Журнал «Нива» № 5 1996 г.
Фантаст - это реалист с богатым воображением...
— Александр Петрович, к сожалению, многие целиноградцы, читая Ваши книги, не догадываются, что прекрасный писатель- фантаст Казанцев — их земляк... Хотелось бы, чтобы Вы немножко вспомнили свою юность. Как Вы пришли в литературу, и особенно — в жанр фантастики?
— Ну, о своей родине у меня очень туманные воспоминания, поскольку покинул я ваш прекрасный город, судя по тем фотографиям, которые мне прислали сейчас, с шести лет. Потом я жил столько же в Петропавловске, потом "перекочевал" в Омск, где не очень долго пробыл, а дальше с 16 лет я направился в Томский технологический институт, который закончил в 1930 — м году. Так что считаю себя сибиряком, корни мои из вашего города. Может быть, характерным является то, что я имею высшее техническое образование, я инженер. И сразу после окончания Томского технологического института (тогда был голод на специалистов) меня назначили главным механиком Белорецкого металлургического комбината. Инженерам тяжеленько пришлось тогда. А так как я был неукротимый изобретатель, в студенческие времена еще изобретал всякие удивительные, казалось, вещи, то, будучи в Белорецке, я изобрел электрическое орудие, сделал его макет. И когда поехал в командировку в Москву по случаю реконструкции Белорецкого завода, то с наивной уверенностью, что изобретателя везде примут, пошел в Наркомтяжпром, к начальнику главка военной промышленности Колдуновскому. Теперь я только могу удивляться, что был немедленно принят. Я показал ему в действии этот макет, который очень эффектно стрелял маленькими снарядиками. Потом открывается дверь и входит в длиннополой шинели грузин с усами, я почему — то испугался, подумав, что это Сталин, но это был Орджоникидзе.
"Ну, покажи, что ты такое здесь показываешь", — говорит он. Взял да и показал в полной уверенности, что с помощью такой катапульты, как теперь ее называют, можно достичь огромных скоростей и вести стрельбу межконтинентально. Теперь это осуществлено, правда, другими ракетами. Орджоникидзе заинтересовался этим делом, спросил, где я работаю. Я говорю: главным механиком Белорецкого металлургического завода. "У тебя, наверное, там особняк отдельный?" — "Нет, я живу там более скромно". — "Ну, ладно, мы дадим тебе под Москвой квартиру, дадим лабораторию при заводе имени Калинина. (Был такой завод). А сейчас давай к Михаилу Николаевичу Тухачевскому".
Меня ждала машина, шофер уже знал, что он везет изобретателя к Тухачевскому. Ехал я в "Линкольне". По пути шофер подсказывает: "Слушайте, когда вам будут давать машину, ничего, кроме "Линкольна" не берите". Но совет шофера не понадобился, так как никто никакого автомобиля мне, разумеется, потом не дал.
Обо мне уже было сообщено, меня сразу пропустили...
И вот я уже 30 лет являюсь членом редколлегии журнала "Изобретатель и рационализатор", одним из инициаторов создания общества изобретателей. Я знаю, как мучаются сейчас изобретатели, и поражаюсь той зеленой дорожке, которая внезапно перед человеком открылась. Помню: зашел в приемную Тухачевского и опять был поражен. Там сидел Буденный в ожидании приема. Здесь, повторяю, были предупреждены, что приедет какой-то изобретатель, которого прислал Орджоникидзе. При моем появлении прославленный вождь Конной Армии... встал! "Вот это да!' — думаю про себя. Я, конечно, в высшей степени смущенный, сразу прошел в кабинет Тухачевского. Встретил он меня в исключительно прекрасном настроении. Впоследствии Тухачевский неоднократно приезжал ко мне в лабораторию, я с ним встречался много раз, и о нем остались самые хорошие впечатления. Во-первых, я никогда не видел столько таких орденов, которые были у него на гимнастерке.
Я стал налаживать этот довольно примитивный, так сказать, макетик электрического орудия, в котором была масса проводов, и Тухачевский стал мне помогать. Я сказал: "Осторожно, Михаил Николаевич, вас может ударить током". — "Ничего, — говорит, — меня уже ударило". И ни один мускул не дрогнул на его лице. Вот эта черта характера запомнилась мне. Я вспомнил, что это он возглавлял 5-ю армию, которая разбила Колчака, освободила и Петропавловск, и Омск, где я находился.
