И снова получил я как офицер особое задание. С изумлением узнал, что мне, инженер-майору, досрочно присвоено звание полковника (минуя промежуточное звание инженера-подполковника!). Снова вспомнилась первая пятилетка и незаслуженно высокая должность главного механика завода. И опять так нужно было стране.
В новеньких полковничьих погонах с группой генерала Гамова выехал я поездом через Румынию, перешедшую перед тем в лагерь антигитлеровской коалиции, в дымящийся еще после боев Будапешт.
На улицах множество прохожих. На мостовых только военные машины. Задержался у книжного лотка со свежим изданием на венгерском языке. Поразился, увидев «Путешествие на Марс» Алексея Толстого («Аэлита»!).
Так, в едком дыму войны, встретился снова с любимой своей фантастикой! Когда-то вернусь к ней?
До Вены ехали на автомашинах. Вошли в город с первыми танками. На площади перед отелем «Бристоль» наши автоматчики в развевающихся плащ-палатках перебегали от здания к зданию, посылая короткие очереди по невидимым целям. Нас поселили в «Бристоле».
Среди ночи подняли по тревоге. Пришлось покинуть комфортабельные постели с накрахмаленным бельем. Район снова мог перейти в руки гитлеровцев. Временно перебрались в другую гостиницу. Скоро гитлеровцев окончательно выбили из Вены. Они теряли Австрию, терпели поражение в Чехословакии, в Германии откатывались к Берлину.
В Вене мне вручили правительственный мандат как уполномоченному Государственного Комитета Обороны, высшего органа Советской власти во время войны. Мне вменялось в обязанность находиться при командующем 26-й армией генерал-лейтенанте Гагине и вместе с приданной группой офицеров обеспечить демонтаж в Штирии (Австрийские Альпы) оборудования предприятий концерна Германа Геринга. До той поры я никак не подозревал, что первое в рейхе лицо после Гитлера, кричавшего о «национальном социализме», на деле оказалось столь сказочно разбогатевшим капиталистом (бандитски присваивал себе капиталы и заводы!).
Задача демонтажа оборудования оказалась не из легких. Рабочих, кроме немецких и венгерских военнопленных, в распоряжении уполномоченного ГОКО не имелось, да и конвоя для них тоже. Пришлось выходить из положения, не считаясь с нарушением обычных норм. И я представляю себе теперь со стороны, как «русский оберет» (свирепый бородач, как о нем говорили) вызвал к себе венгерского полковника и поручил ему (к его удивлению и даже радости — ведь немцы вели себя с венграми заносчиво!) охрану всех военнопленных. Оружия не полагалось, и венгр расставил свой конвой, «вооружив» его палками. Курьез, но немцы страшно обиделись и поставили рядом с каждым венгерским солдатом своего, тоже с палкой. Эксперимент удался, беглых не оказалось.
Как старшему по званию, мне привелось некоторое время быть комендантом города Брука на Майне, где находилась штаб-квартира нашей группы.
Но как все-таки перевозить тяжелое оборудование? На чем перевозить? Ведь ни вагонов, ни паровозов не имелось! Пришлось самолично распорядиться о пуске в ход бездействующих паровозо— и вагоноремонтных заводов. Промышленные объекты Штирии заработали. Австрийские рабочие обрадовались и даже шутливо прозвали бородатого полковника «вице-королем Штирии».
Вскоре поезда, укомплектованные пригодными вагонами, появились на территории заводов Геринга. Оборудование следовало демонтировать и погрузить. Пришлось мне еще раз сыграть роль бородатого полковника и с самым свирепым видом вызвать к себе трясущихся от страха геринговских специалистов. Их глупо запугали нелепыми россказнями, будто они предстанут перед самим переодетым маршалом Толбухиным. Чепуха, конечно! Я просто предупредил инженеров, что все оборудование они должны только демонтировать. Перепуганные инженеры удалились и с немецкой педантичностью, безукоризненно выполнили «грозный приказ».
Но не надо думать, что в задачу нашей группы входил один лишь демонтаж оборудования. Напротив!
Благодаря присутствию в нашей группе советских специалистов самой высшей квалификации, таких, как подполковник Илья Коробов, из знатной инженерной семьи Коробовых, или мой друг Николай Зосимович, нам удалось совместно с австрийскими инженерами в кратчайший срок запустить паровозо— и вагоноремонтные заводы Штирии, заложив тем основы возрождения австрийской промышленности.
Выполнение всех этих задач требовало огромного напряжения, отказа от сна и быстрого передвижения по альпийским дорогам Штирии. На трофейной малолитражке «опель-олимпия» я носился в Вену и обратно. Сидя за рулем, я не слишком считался с дозволенными скоростями, тем более что на лобовом стекле машины виднелся правительственный пропуск на право проезда, через все контрольные пункты без предъявления документов. Вот за эти-то скорости я однажды и поплатился.
