«Вокруг света в восемьдесят дней»
Ни один роман великого фантаста не имел такой бурной, громкой и мгновенной славы, как этот роман Жюля Верна.
Жюль Верн печатал его отдельными фельетонами в газете «Тан», точно не зная, что будет дальше. Его герой — порождение процветающего капитализма, эксцентричный, добивающийся своего Филеас Фогг, сопутствуемый приметой века, деловитейшим пройдохой Паспарту (что в переводе значит «везде пройдет»),— неукротимо двигался из страны в страну, опоясывая земной шар. И читатели жадно следили за путешествием, раскрывавшим перед ними захватывающе разнообразный мир, спорили о препятствиях, которые встретятся на пути, о том, что увидят герои. Филеас Фогг не останавливался ни перед чем, пользовался всеми видами транспорта, какие существовали или появлялись в дни Жюля Верна, будь то поезд, лодка или слон. Филеас Фогг двигался вперед, символично олицетворяя собой прогресс, успех, преуспеяние и вместе с беспринципностью Паспарту — победное шествие по Земному шару капитализма.
Восемьдесят дней, которые назначил своему герою Жюль Верн для путешествия вокруг света, казались в то время невероятно коротким сроком, знаменующим небывалый прогресс техники.
И уже в жизни, совсем не в книгах, путешественники, не вымышленные, а подлинные, увлеченные идеей побить не поставленный никем рекорд, не раз пытались обойти Земной шар быстрее литературного героя.
Но до самого конца XIX века намеченный прославленным провидцем рекорд не был бит, точно отражая возможности времени, даже характеризуя его.
Средства сообщения, меняясь, отражают развитие человеческой культуры.
Когда-то человек ходил только пешком, он познавал край, до которого мог дойти ногами, измерял мир только шагами. Племена, жившие далеко, или враждовали, или не знали друг друга. К концу своего младенчества человек приручил животных. Дороги сблизили людей, помогая взаимопроникновению культур.
Потом человек использовал реку с ее естественной гладью, а вслед за тем море и ветер. Ветер, могучий ветер, рожденный солнечной энергией, заряженный ею, надувал паруса, отдавая эту энергию кораблю, превращая ее в скорость. И корабли плыли в чужие страны, к неведомым землям. Далекие народы узнавали о существовании друг друга, торговали или воевали. Разделенные океаном, они становились соседями более близкими, чем государства, отгороженные горой или лесом.
Но разрозненное человечество еще не соприкоснулось всеми своими частями...
Филеас Фогг начал по воле Жюля Верна свое путешествие именно тогда, когда человечество, пусть раздробленное враждой и неравенством, поняло, что оно живет на планете, любое место которой стало достижимым благодаря появлению машин.
Пути машин пересекли материки, сблизили края. Столкнулись разные языки, начали смешиваться народности.
На подножке первого паровоза, у дымящей трубы первого парохода начинал свое шествие по свету молодой, обещающий, смелый и жадный капитализм. Его энергией, оптимизмом и неукротимостью был полон герой Жюля Верна Филеас Фогг.
Какой же мир увидел он? Страны богатства и бесправия, страны так называемой «экзотики», нищеты, гордой борьбы за свободу и алчного и жестокого угнетения, мир смены одного рабства другим, мир воинствующего, захватывающего колонии капитализма, мир, который обошел герой Жюля Верна за восемьдесят дней восемьдесят лет тому назад!
Девятнадцатый век! Век великих гуманистов, писателей, художников, музыкантов, подаривший человечеству гениальных провозвестников коммунизма, век великих изобретателей, людей дерзкой, ищущей мысли, часто одинокой, но всегда возвышающейся над общим уровнем техники. Ему свойственны свои черты прогресса.
Великие бойцы прогресса, искатели, пытливые ученые и вдохновенные изобретатели за один девятнадцатый век продвинули цивилизацию от открытия электрической индукции Фарадеем до промышленного электромотора Доливо-Добровольского, от первых паровых машин Ползунова и Уатта до железнодорожной сети, охватывающей Европу и Америку, от электрической дуги Петрова (так называемой вольтовой дуги) до электрических солнц Яблочкова, от обобщений Ломоносова до изобретений Эдисона.
И вот на смену девятнадцатому веку пришел двадцатый.
Никто из преемников Жюля Верна не написал роман о новом путешествии вокруг света. Теперь книгу пришлось бы уже назвать не «Вокруг света в восемьдесят дней»...
пред. след.
|