ВСЕЛЕННАЯ В КАПЛЕ РОСЫ

Помню, как вместе с Алексеем Леоновым я стоял перед стендами с картинами и рисунками, выставленными по случаю Всеевропейского конгресса научных фантастов (Польша, 1976 г.). Мы только что вернулись с осмотра Цитадели в Познани. Несколько странно после суровых реликвий военных лет смотрелось это собрание произведений художников-фантастов, стремившихся как можно дальше уйти от реальности, отрешиться от всего земного. Делалось это с помощью привычных для фантастики приемов; место действия переносилось в пространстве и времени — на другие планеты, в далекое будущее.

Алексей Архипович, я и другие участники конгресса не без интереса рассматривали омерзительных чудищ, обитающих якобы в иных мирах, инопланетян, похожих на осьминогов, причудливые конструкции, созданные этими существами, многокрасочные ландшафты чужих планет, растения без корней и корни без растений...

Чем удивительнее, тем лучше! Тем не менее «Гран-при» «Еврокона», как именовался европейский конгресс фантастов, был присужден художнику, писавшему пейзажи с натуры, — нашему славному космонавту Алексею Леонову!

В те дни, осмысливая причины ухода западных фантастов в «непохожее и необыкновенное», я вспомнил, как в начале 70-х годов вместе со своим другом художником Юрием Макаровым, иллюстратором почти всех моих книг, побывал в мастерской молодого московского живописца Виталия Лукьянца.

Макаров иллюстрировал мои произведения в реалистической манере, которая, на мой взгляд, подчеркивает достоверность фантастических ситуаций. Общий интерес к реалистической живописи и привел нас в мастерскую Лукьянца — казалось бы, совсем не фантаста, ведь его творчество никогда не отрывалось от Земли... Однако мы оба пришли к выводу, что оно фантастично, хотя Лукьянец не пытался писать красочные пейзажи неведомых планет, как, скажем, сочинский художник Г. Курнин; Лукьянец не создавал своим воображением грандиозных астроинженерных сооружений, как ныне покойный профессор Г. И. Покровский, не возводил на холсте городов будущего...

Потом я часто бывал в мастерской Лукьянца и горжусь тем, что одно из его полотен — «Спящая галактика» — висит у меня в кабинете, привлекая внимание посетителей из многих стран мира. Они оставляли свои автографы на деревянной раме, чтобы она, как шутил Лукьянец, стала ценнее самой картины. У меня собралась внушительная коллекция подписей академиков и журналистов, писателей и художников, кинематографистов и музыкантов...

Но картина не нуждается в рекомендациях. Прекрасная женщина среди звезд, и волосы ее светятся космической спиралью... Нередко меня спрашивают, как спросил художника и я сам: «Что это? Светящиеся краски?» Но нет! Это обыкновенное мастерство. Однако главное — те мысли, которые возникают, когда любуешься этим произведением.

Точно так же исполнено высшего гуманизма и «Мироздание» (слева). Кстати, эта работа очень высоко оценена устроителями выставки космической живописи в Хьюстоне. В фантастический мир космоса, к сверкающим центрам атомного кипения материи, к звездам живым и рождающимся, к светилам гигантским и карликовым, в мир феерических комет, задумчивых лун, цветущих и обледенелых планет, в бездонный космос уходит женщина Земли, ведя за руку своего малыша — истинного хозяина всей необъятной и зовущей вселенной!

Заинтересованный истоками творчества Лукьянца, я узнал, что путеводными звездами всегда служили ему суриковские шедевры. В картине «Утро стрелецкой казни» он указал мне не на известную всем фигуру Петра, не на объятых горем стрелецких жен и не на силуэты их мужей, готовых принять смерть. Лукьянец показал на белые пятна рубах, повторяющие рисунок созвездия Большой Медведицы. Случайно это? Едва ли...

Так в чем же суть фантастического искусства последователя реалистической школы? В символике и глубоком подтексте, унаследованных от великих. Потому-то напоена земным очарованием его картина «Соловки» (слева). Глубокого смысла исполнены два небесных светила — дневное и ночное, две искрящиеся дорожки на водной глади, устремленный ввысь силуэт древнего монастыря и загадочный летательный аппарат в северном небе... А «Петрозаводское диво» (справа) наверняка взволнует не только поклонников НЛО, но и серьезных ученых.

Не чужды философские искания и другим работам Лукьянца. Внимательный зритель сразу увидит, что в «Цветах вселенной» на фоне космического неба, расцветающего лепестками звездных взрывов и спиралями галактик, земной мальчуган держит в руке «цветок», словно сорванный с этого необыкновенного небесного луга.

Думая о фантастике и о ее воплощении в искусстве, я в последнее время все чаще прихожу к мысли, что фантастике присуща многообразность. В этом ее особая притягательная сила. Безусловно, необходимы и инопланетные пейзажи Курнина, и картины-проекты Покровского, и незабываемая космическая натура Леонова. Даже пугающие чудовища западных художников, вероятно, нужны. Но особенно ценно философское осмысление таких абстрактных категорий, как время, пространство, движение. Люди, работающие в столь многотрудном направлении, заслуживают всяческой поддержки. Именно таков Виталий Лукьянец — художник, которому предстоит сказать еще очень и очень много.

АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ, писатель-фантаст

«Техника – молодежи» № 4 1980