Глава третья. Клинописные свидетельства.

 

Сквозь тьму тысячелетий проступает

минувшего загадочная даль.

 

Шхуна под филиппинским флагом, с маленьким шкипером-японцем на мостике снова шла к рыболовецкому порту филиппинского островка, арендованного Великобританией для высокогорной обсерватории. Триста ясных дней и ночей в году – мечта всех астрономов.

От посёлка и порта в гору вела крутая дорога. За ней, на противоположной стороне горы проглядывали заросли девственного леса. Джунгли, где по ночам блуждали злые огоньки, раздавалось рычание, крик настигнутой жертвы и начинался другой, первобытный мир. А над ним, на вершине горы, стояла обсерватория, где отважные астрономы заглядывали в неизмеримые дали пространства.

По этой дороге, Гоббс отвёз двух лондонских врачей вниз в порт, спешно вызванных им, из-за недомогания профессора Уоллера. Но, обследовав пациента, они ничего не сказали, и теперь всю дорогу ехали с озабоченными лицами. Только в порту, старший из них, профессор Корк сказал:

– Мы не хотели мешать вам в пути – вы были за рулём. А в обсерватории мы не говорили из-за этой женщины-уборщицы, владеющей английским языком, постоянно бывшей рядом. Надеюсь, вы поняли бы нас, если бы мы сказали, что мистеру Уоллеру грозит звезда самого страшного созвездия (название в русской транскрипции), но только здесь решаемся это сделать.

– Значит, речь идёт о созвездии Рака? – догадался Гоббс.

– Да. У профессора Уоллера злокачественная опухоль желудка, которую вместе с его частью нужно немедленно удалить. Я хирург, но здесь нет ни анестезиолога, ни инструментария, ни помощников… Словом, нужна бригада врачей. Я мог бы остаться здесь, однако мой младший коллега не уверен, что его заключения будет достаточно для отправки такой дорогой медицинской экспедиции. Ведь надо оборудовать в обсерватории операционную.

Шхуна подошла к причалу. Гоббс заметил на шхуне школьного товарища профессора Уоллера. Он знал его по фотографиям - известного французского археолога Анри Лота. С присущим французам непринуждённым изяществом, тот легко сбежал по брошенному трапу на берег. Чарльз Гоббс представил учёных друг другу.

– Как здоровье профессора Уоллера, – прежде всего спросил Анри Лот.

– Плохо, очень плохо, – ответил профессор Корк, – нужна срочная операция.

– Я работал в Африке, в Сахаре, заинтересовался находками в Месопотамии, но, узнав, что происходит с Джеймсом, примчался сюда, чтобы поддержать его.

– Мы будем признательны за такую помощь. Но есть ли у вас такое средство?

– Думаю, что наши последние находки, приоткрывающие завесу прошлого, помогут мне.

– Дай-то бог, – пожал руку Лоту профессор Корк.

Уже позже, сидя у постели больного, Анри Лот рассказывал Уоллеру о том, что Сахара, где на плоскогорье Тассили он производил свои археологические раскопки, пять – десять тысяч лет назад была цветущим краем. Ему удалось обнаружить наскальные изображения, которые заставили задуматься о многом.

– Ты знаешь, – продолжал Анри Лот, - я бы не рискнул вести дальше свои исследования, если бы не встретился на английском телевидении с господином Гагариным, первым космонавтом Земли, из России. Я подошёл к нему с переводчиком и спросил: «Мсье Гагарин, вы хотите посмотреть на свою фотографию десятитысячелетней давности?»

Гагарин улыбнулся своей обаятельной, известной всему миру улыбкой, и сказал: «Но я уже видел её!»

– Не может быть! Моя книга вышла лишь незадолго до вашего полёта!

– Тогда Гагарин рассказал мне, что к нему ещё в Москве, тоже на телевидении, подошёл известный Фантаст, и поразил его наскальным изображением человека в скафандре десятитысячелетней давности. Он сказал Фантасту:

– Похоже, но не одно и тоже.

– Но так и должно быть, ведь одеяние сделано для одной цели, но в разное время, и видимо, совсем в другом месте.

– Фантаст попросил меня оставить автограф на странице моей книги с этой фотографией. Так что, – закончил космонавт, – мой автограф уже оставлен.

– Но это, надеюсь, не помешает вам, оставить автограф и в книге её автора. – И тот, вновь улыбнувшись, охотно написал вот здесь русскими буквами. "Гагарин". Без всяких завитушек. Вот посмотри, Джеймс, на один из двух автографов в моей книге, оставленных современным героем Земли.

