, шахмат­ный композитор Александр Петрович Казанцев прожил жизнь на­сыщенную и результативную. Его перу принадлежит около 30 книг; во время прорыва блокады Ленинграда исполь­зовалась изобретенная им самоходная танкетка, а в области протезирования сердца получено 10 авторских свиде­тельств (причем со стимулятором Ка­занцева 20 лет проходила его собствен­ная супруга).

Теоретически Александр Казанцев, учитывая срок, отмеренный ему судь­бой, мог бы провести на пенсии свыше трети жизни, однако такая перспектива его не устраивала: слишком многое еще не сделано, не изобретено, не написано! Еще один пример того, что для творче­ского долгожительства понятия пенсии, как правило, не существует. Только мно­жество планов на будущее и активная работа в настоящем.

Бояться смерти — ниже человеческого достоинства

До 10 лет Александр Казанцев прак­тически ничего не видел. Однажды, направляясь на поезде вместе с ма­терью в Нижний Новгород, мальчик по­пал в катастрофу. Когда вагоны сошли с рельсов, потрясение было настолько сильным, что Саша... прозрел.

С тех пор главным и, пожалуй, един­ственным серьезным страхом Алексан­дра Казанцева стала боязнь ослепнуть и потерять возможность видеть мир, ра­ботать. А вот смерти Казанцев не боялся.

Александр Петрович не единожды по своей воле бросал вызов судьбе. Он бывал в арктических пустынях Севе­ра, безумно любил океанскую стихию. Ни холода, ни арктическое безмолвие, ни бушующее море его не пугали. Сколь­ко бурь он прошел! Возможно, поэтому его герои — люди смелые и отважные. Сам Казанцев говорил, что выживать ему помогало, скорей всего, то, что он не боялся смерти, — просто считал это ниже своего достоинства.

А вот рисковал Александр Казанцев довольно часто: разбивался на само­лете — спасло то, что он вылетел из кабины; за несколько недель до Дня Победы получил черепно-мозговую травму — машина налетела на дру­гую, подорвавшуюся впереди на мине, и полковнику Казанцеву врачи восста­навливали нижнюю челюсть по кусоч­кам; сражался с бурей и арктическим морозом.

Однако самым тяжелым испытанием была переправа через Керченский про­лив в Крыму. Всего три или четыре ка­тера под непрерывным артобстрелом и бомбежками переправляли и госпи­таль с ранеными, и боевые части. Казан­цеву пришлось сначала управлять этим адом с помощью мегафона, а затем — самому преодолевать Керченский про­лив вплавь. С тех пор он был уверен, что с войной не сравнится ни одна ка­тастрофа. Эта мысль прослеживается и в его книгах, в частности «Фаэтах», где война в буквальном смысле разнесла цветущую планету на куски и преврати­ла в кольцо астероидов. По словам Ка­занцева, человеческая стихия — самая страшная из стихий.

Ни сигареты, ни рюмки водки

«Смелого — пуля боится / Смелого — штык не берет» — эти строки Алексан­дра Суркова можно в полной мере от­нести к жизни Александра Казанцева. Несмотря на то что во время войны он попал в госпиталь, вся его жизнь, в общем то, была подчинена этому принципу. Смелость — это хорошо, но ведь для того, чтобы ее проявить, нужна еще и выносливость. Тут возникает во­прос: где взять эту выносливость и здо­ровье?

На такие вопросы Александр Казан­цев отвечает, что секрет его долголетия весьма прост и, пожалуй, многих разо­чарует: не пить, не курить, заниматься физическими упражнениями, закалять­ся. За всю жизнь Казанцев не выпил ни рюмки — даже фронтовые 100 граммов. Только немного вина (например, шам­панского) по праздникам. За всю жизнь он не выкурил ни одной сигареты.

А вот без физической активности и закалки, наоборот, не жил ни дня. Да­же в 95 лет Казанцев ежедневно прини­мал холодный душ. В юности от ангин вылечился оригинальным способом: просто стал в сибирский мороз каждый день ходить с открытой грудью. В итоге практически не болел.