Работа над этим изобретением продолжалась несколько лет, но техника в ту пору была не подготовлена для того, чтоб питать это самое орудие. Требовались такие мощности, которые создавались, скажем, только на Днепрогэсе тогда. Услышал об этом академик Абрам Федорович Иоффе — тоже легендарный ученый, с которым я многократно потом встречался, и решил прийти на помощь. У него была теория тонкослойной изоляции, и он мечтал создать "Ниагару" в спичечной коробке, как он мне говорил, т.е. конденсаторы колоссальной емкости, которые могли мгновенно создать мощь, способную выбросить снаряд на должной скорости на огромное расстояние. К сожалению, теория тонкослойной изоляции Иоффе оказалась неправильной. Вместо нее он открыл полупроводники, которые перевернули мир, если можно так выразиться. Ну, а мое электрическое орудие осталось без источников питания. Теперь в Западной Германии, Америке пытаются строить такие катапульты, получить на них первую космическую скорость и забрасывать без помощи ракет аппараты в межпланетное пространство, в ближний космос. Но тогда мне показалось, что на этом мое начинание заканчивается. Однако Иоффе, когда я был у него в Ленинграде, связал меня с директором Дома ученых Шапиро, с предложением, что вот этого дерзкого молодого изобретателя надо использовать: сейчас проводится международный конкурс научных сценариев киностудией "Межрабфильм", московским и ленинградским Домами ученых. Иоффе и свел меня с Шапиро, с которым мы потом подружились, и он предложил мне принять участие в этом конкурсе. Я ответил, что никогда в жизни ничего не писал. Правда, вскоре после отъезда из Акмолинска, по-моему, 7—8 лет от роду я решил написать роман "Восстание в Индии". Надо сказать, что я не имел представления ни об Индии, ни о колонизаторах, ни о восстаниях, которые там имели место, но такая детская попытка была. Кроме этой попытки, ничего не было.
"Вы знаете, мне Абрам Федорович говорил, что вы вот такой мечтатель-изобретатель, и я хотел бы, чтобы вы (я вам дам стенографистку) рассказали все, что думаете, а мы уж потом обработаем материалы вместе с вами", — уговаривал меня Шапиро.
И действительно, состоялась моя встреча со стенографисткой, которая меня сначала очень сковывала, я не знал, что и как говорить. Но тем не менее я наговорил "сорок бочек арестантов", использовал свою идею об электрическом орудии, представив себе, что Земле угрожает космическая катастрофа, что к ней приближается некое космическое тело, которое названо якобы Аренидой, и Земля, все человечество оказываются под угрозой гибели. Помню, я твердил что-то о падении на Землю Арениды, что осталось столько-то дней, столько-то часов, столько-то минут. И такой рефрен через определенные промежутки времени повторялся, внося в сценарий напряжение и динамику... Потом, короче говоря, Шапиро поправил то, что было расшифровано стенографисткой, и за двумя нашими подписями этот сценарий отправил на конкурс. Я уже работал начальником производства опытного завода Всесоюзного электротехнического института, где в лаборатории объединили меня с профессором Иосифьяном, который независимо от нас шел тем же самым путем, впоследствии он стал академиком и моим ближайшим другом. Кстати говоря, помощником моим (у меня тогда были помощники), один помощник был сыном Калинина, а другой помощник был Анваренко, которого мы заполучили с Дальнего Востока. И вот уже работая в этой должности, я неожиданно узнал, что нам за сценарий присудили высшую премию.
Этот сценарий потом был опубликован в "Ленинградской правде", издательство "Детская литература" (тогда оно называлось "Детиздат") обратилось ко мне с предложением, чтобы я написал роман, так как сценарий им очень понравился. Ну, надо было обладать легкомыслием моего возраста — это было в 1936 году, чтобы взяться за это дело. А было мне в ту пору не полных тридцать лет. И я, продолжая работать на опытном заводе, написал этот роман. Когда он был совершенно готов, вдруг в "Правде" появляется обличительная статья первого секретаря ЦК комсомола Александра Косарева (впоследствии он оказался в числе невинных жертв сталинских репрессий). Оказывается, в Ленинграде некая секта взяла на вооружение опубликованный сценарий и стала уверять свою паству, что близок конец мира, что приближается какая-то планета, которая уничтожит Землю. Поэтому надо сдавать все имущество пастырям и готовиться к переходу в лучший мир. Никто меня не останавливал за руку, но я решил, что в этих условиях публиковать роман на основании сценария "Арениды” нельзя. От огорчения — это было в мае 1937 года — я заболел, температура была под 40, и вот в этом состоянии, находясь, в общем-то, в бреду, я решил переделать роман. Я переделал его, и сейчас он широко известен — это "Пылающий остров".
Я отказался от космической катастрофы и заменил ее катастрофой, которая вызвана людьми, из-за преступного использования достижений науки. "Воздушный костер" — я там нафантазировал, что существует пять окисей азота, и они требуют энергии, чтобы разорваться. Но эта энергия все уменьшается и уменьшается, и можно было себе представить такую комбинацию, когда эта энергия станет выделяться. Это гипотетический шестиокисевый азот. Кстати говоря, его до сих пор ищут изо всех сил химики. Это изобретение было сделано в моем романе людьми, которые хотели создать вездесущее топливо для людей. Но военные магнаты увидели в этом деле средство военно-массового уничтожения, план "огненной метлы", которой можно вымести все коммунистические страны. Однако в силу определенных обстоятельств, человек, открывший это дело и доведший до конца, во время путешествия на остров, который назову Ренитом, возникший под воздействием упавшего грандиозного метеорита, где выделяется нефть и фиолетовый газ, из-за чего возможно горение воздуха, решил уничтожить свое изобретение. И поджег вместе с собой этот костер. Он не учел, что остров станет гореть, а человечество окажется перед перспективой остаться без кислорода, без воздуха и погибнет. Мне удалось сохранить все образы людей, все ситуации из своего сценария, еще более обострив их. Произведение приобретало и политическое звучание, и большое идеологическое значение, ведь оказывается: я в нем предсказал очень многое, вплоть до ситуации создания ядерной бомбы, ядерной энергии и т.д. Этот роман два года печатался в "Пионерской правде". Это была хорошая традиция в "Пионерской правде", к сожалению, утраченная. Он закончился публиковаться до войны. А после войны он начал печататься в "Юманите", весь роман.
