Евгений Гик
"Московский Комсомолец", 19 марта 1997 года
И в самом деле, знаменитому писателю-фантасту (и не менее знаменитому шахматному композитору!) Александру Казанцеву стукнуло 90. С чем мы все, читатели "Пылающего острова" и пр., и пр., его и поздравляем. Поскольку интервьюер никак не рассчитывает прожить на свете столько лет, то первым делом он поинтересовался у Александра Петровича, что чувствует человек в таком солидном возрасте.
"К этому вопросу я готов лучшего всего", — сказал писатель и прочитал целую поэму, посвященную прожитым годам. Вот ее эндшпиль:
Беда, когда становишься совсем седым,
В душе же остаешься прежним — молодым.
Короче говоря, общаясь с юбиляром, я пришел к а выводу, что в 90 лет мужчина ничем не отличается от 70-летнего, 50-летнего или даже 30-летнего. Только видит чуть хуже, слышит чуть слабее и ходит чуть медленнее...
Но пусть читатель знает, что Александр Казанцев — не только писатель, но и изобретатель, а также шахматный композитор, международный мастер. И композитор, кстати, не только шахматный: его фортепьянный концерт исполнялся однажды в Большом зале консерватории...
— Александр Петрович, недавно я услышал совершенно удивительную вещь. Оказывается, вы изобрели нечто такое, благодаря чему удалось прорвать блокаду Ленинграда. А сами узнали об этом только спустя сорок лет...
— Так и есть. Вот как это случилось. На третий день войны я был направлен в 39-тый саперный батальон. Его командир, узнав что я инженер и писатель - он уже успел прочитать "Пылающий остров", - назначил меня своим помощником по технической части. Мне было поручено разыскивать автомашины-полуторки и приводить их в божеский вид, а затем отправлять на фронт. Я выстроил весь батальон перед собой и приказал инженерам и техникам сделать пять шагов вперед, шоферам - десять шагов, автослесарям и электрикам - пятнадцать. В течение пяти минут была организована ремонтная бригада, и работа закипела.
Однажды к нам доставили вездеход, у которого вместо задних колес была миниатюрная танкетка на гусеницах, она приводилась в движение от мотора. Я долго смотрел на нее, и тут мне пришла в голову фантастическая идея... В моем воображении маленькая юркая танкетка на гусеничном ходу отделилась от грузовика и помчалась навстречу немецкому танку. Еще мгновение, взрыв - и от танка не осталось и следа. Танкетка-камикадзе, управляемая саперными шнурами! И, как это ни удивительно, эта фантастическая мысль скоро превратилась в реальность. Я приказал заменить у вездехода гусеницы на колеса, гусеничный ход превратить в самостоятельно действующую танкетку-электроторпеду, способную уничтожить не только танки противника, но и его доты и дзоты.
Быстро удалось создать специальный институт, где мое изобретение было доведено до кондиции (впоследствии он превратился во ВНИИ электромеханики). Уже через несколько недель появились готовые к бою танкетки-электроторпеды. Однако увидеть их в действии мне не довелось: после перевода на Крымский фронт я потерял "контроль" над своим детищем - электрокамикадзе...
И лишь четыре десятилетия спустя узнал я о том, что мои торпеды пробили брешь в ленинградской блокаде, взорвав фашистские доты.
Начав войну рядовым, я завершил ее полковником, был награжден пятью орденами и двумя десятками медалей. Но самую ценную награду, именно за свою торпеду — специальную изобретательскую медаль, - я получил через... пол века после войны, вместе с такими видными изобретателями, как профессор-глазник Святослав Федоров и академик Меркулов, создатель авиационных двигателей. А Международная академия информатизации при ООН присвоила мне звание академика.
— Вот как полезно долго жить!
— Воспользуюсь нашей беседой, чтобы сделать себе небольшую рекламу: отсылаю читателей к только что вышедший в издательстве "Молодая гвардия" моей новой книжке "Озарения Нострадамуса", где описана и вся эта удивительная история...
— Я знаю, что Нострадамус — один из ваших любимых литературных героев, но при чем тут Пушкин и Натали? — спросил я, обнаружив на экране монитора (компьютер писателя был включен) диалог Александра Сергеевича со своей супругой.
— Так, фантазирую немного. А знаете ли вы, что Натали прекрасно играла в шахматы?
— Откуда вам это известно?
— Но ведь Пушкин подарил ей книгу первого русского шахматного мастера Александра Петрова, и Натали тщательно разбирала все позиции.
— И что же ей понравилось особенно? — засомневался я.