Увлекался писатель легкой атлетикой и борьбой, много гулял. Это позволило ему и в преклонных годах сохранить подвижность.

Еще Александр Казанцев считал, что в любом случае важно оставаться опти­мистом, бороться до конца. Об этом он писал в своих книгах и стихах:

 

Жить хоть сложно,

Но по слухам:

Падать можно,

Но не духом!

 

Не поддаваться старости

О том, как отдалить старость, Алек­сандр Казанцев задумывался не раз и свои размышления переносил на бу­магу. Герой романа «Фаэты» говорит так: «Заботой земной медицины и вну­ка Даля академика Ивана Неоновича Петрова мы с Далем не считаемся на Земле глубокими стариками. — Может быть, потому, что нисколько не менее подвижны, чем четверть века назад. Нас не лечили от старости все это время, а учили избегать ее, не поддаваться ей».

Не поддаваться старости — это под­держивать активную физическую форму и интеллектуальную активность. С физи­ческой формой все понятно, но вот как сохранить, приближаясь к столетней от­метке, здравомыслие и память? Почему одни люди уже в 60 лет являют собой пример образцового маразма, а другие и в 90 мыслят трезво и ясно?

Александр Петрович Казанцев утвер­ждал, что мозг требует такой же еже­дневной зарядки, как и тело. Постоян­ные тренировки, по словам писателя, необходимы мозгу не меньше, чем телу. Личный пример писателя демонстри­рует, что его интеллектуальное долго­летие базировалось на постоянной ум­ственной работе. Большую роль играли и любимые шахматы.

Да, Александр Казанцев — не толь­ко известный писатель и изобретатель, но и сильный шахматный композитор. Его этюды неоднократно отмечались первыми призами на конкурсах. Произ­ведения писателя часто основывались на авторских шахматных этюдах, на­пример «Дар Каиссы». В 1956 году Алек­сандр Казанцев стал международным арбитром по шахматной композиции, в 1975 году получил звание междуна­родного мастера.

«Композиция — это постоянная тре­нировка для мозга», — говорил Казан­цев. Шахматы стали его постоянной умственной зарядкой. И, что интерес­но, в преклонном возрасте Александр Казанцев был не менее изощрен в этой интеллектуальной игре, чем в молодо­сти. Это демонстрирует своеобразная проверка, устроенная Казанцевым для самого себя. Он принял участие в кон­курсе шахматных этюдов, как когда-то в молодости. О результатах говорил шутя, но очень довольно: «Сдал не­много за шестьдесят лет: в 20-х годах получил 1-е и 3-е места, а в 80 лет - 1-е и 4-е...»

Фантазия способствует долголетию

При разговорах о долголетии писате­ля-фанта ста на языке так и вертится во­прос: работа над книгами способствует здоровью и долгожительству или же нервные клетки не восстанавливаются? На память приходит роман-утопия «Ту­манность Андррмеды» Ивана Ефремо­ва. Изображая общество будущего, где герои живут полтора века, Ефремов вы­деляет в своем романс категорию твор­ческих людей, чья жизнь вдвое коро­че — но зато, как они сами объясняют, и интереснее. Стереотип?

Судя по исследованиям ученых — да; сейчас все больше пишут о том, что именно серьезная мозговая деятель­ность предотвращает преждевремен­ное наступлением маразма, старческой деменции. Александр Казанцев вступил в определенную полемику с коллегой- фантастом: в его произведениях люди будущего живут больше 100 лет, сохра­няя трезвый ум и творческие способно­сти. Казанцев считал, что фантазия ра­ботает на долголетие, его яичный при­мер— прямое тому подтверждение.

Кстати, Александр Петрович считал, что мозг современного человека реа­лизует всего лишь часть своих возмож­ностей. Заглядывая в будущее, писатель видел человека, который не просто жи­вет дольше- но и человека более краси­вого, умного, смелого, который научил­ся полнее использовать резервы своего мозга.