Я потом был в Париже. Встречался с Андре Стилем — главным редактором, Фажоном — издателем. И они говорили, что для них это острое политическое оружие. Гонорара у них я никакого не получал, отказался, как раз были поездки в Париж, были у них вместе с известной переводчицей Женей Калашниковой. "Давайте мы разопьем бутылку шампанского", — сказали они, и я поднял тост за Париж. Там я встречался со многими литераторами и издателями. Там же, в этом небольшом ресторанчике, где мы встречались, я получил толчок, который спустя много-много лет использовал для того, чтоб создать роман о Сирано де Бержераке. Я в романе рассказал об этой встрече, так как они передали мне газету, в которую были завернуты документы советского воина, воевавшего вместе с французскими партизанами — маки в рядах Сопротивления, и эта подпольная газета называлась "Сирано де Бержерак". Впоследствии меня это заинтересовало, и я взялся за новые романы. Недавно вышла книга "Клокочущая пустота" — дерзких два романа о Сирано де Бержераке, вот они там родились.
... После "Пылающего острова" началась война. Я оказался рядовым, необученным, короче говоря, солдатом в рядах Красной Армии. Но мое неустанное стремление изобретателя привело к тому, что через месяц я уже был военным инженером III ранга и изобрел сухопутную торпеду. Умудрился в военных условиях сделать ее. На подмосковный полигон приехала комиссия в составе работников ЦК партии и нескольких наркомов. Эту сухопутную торпеду я демонстрировал на полигоне. Она настолько заинтересовала всех, что был создан специальный завод, который потом преобразовался в научно — исследовательский институт. А меня назначили главным инженером. Я был одновременно и командиром воинской части, прикомандированной туда. Мне были даны очень большие права и возможности, я мог привлекать любых людей. Ну, видимо, сделали это не зря, потому что этот завод получил прозвище "завод имени Жюля Верна". И я помню, были очень известные изобретатели, научные деятели, советские техники. Мы делали очень много всяких новинок, не известных никому, которыми через Пантелея Кондратьевича Пономаренко, начальника штаба партизанского движения, мы снабжали партизан. Но сухопутные торпеды были сделаны в нужном количестве для защиты Москвы и для того, чтобы выскакивать из каждой подворотни и встречать вражеские танки, если они появятся на улицах Москвы. К счастью, они не понадобились нам. Но применить и испытать их в боевых условиях было поручено мне. Вместе с партией этих торпед со своими помощниками я выехал на Крымский фронт. И там вместе с моим другом генерал-полковником, Героем Советского Союза, заместителем командующего фронтом Аркадием Ивановичем Хреновым я применил эти торпеды, как он пишет в своих мемуарах. Впоследствии я увидел эти торпеды в кино, и вы, наверное, тоже видели, я вам сейчас напомню.
Знаменитая картина "Фантомас”. Помните, когда похитили этого самого ученого, то, чтобы выехать за ворота, бандиты "Фантомаса" выпустили мою торпеду вперед, она взорвала ворота, и они там выскочили. Короче говоря, торпеды сыграли свою роль на Крымском фронте. Но решение испытать их там было очень неудачное, потому что через короткое время оказалось, что вся наша трехсоттысячная армия была там на пороге уничтожения. Хотя я и успел применить их, но получил указание немедленно переправляться через пролив Тамань. Должен сказать, что это самые страшные воспоминания, которые могут быть, в отличие от Дюнкерка, когда английские войска были сброшены и вынуждены были через Ла—Манш переправляться с помощью всего торгового и военного флота. Здесь же наша армия перебиралась кто на чем мог. Было лишь несколько катеров, и когда я прибыл на побережье, оказалось, что там нет даже командования. И в силу обстоятельств и инициативы, которая мне была свойственна, командование переправой я принял на себя. Командовал этой переправой, пока не переправил все основные силы, потом меня сменил сам генерал- полковник Хренов. Правда, потом я оказался в воде и только благодаря тому, что когда-то участвовал в соревнованиях по плаванию, я смог выплыть в полном обмундировании из Керченского пролива.
