В беседе с корреспондентом «Советского патриота» писатель Александр Петрович Казанцев сказал:
— Я заканчиваю повесть «Лунная дорога», которая будет опубликована в журнале «Нева». Вторую часть этой повести «Планета пепла» я с радостью передаю для опубликования в газету «Советский патриот», рассчитывая, что ее читатели в свое время прочтут и ее продолжение»
Кстати, продолжением повести будут еще две. Одна из НИХ, посвященная полету на Венеру, уже опубликована в октябре в «Комсомольской правде» («Планета бурь»), а заключительная повесть «Марсианин» пока существует в виде небольшого рассказа, пролога этой повести. Мне хочется в ближайший год — два закончить эту трилогию, и не без основания думаю, что наши советские люди и этому времени догонят моих героев и сами доберутся до других планет.
Глава первая
ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ
Человек за бортом!..
Второй пилот Аникин отпрянул от телевизионного экрана.
Громов, командир космического корабля «Искатель», вскочил с кресла. Высокий, он уперся рукой в потолок кабины.
На экране четко был виден американский «Колумб». От него отделился скафандр, с силой выброшенный из люка.
Нет, это не космонавт, осматривающий корпус... Американская ракета была одноместной и... быстро удалялась.
Громов посмотрел в лицо Аникину.
Широкоплечий, сбитый крепыш с веселым вздернутым носом и внимательными глазами понял его без слов. Он включил дальний радиолокатор, чтобы держать скафандр в поле зрения телеэкрана. Результаты наблюдений поступят в электронно-вычислительную машину. Аникин заложил в нее перфорированную карточку, задав программу работы.
Громов смотрел на телеэкран. Скафандр был сделан из гибкой пластмассы, точно воспроизводя человеческое тело, для которого здесь не было ни верха, ни низа. Распростертое, противоестественно невесомое, с торчащими в верхней части экрана ногами и раскинутыми руками, оно медленно вращалось от полученного толчка.
Громов нахмурился, и стал старше своих тридцати пяти лет. У него было лоб мыслителя, добрые глаза семьянина и тяжеловатые рубленые черты скуластого лица. Он представил, что чувствует одинокий человек в пустоте среди звезд, и передернул плечами.
Разноцветные колючие звезды горели без мерцания, мертвым жгучим светом, который не рассеивал окружаю- щую их черноту. Несовместимое соседство света и тьмы было особенно диким и странным близ злобно яркого, взъерошенного солнца, огненно-косматого, похожего на ослепительную медузу в море мрака.
Странен был гигантский диск уже близкой планеты, не серебристой теперь, а серой, изрытой оспинами. Она напо- минала клокотавшую и вдруг замерзшую массу, на которой, как на закипевшей каше в котелке, вздувались пузыри, оставив контуры кратеров.
Частью затененная, выпуклая, вся в зубцах гор, шероховатая, рельефная, она казалась мрачным центром чужой Вселенной.
— Упадет на Луну? — с тревогой спросил Громов.
Аникин молча указал глазами на считавшую машину. Она деловито постукивала.
Точно так же постукивала двадцать семь минут назад кибернетическая машина американской ракеты «Колумб». Перфорированную карточку взял с пульта жесткой, чуть дрожавшей рукой пилот Том Годвин.
На карточке стояла только одна цифра: «27».
Том Годвин не смел поднять глаза...
Все произошло так неожиданно!.. Одетый в скафандр с откинутым шлемом Том Годвин лишь недавно пришел в себя. По разработанной для пилота инструкции, которая в космосе имела силу Закона, он обязан был перенести взлет и начало пути усыпленным. Перед взлетом он расположился удобно в кресле пилота и принял таблетку. В сладкой исто- ме он бросил последний взгляд через иллюминатор кабины, как через окно нью-йоркского небоскреба, увидел отъезжа- ющую решетчатую башню подъемного крана, далекий забор космодрома и за ним толпу репортеров и работников «Америкэн-моторс». Над волнистой линией гор простиралось удивительное синее небо...
И вот недавно, придя в себя, он ощутил в теле пугающую легкость, а в голове гнетущую тяжесть. Небо с вбиты- ми в него гвоздями звезд было черным...
По инструкции пилоту предлагалось после пробуждения прочесть свою судьбу. Но не по звездам, как это делают модные астрологи в Америке, а по циферблатам приборов.