Из штаба фронта приехал офицер и передал приказ явиться к начальнику тыла генералу армии Петрову. Поехали мы с офицером-порученцем на этой самой прыткой «олимпии». Казалось странным, почему мой попутчик так дотошно расспрашивает об этой машине, с удивлением разглядывает самую обыкновенную малолитражку. Понял я это, лишь представ, холодея, перед разгневанным генералом армии. Он распекал злополучного полковника, не считаясь с его правительственным мандатом, за то, что не мог догнать «оппель» на своем прославленном «хорхе». Тщетно было убеждать генерала, что «олимпия» не в состоянии развить скорость свыше ста шестидесяти километров в час (как он утверждал!). Генералы не ошибаются! Тем более что имеют право отобрать «провинившуюся» машину, «спешив» строптивого полковника.
Ехать обратно в 26-ю армию мне пришлось на попутных машинах. Командующий армией генерал-лейтенант Гагин, узнав о случившемся, вызвал к себе незадачливого гонщика, выслушал его, похохотал и тут же «наградил» за лихость новой «олимпией», наказав: «Гоняй, шею не ломай и генералов не перегоняй».
Гонять пришлось, иначе не успел бы… Но генералов старался не перегонять.
Как-то старый друг по Томску и Белорецку подполковник Н.З.Поддьяков, случайно оказавшийся в моей группе, принес найденное на территории порученного ему завода в Капфенберге письмо на немецком языке, подписанное генералом Schkuro. Шкуро? Кто во время гражданской войны не слышал этого устрашающего имени? Но Штирия? Немецкая армия? Вскоре все прояснилось, собственными глазами повидал я белогвардейского генерала, одетого в немецкую форму, а с ним атамана Краснова, тоже кровавого страшилища для донского казачества.
Скоро меня поставили в известность о готовящейся операции, которая затрагивала территорию подведомственного нашей группе завода в Юденбурге. Город разделен горной речкой с высокими берегами. На одном находился завод, а на другом… английские войска, размещенные в городских домах. Англичане сообщили нашему командованию, что в их расположении окружен немецкий конный корпус генерала Шкуро. Он входил в состав армии предателя Власова, плененного со своим штабом в Праге как раз нашей 26-й армией. Ее командующий генерал Гагин вскоре после знакомства рассказывал мне об этом. Так вот, Шкуро, белогвардеец в гитлеровской форме, отказался разоружить свой семидесятитысячный корпус. Англичане хотели избежать столкновения и разработали план бескровного усмирения упрямого генерала. Они предложили нашей стороне «разыграть» начало боевых действий между советскими и английскими войсками, о чем так мечтали разбитые нацистские главари. Английское командование поставит в известность генерала Шкуро «о случившемся» и предложит его корпусу принять участие в развязанных боях в составе британских сил. Для выполнения деталей задуманного плана и требовалась территория еще не демонтированного завода в Юденбурге. Пришлось ехать туда с представителями штаба армии на новой «олимпии». По пути поднимали по тревоге войсковые части. И за нашей спиной начиналась артиллерийская канонада, которую должен был услышать генерал Шкуро. Как и следовало ожидать, продажный генерал с радостью согласился воевать вместе с англичанами против русских. Генералу Шкуро объяснили: у англичан свои правила, свои незыблемые традиции. В составе британских войск не может находиться подразделение или соединение, солдаты которого одеты во вражескую форму и вооружены вражеским (немецким) оружием. Генерал Шкуро посчитался с английскими причудами (не все ли равно, как быть одетым и из чего стрелять!) и согласился: пусть его кавалеристы временно пересядут с коней в грузовики, переоденутся в английскую форму и перевооружатся в двух пакгаузах, как ему сказали, расположенных на противоположных берегах реки.
Неизвестно, как вели себя шкуровские волки, когда у них «на английской стороне» забирали оружие, что-то непонятное объясняя на английском языке. Я при этом не присутствовал. Но идущую впереди автоколонны легковую машину, пересекшую мост с английской стороны, видел сам.
Она остановилась, окруженная советскими солдатами в зеленых фуражках пограничников. Маленький человек в форме немецкого генерала вышел из машины, сердито хлопнув дверцей. С заднего сиденья выбрался седой плотный атаман Краснов в казачьей фуражке с красным околышем. Увидев зеленые фуражки с красными звездочками, пакостно выругался и сказал так, что и нам было слышно:
— Опять эта сволочь-англичанка обманула!
Видно, не впервой это было белогвардейскому атаману.
Шкуро помалкивал. Затем по мосту двинулись грузовики, набитые разоруженными шкуровцами в немецких шкурах. Они ждали нового оружия, но увидели его в руках советских солдат, встречи с которыми так страшились.
Потом с группой офицеров мы ходили по цехам, куда пограничники отконвоировали люден с крысиными взглядами, одетых в мышиную форму.
Слышался отборный мат и блатной жаргон, на котором объяснялись между собой эти отбросы, предавшие Родину.
Кто они? Уголовники? Обманутые? Измученные в плену или искатели легкого пути? С каждым будут разбираться особо на суде. Но всем им вместе произнесен приговор истории.
Потом еще долго через Брук-на-Майне гнали табуны трофейных коней.