Я вернулся в Москву, как раз вместе с Хреновым уже и снова работал в этом институте. Там я закончил второй свой роман "Арктический мост", который начал печататься сначала в журнале "Вокруг света", потом в "Технике молодежи". А вышел он уже после войны. В конце войны я неожиданно был назначен уполномоченным Государственного комитета обороны в 26-й армии, мне присвоили звание полковника. И еще меня шутливо . называли вице-королем Штирии. Я вместе с нашими войсками брал Будапешт, потом Вену, а потом прибыл в промышленные районы принять, так сказать, все богатство Геринга, который, оказывается, был главой военного концерна. И я от этого Геринга не оставил камня на камне, надо было вывезти все, что было поручено, а вывозить было не на чем, нет ни вагонов, ни паровозов — ничего. Поскольку я опять "захватил власть", за что получил прозвище вице-короля Штирии, в отремонтированных вагонах, с паровозами оборудование Геринга отправилось к нам в Советский Союз. В числе моих помощников был в звании подполковника знаменитый Коробов — директор Великолукского завода, который получил там на месте прокатный стан и все прочее. Вернувшись в Москву, вновь приступил к работе в научно-исследовательском институте, директором которого был тот самый профессор Иотифьян, с которым я вместе работал. Потом он стал академиком, Героем Соцтруда, кавалером пяти орденов Ленина, первым вице-президентом Академии наук Армянской ССР. Мы до сих пор (недавно он приезжал ко мне) поддерживаем близкие связи. Независимо от меня в этом институте сейчас работает мой младший сын, безо всякого моего участия. А мой старший сын — капитан 1 ранга, был в Министерстве обороны, а сейчас руководит одним из крупнейших научно-исследовательских институтов в Москве. Ну, а я, неуемный фантазер, решил продолжить литературную деятельность. Возвращаясь из Штирии в машине в августе 1945 года, я услышал по штабному радиоприемнику сообщение о взрыве атомной бомбы. И вспомнил, что еще в студенческие времена сильно интересовался обстоятельствами, связанными с Тунгусским метеоритом. Приехав в Москву, я обратился в институт сейсмологии Академии наук с просьбой: сравнить сейсмограммы Тунгусского взрыва и атомной бомбы в Хиросиме, а потом и Нагасаки. И оказалось, что они похожи как близнецы. Вот тогда-то я и решил выдвинуть гипотезу в литературной форме. Обратился — тогда был связан с ним по линии института — к знаменитому академику, впоследствии лауреату Нобелевской премии, Игорю Евгеньевичу Тамму. Тому самому Тамму, у которого я спрашивал: "Игорь Евгеньевич, почему вы перестали ходить в альпинистские походы?" Он ответил: "Спускаться трудно". Я его спросил, можно ли представить себе, что в Тунгусской тайге взорвалась не бомба, а во всяком случае, подобное устройство? Он сказал, что это исключено, потому что тогда вызвать ядерную реакцию и расщепление ядра было невозможно. Для этого требуется технология, которая никак в 1908 году нигде осуществлена быть не могла. Тогда и возник вопрос: что он по характеру взрыва нам очень напоминал? Во- первых, это произошло в воздухе, и там, где взрыв был, там, где волна была перпендикулярна деревьям, деревья стояли, а там, где она была под углом, они все повалены на территории, равной Московской области. Не знаю, как сравнить с Целиноградом, большая часть целины, можно сказать, была бы этой волной захвачена. Ну, раз такой взрыв произошел, то это вещество могло быть получено искусственно, может быть, оно не земное. И так появилась мысль, а что если это был инопланетный корабль, который взорвался над тайгой? Помню, 1 декабря 1945 года в теперешнем Центральном Доме литераторов, тогда клубе писателей, я прочел свой рассказ об этом.
Буквально в первом ряду сидел Иван Михайлович Майский, впоследствии подружившийся со мной. И этот рассказ был опубликован в № 1 журнала "Вокруг света". Некоторое время тому назад, не будем уточнять сколько, по случаю моего 70-летнего юбилея журнал "Вокруг света подарил мне чудом сохранившийся экземпляр этого номера. Вот он стоит здесь, этот журнал, если вас интересует, я покажу. Кстати, это полка только моих произведений, Даже не полка, а стойка из 4 полок, кроме самой верхней, все остальное — это только мои книги. Был опубликован рассказ "Взрыв", который вызвал очень большой резонанс. Дело в том, что Тунгусский метеорит считался закрытой темой, его нет! и на этом закончим. А на самом деле я писал, что если бы взрыв этого космического тела, неизвестно, искусственного или естественного происхождения, произошел в 1908 году на 4 часа раньше, то мог быть уничтожен Петербург, а если б он произошел на 44 года позже, то был бы принят за взрыв атомной бомбы и послужил бы, возможно, началом губительной для всего человечества ядерной войны. Во всяком случае, поднялся большой шум вокруг этой гипотезы, я получил несметное количество синяков. Поначалу теоретики отнеслись ко мне благосклонно, то есть, я привлек интерес, а потом, когда они сочувствовали, что они-то остаются за бортом, вне игры, на меня посыпались обвинения в антинаучности и т.д. И даже различные конференции метеоритные выносили постановления, что надо запретить в нашей спокойной стране выступать по этому вопросу. Никто, конечно, мне не запрещал, я продолжал действовать в этом направлении, продолжал свою литературную деятельность. Написал роман "Арктический мост", связанный с Арктикой, задумал новый роман "Мол "Северный", и мне удалось при помощи Фадеева отправиться в арктическое путешествие. Вместе с двумя Героями Советского Союза, с которыми впоследствии я очень дружил, Эрнстом Кренкелем и Евгением Толстиковым на легендарном корабле "Георгий Седов". Я совершил два рейса, побывав почти на всех полярных станциях, результатом которых стал выход моих полярных новелл, трех романов об Арктике. Итак, я уже определился как научный фантаст.
— Александр Петрович, в издательстве "Молодая гвардия" недавно вышла в свет Ваша книга "Клокочущая пустота", в которую вошли романы-гипотезы о загадочных явлениях в истории европейской цивилизации, в частности, речь идет о фигуре Сирано де Бержерака — писателя—фантаста, философа и дуэлянта, который, как он сам утверждает в трактате "Путешествие на Луну", имел контакт с инопланетянином по имени Тристан Лоремит. Это художественный вымысел гениального человека или же что-то другое?