– Но так же и на изображение его многотысячелетнего предшественника. Это действительно напоминает водолазный костюм. Но зачем водолазу ходить по земле в своём одеянии и позировать древнему художнику? Спасибо тебе, Анри, ты знал, чем заинтересовать меня.

И Уоллер вернул книгу французскому другу.

– Мне стоило больших трудов сделать этот снимок, потому что изображение проступает только когда оно смочено водой, а её приходилось возить издалека. Размером оно больше двух метров, и, несмотря на свою примитивность, оставляет ощущение могучей неведомой силы. И моя книга стала для меня реликвией, я всюду вожу её с собой.

Джеймс снова взял книгу, оживился, и с интересом рассматривал изображение человека в одежде ниспадавшей складками, в непроницаемом шлеме сидящем на складчатом воротнике, с чётко выраженными глазами.

– Да, вы, археологи, делаете открытия, а мы, астрономы, просиживая ночами у телескопов, открываем только загадки. Вот и Гоббс увидел взрыв сверхновой звезды, а её не оказалось. И он остался без собственной звездочки в астрономии.

– Да. Некоторые открытия археологов поражают не только мир, но даже и нас, учёных, искушенных в этом деле. Так, в Сахаре я узнал, что в раскопках Двуречья между Тигром и Евфратом, где некогда было государство шумеров, сделаны удивительные находки.

– Тоже наскальные изображения?

– Нет. Отпечатки на глине, с годами ставшей камнем. Клинописное послание из прошлого.

– И ты расшифровал его?

– Не я, конечно, а специалисты в Лондоне и Париже. Их расшифровки стали подлинными открытиями для мира. По утверждению клинописи, три с половиной тысячи лет тому назад, к полудиким скотоводам-шумерам из моря вышел пришелец в рыбьей чешуе и с двумя головами. Одну из которых, выходя на берег, снимал, и она оставалась у него в сложенном виде за плечами. Шумеры вначале боялись его как бога или посланца богов, но он оказался мудрым, добрым и заботливым советником. У него было по шесть пальцев на руках и ногах, и он обучил шумеров не только клинописной письменности, но и математическому счислению. Не нашему, десятеричному, идущему от десяти пальцев на руках и ногах, а двенадцатиричному. Культуру шумеров сменила вавилонская культура, которая заимствовала эти счисления. Важно, что его элементы бытуют и в наше время – двенадцать часов днем, двенадцать часов ночью, шестьдесят минут в часе (как слияние двенадцатиричного и десятеричного счисления: двенадцать помноженное на пять), шестьдесят секунд в минуте, дюжина в торговом деле, двенадцать месяцев в году, а если поискать, и многое другое.

– Конечно, – согласился Уоллер. – Двенадцать вершков в русском аршине, в нашей традиционной английской практике первенствуют дюйм и дюжина.

– Но кроме математики пришелец научил шумеров архитектуре, градостроительству и орошаемому земледелию, предопределяя этим переход кочевников к оседлой, более цивилизованной жизни.

– Но почему, – спросил Уоллер, – такой мудрец появился на берегу из моря? Где он набрался мудрости? У рыб?

– Нет. Здесь надо искать другое объяснение. Очевидно, он прибыл откуда-то очень издалека. – И археолог посмотрел вверх, представив себе небо. – Но, чтобы сохранить свой аппарат, сделать его недоступным никому, он опустил его на дно моря. И однажды он предложил одному из шумеров, Колкаанну, вместе с ним подняться в летающем доме над землей и, войдя в море, осторожно опустил свой летающий дом на берег. Колкаанн свидетельствует, что поднялся с пришельцем очень высоко, откуда земля, по его словам, "выглядела овчинкой".

– Ты упоминаешь имя спутника пришельца. А имя самого пришельца?

– Имя пришельца тоже названо – Оаанн.

– Какое странное имя! – воскликнул англичанин.

Беседа Анри Лота с другом была прервана появлением в дверях уборщицы, которая готовила для англичан на завтрак их традиционную овсяную кашу и немудрёный обед "даров моря" из рыболовецкого посёлка, теперь она подавала настойчивые знаки.

– Говорите по-английски. Мы все вас поймем.

– Почтенные господа друзья звезд, я не совсем глупая женщина. И я прекрасно поняла то, чего не хотели сказать при мне улетевшие почтенные врачи. Несомненно, они хотят вернуться с длинными ножами и банками для собирания крови. Очень уважая нашего шефа, я бы хотела уберечь его от этого.

– Что вы можете предложить? – спросил Гоббс.