При этом физически, был уверен Ка­занцев, человек будущего будет не худо­сочным гуманоидом с огромной голо­вой, а атлетом, похожим на античные статуи! Красивое тело и мощный интел­лект одинаково нужны человеку.

Бессмертие достижимо

Многое, предсказанное писателями-фантастами, уже сбылось: и подводные лодки, и полет человека в космос. А вот как обстоят дела с бессмертием? За­думывался ли об этом вопросе патри­арх - долгожитель советской фанта­стики? Разумеется! Ответы, которые давал Александр Петрович на сложные в опросы, касающиеся бессмертия, были неоднозначны.

Сначала к идее бессмертия челове­ческого тела Казанцев относился, по его же словам, резко отрицательно, ведь пережить друзей и близких — непро­стое испытание. Александра Петровича удручала потеря современников, людей своего времени. Эта проблема поднима­лась им в романе «Фаэты». Герои рома­на — любящая пара просыпаются от анабиозного сна в далеком будущем, где люди живут намного дольше, чем в на­ше время. Но из-за технических проб­лем после выхода из анабиоза девушка начинает быстро стареть. И невероятно больно герою, остающемуся молодым, терять любимую.

Кроме того, Александр Казанцев опа­сался, что бессмертное человечество прекратит смену поколении. Переста­нут рождаться дети, в мире станет мень­ше любви. Цивилизация застынет в сво­ем развитии.

Все же человек должен жить дольше, чем сейчас, был уверен Казанцев; не 50-60 лет, а 100-120.

Возможно, в тот момент, когда пи­сатель говорил об отрицательном от­ношении к бессмертию, его тяготило противоречие между молодостью души и старением тела. «Я в зеркале увидел своего отца,..— писал в стихах Алек­сандр Петрович.

Однако есть и другие высказывания писателя — более оптимистичные; Ведь если наука сможет не просто продлить человеку жизнь, но и поможет сохра­нить молодость, если бессмертными станут все и не придется терять близ­ких и друзей, то, возможно, в этом бес­смертии нет ничего плохого? В одном из интервью Казанцев говорит о том, что «пришло время Мобилизовать" науку на изучение и, если хотите, совершен­ствование человека... Именно пото­му, что ученые поверили; бессмертие, жизнь без болезней и физических страданий — не фантастика, а достижимая реальность».

«Я снова берусь за пожелтевшую рукопись..,»

Человек, проживший почти столетие, неизменно задумывается о том, что он успел сделать, чего достиг, какие ошиб­ки совершил, большая была отмеряна тебе жизнь — правильно ли ты ею рас­порядился? Не зря ли прожил? В своих произведениях Александр Казанцев за­думывался над проблемой подведения итогов, Герою «Фаэтов» принадлежат слова; «Но сейчас; когда мне и моему другу Далю обоим минуло по сто лет (не считая тысячелетий моего сна), мне раньше, ему позже, я снова берусь за по­желтевшую рукопись, на страницах ко­торой оживают столь не похожие один на другой периоды моей жизни. Да пол­но! Периоды ли? Не вернее ли сказать мои жизни? Ведь я прожил едва ли не сто жизней! Я листаю рукопись — и все они проходят чередой». В какой-то мере эти слова предвосхитили мысли самого Казанцева, перешагнувшего 90-летний рубеж.

Анализируя свою жизнь, писатель признавался, что сделал немало оши­бок. Но, оглядываясь на сделанное и на­писанное, оглядываясь на свою боль­шую семью — четверо детей, семнад­цать внуков и правнуков, — Александр Петрович не жалел об ошибках. Во вся­ком случае в свой 90-летний юбилей он обратился к семье с такими стихами:

 

Живите дети, так, как я,

Моих ошибок не творя.

Но без ошибок этих, дети,

Вас просто не было 6 на свете.