— Хотя по жанру это роман-гипотеза, но основан он на реальных вещах. Вообще-то, в этой книге три романа: один О великом математике Пьере Ферма и два романа о Бержераке — о юном Бержераке и о зрелом. Бержерак привлек меня своей совершенно необыкновенной натурой. Все, наверно, знают трагикомедию Эдмона Ростана "Сирано де Бержерак", в которой главный герой восстает против окружающего мира подлости и пошлости. В пьесе создан его романтизированный образ. Но есть и другой Сирано де Бержерак. В ближайшее время в "Библиотеке фантастики" (я председатели ее редколлегии) выйдет однотомник его трактатов — "Путешествие на Луну", "Путешествие на Солнце". В них Бержерак еще 350 лет тому назад повествовал о межпланетных путешествиях, о многоступенчатых ракетах, о парашютируемом спуске, о радиоприемниках, о телевидении, более того, о коленчатом строении организма, о кровяных шариках, о микробах, окружающих нас, которые были открыты Пастером только через 200 лет. Откуда он мог это знать? Это я не говорю, это он говорит в своем трактате о полете на Луну, можете прочитать. Конечно, Бержерак был большим шутником, был гоним церковью, он был вольнодумцем, дуэлянтом, но до поры до времени. Потом он отказался от шпаги. Почему отказался и как отказался — вот это все я и описал, чтобы показать, что это за человек и кем он стал и почему. Это не я говорю, что он встречался с инопланетянами, а он сам говорит об этом, это он называет три стадии Лоремита, с которым якобы встречался на Луне. Ну, по тем данным, которые мне известны, был ли такой инопланетянин, я не знаю, но Бержерак ставил его в высшей степени высоко. И вот якобы все эти необычайные сведения, которые мы сейчас рассматриваем как предвиденья, якобы Бержерак почерпнул от него. Я же как фантаст, пытался фантазировать: почему и как? Кстати, Бержерак недаром французами почитается, но не за то, что он отдал свой талант другу, чтобы тот пленил его же любимую женщину, это, конечно, очень романтично. Однако Бержерак иной. Я не смею утверждать, что в моем произведении он больше соответствует тому образу, который был; но в моем романе — гипотезе это тот персонаж, который мог бы служить героем нашего времени. Не удивляйтесь, я вспоминаю, когда в тридцатых годах был опрос молодежи, кто у них самый любимый герой, то юноши и девушки отвечали: "Павка Корчагин — первый, а второй — Остап Бендер". Нашей современной молодежи, которая, я не боюсь сказать, травмирована всеми разоблачениями былого времени, нужно иметь такого героя, на которого хотелось бы походить. Бержерак мог бы быть таким героем. Не знаю, признают ли его читатели таковым или не признают, но я его видел таким, я и написал его таким.
— Александр Петрович, в Ваших произведениях много загадочных явлений, Вы сами в личной жизни их встречали?
—Встречал и занимался этим делом. Недавно в интервью, которое я давал газете "Труд", я выступил против, с моей точки зрения, глубоко неправильной статьи, опубликованной в "Литературной газете", разоблачающей Нинель Сергеевну Кулагину, которая умеет двигать предметы взглядом. Несколько лет тому назад я устроил демонстрацию в издательстве "Молодая гвардия" в конференц-зале, куда неожиданно явился главный редактор журнала "Техника молодежи" Василий Михайлович Захарченко. Я привез туда Кулагину и ее мужа, чтоб она продемонстрировала свое умение всем. Я пригласил телевизионных операторов, кинооператоров, фотографов, сто журналистов присутствовало в этот день.
И вот на таком же столе, к такой же столешнице в конференц-зале я сел рядом с ней для того, чтобы показать бесспорно предметы не металлические — сигарету, спички, колпачок своей авторучки поставил гуда, закрыл его пластмассовым колпачком. Предложил Кулагиной сдвинуть эти предметы. Вот вы спрашиваете о необычном, прямо рассказываю то, что это не фантазия, не художественное деяние, это то, что я реально проделал. Она попросила компас. Компас нашелся, Кулагиной он нужен был для того, чтобы сосредоточиться. Я сидел рядом с ней, и она должна была взглядом заставить двигаться эту стрелку.
Она говорит: "Александр Петрович, у меня ничего не получается, у вас очень сильное биологическое поле", — это у меня, значит, я убедился в этом сам. Я встал... Если интересно, у меня есть все эти фотографии, во всех подробностях. И она раскрутила в моем присутствии, я стоя наблюдал, как магнитная стрелка стала раскачиваться под влиянием ее биополя, если можно так выразиться. Потом она двигала все эти предметы: колпачок моей ручки, спички и сигареты. Впоследствии я видел фильм, который японцы сняли о ней, трехчасовую ленту. Видел до окончательного монтажа, и там, в этой кинокартине запечатлено, как она читает затылком. Ну, а на этом сеансе еще такой был эпизод. Когда я вез Кулагину в машине с ее мужем, ленинградским кораблестроителем, она рассказывала, что у него был приятель — военпред на судостроительном заводе в Ленинграде, которому грозила ампутация ноги. Военпред и сказал мужу Кулагиной, мол, попроси свою жену, может, ей удастся спасти мою ногу. Но Кулагина сказала: только если об этом попросит горздрав. Военпред добился такой просьбы, и Кулагина спасла ему ногу.