— Задача Петрова, придуманная им в 1824 году и названная "Бегство Наполеона из Москвы в Париж через реку Березину". В ней отражались события Отечественной войны 1812 года, в том числе упущения русской кавалерии во время переправы Наполеона через Березину.
— С кем из чемпионов мира вы были знакомы?
— Почти со всеми, начиная с Эммануила Ласкера. Однажды в 30-е годы он приехал в ЦДРИ, где вручал призы в командном чемпионате страны. Я играл за "Зенит" на третьей доске, а на пятой выступал наш великий этюдист Михаил Платов, который, увы, вскоре погиб в лагерях.
— А когда вы составили свой первый этюд?
— В 20-х годах. В одном конкурсе две мои композиции заняли тогда 1-е и 3-е места. А когда мне исполнилось 80, я решил» проверить себя и снова отправил два этюда на конкурс - посвященный Троицкому. Выяснилось, что за шестьдесят лет я немного сдал: на сей раз этюды заняли 1-е и 4-е места...
— Вы давно международный мастер по шахматной композиции, но почему не гроссмейстер?
— Сам виноват: будучи десять лет вице-президентом ФИДЕ по композиции, я и придумал систему, по которой композиторам присуждают звания. Учитывается количество публикаций в "Альбоме ФИДЕ", который, кстати говоря, тоже начал издаваться по моей инициативе. Десятки моих этюдов вошли в золотой, если не бриллиантовый фонд шахматного искусства, но сколько-то баллов не хватает. Вот если бы в расчет шло не общее число этюдов, а только шедевры, тогда другое дело...
— А какие еще изобретения, кроме торпеды, принадлежат вам?
— Кажется, я первым придумал электростимулятор для сердца - подкожную электростанцию. Сигнал от головного мозга попадает в предсердие, а до миокарда может дойти не сразу из-за блокады сердца. В результате человек оказывается на грани между жизнью и смертью. Изобретенный мною аппарат вырабатывает сигналы и заставляет сердце нормально биться и в этих условиях. В результате были созданы центры электростимуляции и развернута специальная промышленность.
— Короче говоря, благодаря вам снова была прорвана блокада?
— Можно сказать и так. Между прочим, моя жена ходит с таким стимулятором уже 20 лет и, как видите, прекрасно выглядит...
— Писатель-фантаст, как я понимаю, должен идти намного впереди технического прогресса. Вы часто опережали время в своих романах?
— За 15 лет до высадки лунохода на Луну я в своей "Лунной дороге" предсказал и описал все технические подробности этого аппарата. Занятный случай произошел с моим романом "Сильнее времени". Один профессор подсчитал, что его автору удалось сделать в книге 120 открытий и изобретений! Я и сам не знал... К сожалению, не все они желательны для человечества, поскольку носят военный, разрушительный характер.
— О шахматах вы, наверное, тоже не забываете в своих книгах.
— Разумеется. Главный герой моего романа "Острее шпаги" Пьер Ферма, великий математик, играет матч с Ришелье на высокую ставку: в случае поражения он лишается своего состояния, но зато в случае победы соперник должен выпустить одного узника из Бастилии. Ришелье соглашается на шахматную дуэль и в конце концов получает мат.
— Представляю, сколько у человека "накапливается" родственников к 90 годам
— Вы правы, трудно сосчитать. У меня было три жены, с последней из них, между прочим, мы уже отметили золотую свадьбу. Четверо моих детей появлялись на свет в шахматном порядке: дочь, сын, дочь, сын. У меня восемь внуков, четыре правнука – из них двое студентов, так что есть шанс скоро стать прапрадедушкой. А вот интересный факт: моя дочь была на Урале в команде Курчатова и как первая атомщица уже в 25 лет получила орден Ленина… А внучка Даша, от младшей дочери, кандидат наук, ездит по заграницам и читает доклады. В общем, есть чем похвастать...
— Все главные достижения в вашей жизни относятся к советскому времени. Подозреваю, что вы не очень довольны нынешними реформами.
— Вы угадали, причем в высшей степени недоволен. Я написал более двадцати фантастических романов (переведенных на 25 языков) и, наверное поэтому фантастически разорен: в результате этих реформ все, что я заработал за десятилетия, превратилось в пыль. Много чего я мог бы еще добавить, но боюсь показаться читателям «МК» старым занудой…
— Какой же вы старый — всего 90! К тому же, решив два ваших этюда, которые мы сегодня предлагаем, читатели поймут - с веселым человеком имеют дело. Спасибо за беседу — и до встречи на вашем 100-летнем юбилее.
«Московский комсомолец», 19 марта 1997