Автоматы прекрасно вывели ракету на орбиту. Шершавая Луна почти закрывала правое окно. Отвратительный шар без облаков! Кстати, Том Годвин так и не увидел прикрытый облаками земной шар... Теперь Земля была уже диском, огромным, но куда меньшим, чем надвигающийся тысячеглазый лунный шар. Край земного диска был съеден тенью, он походил на гигантский полумесяц с расплывчатыми краями и каким-то странным рисунком, в котором невозможно было угадать очертания материков.
Стрелки на циферблатах дрожали.
Спина у пилота похолодела. Он не верил глазам. Указатель топлива показывал почти нуль... Годвин откинулся на спинку кресла.
Что случилось? Как мог получиться такой перерасход?.. Остатка топлива едва хватит, чтобы посадить ракету на Луну. А как вернуться? Просить, чтобы забросили на Луну топливо? Да разве попадет автоматическая ракета в нужное место? Через непроходимые лунные горы одному человеку топлива не доставить…
Пилот умел держать себя в руках, даже когда был совершенно один среди звезд и приборов. Недаром он проходил на Земле жестокую тренировку одиночеством.
Он не боялся одиночества. Во всяком случае, считал, что оказаться на Земле за бортом жизни куда хуже, чем лететь одному на борту надежной ракеты в космосе.
А вылететь ‹за борт» на Земле у Тома Годвина было много возможностей. Его отец был убит в корейскую войну. Зачем было погибать Сельвину Годвину, понять было очень трудно... До того, как попасть в злосчастную армию генера- ла Макартура, он работал в Детройте на автомобильном заводе «Америкэн-моторс», но остался без работы... Вот и пошел воевать... Он думал, что умеет это делать, набив руку еще в Африке против фашистских полчищ генерал-фельдмаршала Роммеля.
Сельвина Годвина провозгласили в Америке героем, и фирма «Америкэн-моторс» даже взяла на себя заботу о его сыне Томе, еще в раннем детстве оставшемся без матери.
Он получил кое-какое образование, а когда подрос, встал к конвейеру...
Но на беду в Америке стали покупать меньше автомобилей. Был год, когда их осталось непроданными 600 тысяч штук. Кроме того, и у Форда, и на заводах «Америкэн- моторс» целые линии станков и даже конвейеров начинали работать... без людей.
Словом, Том Годвин остался за бортом…
А русские запустили первый искусственный спутник Земли...
Фирма «Америкэн-моторс» взялась делать ракеты... не только космические, конечно.
Тому Годвину, напоминая об отце, удалосьтаки устроиться. Он изучал ракеты, участвовал в их испытаниях, а когда понадобилось, изъявил готовность лететь в космос и даже пройти пытку одиночеством, которая называлась ис- пытанием. Нужно было сутками без отдыха, в полной, «вакуумной» тишине сидеть в одиночной камере модели кабины и до чертиков в глазах смотреть на стрелки приборов. А чертики появлялись, они взбирались на стрелки, строили рожи и сводили Тома с ума…
Некоторые американские психиатры считали, что космический пилот непременно должен сойти с ума...
Том Годвин надеялся на себя, и он летел в космосе один. Говорят, буддийские монахи в Гималаях добровольно за- муровывают себя на несколько лет в каменный мешок, где нет ни света, ни звука... Они остаются наедине с самими собой, отрешаясь от мира, постигая «высшее совершенство», не отвлекаемые от самосозерцания ничем... Впрочем, может быть, это и есть сумасшествие...
Черт возьми! По сравнению с гималайским каменным мешком космос с его светлыми гвоздиками звезд не так уж и плох!.. Но если из каменного мешка хоть через несколько лет можно было выйти, то из космоса без топлива не вернешься...
И Том Годвин затосковал... Он затосковал вдруг по Земле, по людям, по человеческому голосу...
Тоска эта была подобна зубной боли. Том Годвин даже сжал руками щеки.
Потом судорожно начал налаживать радиосвязь. Может быть, его считают погибшим или сошедшим с ума!..
В наушниках зашуршало. Это были звуки Земли. И вдруг раздался голос, человеческий голос славного парня Джона Смита!..
— Хэлло, «Колумб»!.. Я — Америка.
У Тома Годвина даже слезы выступили на глазах. Но разве мог он показать людям на Земле свою слабость...