Я поинтересовался, каким образом ей это удалось. Нинель Сергеевна ответила, что тепловым воздействием. Я опять спросил, а может ли она продемонстрировать свои способности на этом сеансе? Кулагина сказала: "Пожалуйста, есть у вас доброволец, который согласится, чтоб я, так сказать, прикосновением своей руки вызвала у него ожог на руке?"
Василий Дмитриевич Захарченко, которого все знают по его блистательным выступлениям по радио и телевидению, сказал, что он на это согласен. Его жена, Зинаида Александровна, лауреат Ленинской премии, встревожилась, когда он сел рядом со мной, положил свою руку, а Кулагина рядом положила свою руку сюда. "Ну, я буду сообщать в эфир о том, что чувствую", — улыбнулся Захарченко, ощущая приятное прикосновение женской ладони, излучаемое ею тепло. Через некоторое время Зинаида Александровна сказала: "Довольно". Кулагина отняла ладонь. На руке Захарченко обозначилось красное пятно. Тогда оператор телевидения, снимавший это, усомнился: "Я не верю". — "Вы хотите проверить сами?" — спросила Кулагина. — "Да, я готов". — "Смотрите, может быть ожог первой степени с
пузырями", — предостерегла Кулагина. — "Я не боюсь, вам это не удастся”.
Оператор сел, Нинель Сергеевна положила ему руку сюда, он долго терпел, крепился, а потом взвыл. Она отняла руку — на коже вздулись пузыри. Меня это так заинтересовало, что я спросил Нинель Сергеевну, может ли она здесь, в Москве, спасти кого- нибудь, кто обречен на ампутацию. Она ответила утвердительно: "Если медицина обратится, я могу попробовать".
Мне позвонил заведующий отделением первой городской больницы, профессор, не помню сейчас его фамилии, я ему объяснил, что здесь находится Кулагина, которая может спасти кого-нибудь из ваших пациентов, нуждающихся в срочной операции. Профессор сказал, что подумает и потом перезвонит. Но Кулагиной надо было уезжать в Ленинград, поэтому я позвонил профессору сам. Он ответил, что такого пациента сейчас нет. Не знаю, не было ли пациента в самом деле, или он, так сказать, побоялся, но эта попытка у меня не удалась.
У другой женщины, Розы Кулешовой, тоже были удивительные способности. К сожалению, она умерла в молодом возрасте от опухоли мозга. Я в кабинете главного редактора той же самой "Техника — молодежи" устроил такой же сеанс, и она действительно читала закрытыми глазами. Более того, читала ногой заглавия журналов, которые мы ей давали. И сделала только одну ошибку.
Но с Нинель Сергеевной на этом дело не кончилось. С моей подачи, как это говорится, заинтересовались академики. Академик Трапезников, который возглавлял тогда институт проблем системы управления, пригласил ее, и в присутствии шести академиков она повторила все, о чем я вам рассказывал. Ее зачислили младшим научным сотрудником, она каждый месяц приезжала сюда на некоторое время и ее исследовали. Прошло несколько лет.
А в Ленинграде был писатель Владимир Львов, ныне покойный. О покойном не принято говорить ничего плохого, но он не отличался большой принципиальностью. Львов о Кулагиной заявил, что у нее под ногтями магнитики, под юбкой что-то такое, так сказать, нитки какие-то, которыми она все это делает. В том опыте, о котором я рассказал, это было начисто отметено, и написанная Львовым книжка ничего не стоит. Но интересно, что ленинградская пресса, игнорируя все то, о чем я говорю, не раз обрушивалась на нее. А почему, я вам расскажу, поскольку это хорошо знаю. Ее квартира была этажом выше квартиры второго секретаря Ленинградского обкома партии. И надо же такому случиться, что-то там у нее в квартире произошло с коммуникациями, с трубами, в общем, был "потоп" и в квартире второго секретаря тоже все протекло. В бешенстве он приказал изничтожить в прессе эту Кулагину. Это было возможно только в пору расцвета нашего застойного периода. Но особенно меня поразило то, что вот уже в наше время, всего год тому назад, журнал "Человек и закон" опубликовал разгромную статью против Кулагиной. Она подала в суд, который состоялся, в качестве свидетелей были приглашены те академики, о которых я говорил. Они сделали сообщение о том, что действительно были проделаны такие опыты и все это подтвердилось, это самое невероятное, оказывается, существует. Журнал "Техника молодежи" опубликовал стенограмму суда. Несмотря на это, ленинградский обозреватель "Литературной газеты" Лотвар опубликовал статью в "Литературной газете", против которой я и выступил в "Труде", где он. обвинил Кулагину во всех тех грехах, которые приписывал Львов. Причём он начисто отметал аргументы академиков и противопоставлял им, как священные писания, цитаты из книги Львова. В общем, вот к чему может привести протекание потолка. Я вам рассказал, может, слишком подробно, но кроме меня, вам это никто не расскажет.