 

Многие нестарые еще ЛЮДИ, анали­зируя свою жизнь, впадают в депрес­сию: вот, жизнь прошла, а так ничего и не успел. Причем нередко так думают и вполне успешные, которым есть чем гордиться. Такие мысли подтачивают веру в самого себя, вгоняют в тоску. И, кажется, что действительно — ниче­го не добился и дальше жить бессмыс­ленно. Человек угасает,

Нет, не такой настрой у долгожителя. Оглядываясь назад, он видит хорошую, насыщенную жизнь. У него, как у Алек­сандра Казанцева, нет поводов для рас­каяния. По. мелочам, возможно, что-то стоило бы изменить — но в целом мож­но констатировать, что ЖИЗНЬ удалась.

Этот настрои дает силы жить дальше — с удовлетворением от прожитого и с планами на будущее.

«Падать можно, но не духом!»

У Александра Казанцева всегда было много планов на будущее — в любом возрасте. Заканчивая роман, он уже обдумывал идею следующего. Предста­вить себе жизнь без работы? Выйти на пенсию? Для Казанцева это было чем- то маловероятным. «Даже короткое время он не мог не работать», — гово­рит о писателе сын.

Сам Казанцев признавался, что рабо­тает без выходных, возможно, потому, что (вспоминая слепоту своего детства) каждый день воспринимает как подарок судьбы.

Становясь старше, Александр Петро­вич и успеть стремился больше! Ведь сколь бы ни был долог срок, отведанный судьбой, а планов еще больше. Когда пи­сателя спрашивали, как он работает, он повторял слова, сказанные в преклонных годах скульптором Сергеем Конёнко­вым: «Как встаю рано утром, так и бегу в мастерскую — минуту, и ту боюсь поте­рять?» Точно так же Александр Казанцев с утра спешил сесть за письменный стол.

По воспоминаниям сына Александра Казанцева, Никиты Казанцева, «он был занят всегда. Я никогда не видел его от­дыхающим, я имею в виду праздно отдыхающим... Вставая из-за письмен­ного стола, чтобы отвлечься от работы над романом, повестью или рассказом, он садился за столик с шахматной до­ской, а чаще доставал свои складные магнитные шахматы, и придумывал шахматную композицию, или сочинял очередное стихотворение или садился за пианино, чтобы посочинять музы­ку. Он всегда был открыт для обще­ния и имел уникальную, на мой взгляд, способность мгновенно переключаться на решение какой-либо другой задачи и легко снова возвращаться к старой... »

Казанцев работал с полной отдачей, даже когда здоровье начало его подво­дить. Сын Никита отмечал, что за рабо­той писатель забывал о недомоганиях, полностью погружаясь в дело; «Он на­столько увлекся работой, что уже не замечал ни плохого самочувствия, ни скачков давления, ни слезящихся, поч­ти не видящих глаз, ни меня, выполза­ющего за полночь из кабинета, чтобы побрызгать лицо холодной водой. Мас­штаб изображения на мониторе при­ходилось увеличивать настолько, что в одной строчке не умещалось одно сло­во, и были видны лишь слоги».

Любимой поговоркой Александра Ка­занцева была фраза: «За творческие му­ки ада не заготовлена награда!» Самое интересное — творческие муки и были главной наградой писателя за труд.

К сожалению, то, чего опасался Алек­сандр Казанцев всю жизнь, все-таки произошло: подобралась слепота. Сна­чала он работал, вглядываясь в сверх-крупный шрифт на экране монитора, затем стал использовать диктофон. Но слепота разрушала писательские планы; ухудшился и слух. Возможно, ее ли бы медицина смогла вернуть Казан­цеву зрение, она тем самым продлила бы и жизнь писателя. Во всяком случае, сын говорил: «Я уверен, что если бы не слепота, если бы не невозможность ра­ботать, он бы поднялся и в этот раз…» Активное, творческое долголетие нель­зя представить без любимой работы, которая является для человека смыслом жизни. Жизнь Александра Петровича Казанцева яркий тому пример.