— Эгей, Джон! — бодро крикнул он. — Чертовски рад услышать твой хриплый голос! Только что очухался от проклятого снадобья. Голова гудит, но кости целы. — Он знал, что его голос запишут на пластинки, их будет слушать вся Америка: в барах, на квартирах и в школах... голос первого американца из космоса, которому надо держаться достойно. — Что там подсчитали астрологи, звездочеты и кибернетические машины? — весело спросил он. — Врежусь в Луну? Скорость как надо?
— Все о’кэй! — послышалось в наушниках.
Том Годвин отодвинулся от пульта с приборами. У него было некрасивое лицо с широко расставленными глазами, чуть простоватое, но мужественное и открытое. Он с непри язнью смотрел на одну из стрелок циферблата...
— Нет, не все «о’кэй»... — медленно произнес он. — Или указатель топлива врет, как профессиональный свидетель под присягой, или... Черт его знает, почему получился перерасход топлива. Чье-то грязное дело!.. Лишь бы сесть на лунный шарик... А по поводу возвращения, — мрачно добавил он, — памятника мне не ставьте... Лучше забросьте на место посадки топливо.
Он услышал какой-то шорох.
— Ох уж эти мне помехи! — проворчал он и сдвинул наушники.
Но шорох продолжался. Годвин обернулся и вскочил. Глаза его округлились. Вот оно что! Все-таки правы проклятые психиатры...
— К дьяволу! — крикнул Годвин больше для того, чтобы от звука собственного толоса прийти в себя.
Но видение не исчезло.
Перед ним в облегающем тело скафандре с откинутым шлемом стояла миниатюрная молодая и изящная женщина с чуть сощуренными тревожными глазами и застывшей полу улыбкой на тонких губах.
— Хэллоу, Годвин! Я тоже спала при взлете, — нарочито бодро произнесла она.
— К дьяволу! — взревел, не помня себя, Годвин. — Я вышвырну тебя вон, даже если ты привидение!
— Тогда дайте закурить сигарету, — улыбнулась незнакомка. — Привидения не курят.
— Тем хуже, — сипло произнес Годвин, садясь. — Духи, по крайней мере, не имеют веса. Но если вы женщина...
— Вы сомневаетесь в этом? — с вызывающей насмешкой спросила неизвестная.
— В вас должно быть фунтов сто... сто лишних фунтов, мэм! — тяжело сказал Годвин.
— Может быть, вы пригласите даму сесть? — сказала она, стараясь установить отношения.
— Гм... Сесть? Мне нужно думать о том, как сесть на Луну, — неприязненно ответил Годвин. — А кабина... вернее, ракета рассчитана на одного... человекообразного...
Молодая женщина мило поморщилась.
Годвин вскочил. На него накатился припадок ярости, что с ним иногда бывало. Он дал ей выход в том, что стал вырывать из пульта приборы. Обладая недюжинной силой, он выворотил из панели два или три, потом в бессилье опустился в кресло.
Незнакомка спокойно наблюдала за ним.
— О черт! — простонал пилот. — Разве наберешь сто фунтов! Здесь высчитаны унции...
— Что вы думаете обо мне, Годвин? — спросила незнакомка, усаживаясь на край пульта и покачивая ногой. — Я выдержала взлет отнюдь не в вашем удобном кресле.
— Что я думаю, мэм? — раздраженно повторил он. — О том топливе, которое перерасходовано на вас при взлете. Как вы сюда попали?
— Сообщите на Землю. Там ждут этой сенсации.
— Слушайте, мэм, черт вас возьми! — вскипел Годвин. — Нам никогда не сесть вместе ни на Землю, ни на Луну... Топлива не хватит... Я вас не знаю... Может быть, вы славная девушка...
— Вы славный парень, Годвин. Включите радио.
— Не торопитесь, мэм. Я даю задание кибернетической машине... Кое-какой подсчет, прежде чем... Вы сами не понимаете, в какое скверное дело вас впутали...
— Меня? — рассмеялась незнакомка. — Если бы вы знали, кто я!..
— Очень приятно познакомиться, — пробурчал Годвин.
— Эллен Кенни, Годвин... Эллен Кенни из газеты Хента «Уорльд курьер»...
— Мисс Кенни?.. Слышал. На многое способна...
— Вы так думаете, Годвин?..