"Есть многое на свете, друг Горацио, что неизвестно нашим мудрецам", — так сказал Шекспир. Да, в свое время я занимался и могу вам сейчас показать удивительные вещи, относительно того, возможен ли предполагаемый контакт с внеземными цивилизациями. Тунгусская катастрофа побудила меня расследовать, нет ли следов посещения инопланетянами Земли в прошлом. Оказалось, что следы есть. Я выступал с несколькими статьями по этому поводу. И в "Огоньке", и в других журналах. В частности, я выдал гипотезу о том, что знаменитые японские статуэтки, "догу", которым 4500 лет, являются снятыми с натуры, статуэтками неизвестных нам инопланетных космонавтов. Я вам сейчас покажу эти статуэтки. За эту гипотезу японские . ученые причислили меня чуть ли не к "лику святых" и прислали через советское посольство в Токио целую коллекцию этих статуэток "догу". Вот они, смотрите...
Однажды ко мне вместе с корреспондетом АПН приехал археолог-любитель из Швейцарии Эрих фон Деникен, который был арендатором отеля в Швейцарии, приглашал меня к себе на отдых. Он приезжал ко мне получить все эти сведения, так как я коллекционировал все эти следы. И он рассказал, где и что еще можно увидеть. И вот он занял деньги, а в ту пору он был не состоятельным человеком, и отправился в кругосветное путешествие, побывал во всех этих местах. И написал книгу "Возвращение из будущего", а потом "Назад к звездам". Начали снимать фильм. И тогда ко мне приезжают иностранцы, целая группа, сценарист Владимир Андреевич Фомичев — швед русского происхождения, западногерманский журналист, кинематографисты, и просят меня помочь завершить фильм "Возвращение из будущего". Потому что автор этого фильма Эрих фон Деникен сидит в тюрьме за неуплату долгов, а еще, как я прочитал в западногерманских газетах, за неправильно использованные источники. Должен сказать, что Эрих фон Деникен вел себя весьма вольно в обращении с источниками. Вот он описывает, как побывал у меня, что я показал одну фотографию каменного диска, найденного якобы в Тибете, где по спирали иероглифами дается сообщение о том, что инопланетная флотилия в составе тысячи кораблей потерпела аварию, села там в Тибете, и маленькие человечки, один метр ростом, стали там жить и что они воевали с ближними соседями. Там они похоронены и существуют их могилки.
И что какой-то ученый из академии наук Китая расшифровал эти иероглифы. А источником этого является, мол, японская статья. Действительно, с японскими учеными, интересующимися "летающими тарелками" и всем прочим, у меня были тесные связи, поскольку я был месяц и четыре дня заместителем председателя Всесоюзного комитета по "летающим тарелкам", который потом был прикрыт. Его прикрыли быстренько, я же обладал огромным количеством материала, который ко мне стекался со всего света. Когда же Эрих фон Деникен спросил меня об этом, а я запросил японцев и они мне сообщили, что никогда, никакого сообщения по этому поводу в Японии не было. Я и объяснил, что это скорее всего "липа". Но Эрих фон Деникен в своей книге "Назад к звездам", которая у меня на этой полке, сообщил, что был у писателя Казанцева, тот повел его на улицу, посадил в свою старенькую машину, повез его на пустырь, вышел, оглянулся и сказал, здесь нет КГБ и можно говорить открыто. И вот якобы я ему и сказал, что эта тысячная армада космических кораблей потерпела катастрофу и так далее, так далее, так далее...
Это я привожу к тому, что он действительно врал отчаянно. Но, короче говоря, я согласился, помог сделать этот фильм, который потом прошумел. Правда, попросил снять, из чувства чистого самосохранения, свое имя из титров. Но сам я в фильме в качестве "главного актера" присутствовал, где показывал статуэтки, которые вам сейчас показал.
Кроме этого фильма, имеется огромное количество свидетельств о существовании "летающих тарелок". Сейчас даже в наших газетах стали появляться материалы, в "Вечернем Ленинграде" была большая статья, перепечатанная из американского журнала, о том, что в Америке чуть ли не тридцать замороженных инопланетян лежат. Должен сказать, что у меня самого, много занимающегося фантазиями, отношение к этому очень критическое. Почему? Потому что восемьсот тысяч таких наблюдений не может быть, не могут в таком количестве быть такие наблюдения над подлинными инопланетными аппаратами. Нельзя представить себе, что 800 тысяч кораблей крутится вокруг Земли. Поэтому я отнесся скептически к таким утверждениям. Должен сказать, что все эти разговоры о том, что кто-то летал в "тарелках" и что какая-то "тарелка" была сбита американцами, что инопланетян анатомировали и даже сейчас существуют замороженные люди — все это совершенная "липа", это газетные "утки", которыми живет бульварная пресса Америки. Если о чем и нужно говорить, то это о продолжении Тунгусской катастрофы. Вот об этом стоит рассказать.
В Тунгусскую тайгу было отправлено много экспедиций, в частности, Алексея Васильевича Золотова, под руководством академика Васильева из Томска, моего сибирского земляка. Кроме них, туда была направлена экспедиция с Сергеем Павловичем Королевым. Они приезжали ко мне, в этом кабинете беседовали со мной и предлагали мне ехать с ними. Я говорю: послушайте, что вы от меня хотите, я ведь фантаст, и все ваши выводы будут заведомо говорить, что они подсказаны фантастом. Уж лучше вы сами делайте выводы.