– В нашем поселке около десяти лет живет удивительная женщина, которую якобы, как говорят старики, послало нам небо. Она говорит на всех языках, не двигая губами. Она умеет взглядом снимать боль и вылечивать тяжело больных людей. К ней едут сюда со всех филиппинских островов. Я бы очень-очень просила господ, друзей звезд, позволить ей осмотреть нашего шефа.

– Осмотр ничему не повредит, – сказал Анри Лот. – Я думаю, что мои английские друзья согласятся со мной.

– Тогда я попрошу молодого друга звезд, мистера Гоббса, проехать со мной в посёлок, и мы привезем ее сюда.

– Ну что ж, Чарльз, отправляйтесь, – предложил Уоллер.

Через час, выглядевшая удивительно молоденькой женщина, с огромными глазами, на краях приподнятыми к вискам, вошла в спальню профессора Уоллера.

Анри Лот и Чарльз Гоббс деликатно вышли, а уборщица осталась стоять у дверей, как бы на страже. Через некоторое время маленькая женщина вышла и сказала англичанам:

– Лондонские врачи были правы, у шефа злокачественная опухоль желудка. Они хотят резать его и силой отделить эту опухоль от органов. Позвольте мне освободить столь ценного здесь профессора от этого испытания.

– Как вы можете это сделать? – спросил Анри Лот.

– Я – врач, – сказала женщина. – Меня зовут Ойла. Я обучена извлекать такие опасные опухоли, не причиняя вреда человеческому телу.

– Где вас могли обучить этому? – спросил удивленный Гоббс.

– Я не могу вам всего рассказать. Это было бы слишком тяжело для меня. А мне надо сохранить силы для операции.

– Как можно изнутри извлечь часть органов?

– Я вам сейчас покажу кое-что, – и она попросила уборщицу принести две вязальные спицы и попросила у мужчин зажечь зажигалки. Чарльз Гоббс пожал плечами и выполнил её просьбу.

– Хотите, я проткну вам руку, и вы не почувствуете этого? – спросила она.

– Вы маленькая шутница, – с улыбкой сказал Гоббс, по-видимому, совсем не расположенный предоставить себя для подобного опыта.

– Тогда я при вас проткну свою руку, – сказала загадочная целительница, и стала вводить острие спицы себе ниже локтя. Скоро спица другим концом вышла наружу, проткнув всю мышечную ткань между двумя костями, не выдавив ни капельки крови.

– Это делают фокусники в цирке, – отметил француз.

– Тогда я покажу вам то, на что не решаются ваши фокусники. Я проткну себе сердце.

– Не делайте нас свидетелями своего самоубийства, – темпераментно воскликнул Анри Лот. Но женщиночка, отнюдь не смущаясь мужчин, оголила свою грудь и стала вводить острие спицы вглубь, опять не вызвав никакого кровотечения. Видимо, она нащупала сердце, и спица, вонзившись в миокард, начала вибрировать вместе с его сокращениями.

– Кошмар какой-то, – воскликнул Анри Лот, – я никогда бы этому не поверил.

– Как видите, я не умерла, и не испытала никакой боли. Так же точно я удалю из желудка профессора Уоллера злокачественную опухоль. И попрошу только какое-нибудь блюдо или тарелку, чтобы положить отторгнутую ткань.

– А ведро, куда стекала бы кровь, вам не нужно? – спросил француз.

– Крови не будет, – заверила Ойла.

Мужчины переглянулись.

– Только позвольте нам не присутствовать при вашем опыте, – сказал Чарльз Гоббс, – трудно поручиться за себя.

– Да, мы лучше покурим, – согласился Анри Лот.

Это были мучительные сорок минут, спустя которые из спальни Уоллера вышла торжествующая уборщица, неся на блюде, чудом извлеченную опухоль. Затем появилась скромная Ойла, и спросила, может ли она спускаться в поселок или молодой джентльмен отвёзет ее на машине.

– Да, конечно, я вас отвезу. Тем более что нужно дать из порта радиограмму, отменяющую надобность в хирургической бригаде.

 

– Оказывается, Джеймс, за чудесами не нужно отправляться за тысячи лет назад, или вперед, – сказал Анри Лот. – Что ты чувствуешь сейчас?

– Я чувствую себя много лучше, если не совсем здоровым. А до этого я не чувствовал ничего, но старался вести себя по-мужски и все подшучивал над докторшей. Говорил ей, что она выглядит молодо для своих лет.

– И что она ответила?

– Она сказала: «Не говорите о моих годах. Вы все равно этого не поймете».

– С тобой, вернее с ней, придётся согласиться, – заключил Анри Лот. – Понять нам произошедшее, невозможно, потому что такого просто не может быть.

 

<<пред. глава        след. глава >>