Перед нами поставил Сергей Павлович задачу, сказали они, найти кусок марсианского корабля. Но они ничего не нашли. Однако кусок марсианского корабля был все-таки найден. Я могу показать вам фотографии. Найден спустя много лет в 1975году, за тысячу километров оттуда, в реке Вашке. Там рабочие вышли рыбачить и нашли на берегу какой-то странный кусок серебристого цвета, как будто обломок инженерной конструкции. Ученые потом прикинули, что это могло быть частью цилиндра и сферы диаметром 2,5 или кольца диаметром 1,2 метра, даже так. Но основное, главное произошло потом. Оказалось, если этот кусок ударить о другой камень, рассыпается сноп искр, необычайно ярких. Дали его на исследование. И тут-то получилось полное удивление: этот кусок металла оказался сплавом редкоземельных элементов, почти не встречающихся на
Земле. И дано заключение, что сделать такую конструкцию при существующей на Земле технологии невозможно. Это порошковая металлургия, во-первых, и получить в таком количестве в чистом виде такие редкоземельные элементы не удается. Во-вторых, сплавить это воедино можно только при давлении в сотни тысяч атмосфер, таких устройств у нас тоже нет. Короче говоря, по еще некоторым данным, гам есть следы железа, намек следов окисла, что постоянно существует не просто в чистом виде, во всяких земных сплавах железная окись присутствует всегда. Так что этот кусок — неземного происхождения. Он обладает еще многими физическими свойствами. Был у меня один сибирский ученый — Журавлев, член комиссии по метеоритам Сибирского отделения Академии наук, который тоже интересовался этим делом. Потом мне прислал телеграмму из Сибири, после того, как со мной побеседовал, что этот кусок лежал на продолжении траектории Тунгусского тела, перед взрывом оно делало петлеобразные траектории. И вот, если продолжить ее точно, то приходишь на эту точку, в это место. Распилили этот кусок на три части, и три независимых института сделали исследования, о результатах которых я вам сейчас рассказываю. По-моему, ставить на этом месте крест не следовало бы, наши ученые больше всего боятся реальных следов инопланетного разума.
Мне кажется, нужно было бы вернуться к этим кускам, которые хранятся где-то в запасниках в
институтах, и продолжить исследования. Не исключена возможность, что этот кусок взорвавшегося над Тунгусской тайгой корабля силой взрыва забросило туда, потому что он не оплавлен в атмосфере, это просто обломок инженерной конструкции.
Поэтому, когда спрашивают о необычайных вещах, я рассказываю о них, потому что они питают меня, фантаста. Отталкиваясь от них, я пишу свои романы. У меня свой путь научной фантастики, который соприкасается с путем нашего великого фантаста Ивана Ефремова, я считаю себя учеником Алексея Николаевича Толстого, который многому меня научил. Он говорил, что фантастике надо верить. Поэтому я стараюсь, чтоб фантазия не отрывалась от действительности, рождалась ею и была реалистичной, то есть, достоверной. Вот что мне кажется главным. Я вам рассказал о невероятных вещах, но абсолютно достоверных.
Ну и позвольте мне в заключение передать самые лучшие пожелания вашим и моим, в данном случае, читателям, моим давним и теперешним землякам.
С Александром Казанцевым беседовали
Владимир Гундарев и Геннадий Терец.
г. Москва. 1988 г.
От редакции.
В газете "Столичный проспект" (N 37 от 5 сентября) также были помещены материалы, посвященные 90-летнему юбилею знаменитого писателя-фантаста, земляка акмолинцев Александра Казанцева. Мы сообщали также, что редакция журнала "Нива" и газеты "Столичный проспект" направила А. П. Казанцеву теплое приветствие по случаю его юбилея. Поздравление писателю- земляку было направлено и мэром Акмолы А. Булекпаевым.
Недавно в редакцию из Москвы пришло большое письмо от Александра Петровича. Он, в частности, пишет: "Нету меня слов, чтобы выразить вам благодарность за проникновенное приветствие по поводу моей "зрелости". Много получил я адресов, но ваши прочувствованные слова выделяются из всего, что я прочитал и слышал о своем 90-летии... Рад, очень рад, что акмолинцы помнят своего земляка... Я растроган также вниманием ко мне мэра (акима) Акмолинска Аманжола Булекпаева. Одновременно с этим письмом я пишу ему письмо с сердечной благодарностью. Его письмо по просьбе мэра города Москвы Юрия Лужкова было зачитано на торжественном вечере, посвященном моему юбилею, вызвав бурную реакцию зала. То же произошло и с вашим, тоже зачитанным, обращением ко мне, аксакалу фантастов... Я с большой охотой выполняю вашу просьбу и посылаю вам для журнала первую повесть романа-гипотезы "Ступени Нострадамуса"... Заранее благодарю вас и готов и в дальнейшем сотрудничать с вашим изданием".
Что и говорить, приятно получать такие письма. И знать, что "прекрасный мастодонт" - а именно так мы назвали А. П. Казанцева, по-прежнему верен себе и на 91-м году жизни со всеми присущими ему замечательными человеческими качествами.
Кстати, по ходатайству редакции журнала "Нива" и газеты "Столичный проспект" Акмолинский городской маслихат присвоил А. П. Казанцеву звание "Почетный гражданин города Акмолы".
К сведению читателей. Присланная писателем первая повесть романа-гипотезы "Ступени Нострадамуса" будет опубликована в "Ниве" в 1997 году.
