Все года
1929 1954
1956 1958
1960 1961
1962 1964
1965 1966
1967 1968
1969 1972
1973 1974
1975 1976
1977 1978
1979 1980
1982 1983
1984 1986
1987 1988
1989 1990
1992 1993
1994 1999
По алфавиту

 

ЗА ВЫСЬЮ ВЫСЬ

 

Дача Сергея Васильевича Смирнова в Переделкине стоит напротив моей, прямо у кромки леса.

Я нередко наведывался к нему. Он последние годы не выходил за пределы участка — после того, как в Москве сломал шейку бедра. Операция была невозможна из-за тяжелой формы диабета, и поэт обречен был теперь на костыли.

В день, когда я зашел в его садик, зацвели яблони и уже набухала сирень, особенная здесь, махровая, пышная.

Сергей Васильевич сидел, казалось, на завалинке и что-то мастерил. Завалинки, конечно, не было. Просто ему вынесли стульчик, прислонив к стене дачи, и он чинил свой костыль.

— Вот умудрился сломать, — объяснил он мне — Теперь вспоминаю рукомесло.

— Давно вас рукоделом знаю, со времени вашего «Котелка» — сказал я.

— Неужели помните? — спросил он, и с видимым удовольствием прослушал, как я прочитал на память строки из его знаменитых стихов.

 

Обронил я во время похода

Котелок на одной из дорог.

Набежавшая сзади подвода

Исковеркала мой котелок.

 

Пострадал неизменный товарищ,

Превратился в бесформенный ком.

Это значило — каши не сваришь,

Не согреешь себя кипятком.

 

Котелок никуда не годится,

Но его я исправил, как мог...

 

Я-то знал, что белобилетник Сергей Смирнов ушел-таки добровольцем на фронт и попал с Панфиловской дивизией в самое пекло.

— Да, шагали мы тогда по свету, — сказал он. — А вы знаете, я теперь прозу задумал

— Прозу? — удивился я

— Тоже про пешее хождение. Великое дело! Я ведь в юности вдвоем с товарищем через всю Россию-матушку прошагал, из Москвы в Крым, где родился. Вот и хочу вспомнить, что видел, что чувствовал.

Я с горечью взглянул на его костыли. Прикованный к ним больной человек мысленно вновь пересекает всю страну, чтобы рассказать о Родине.

— Какие леса! Какие реки! — говорил он, продолжая возиться с костылем. — Я там на речке одной первый поцелуй урвал.

— Девица-краса?

— Краса, да не девица! Вот послушайте. — И он прочитал трогательное стихотворение «Первый поцелуй».

В нем описывается, как поэт, плывя на лодке по реке, встречает над запрудой «яблоньку в цвету» и приветствует ее.

 

Обернулась яблонька-дикарка,

Отразилась в медленной волне

И дороже всякого подарка

Потянулась веткою ко мне.

 

Видимо, ее не пригибали,

Ну, а я дерзнул не по летам

И припал шершавыми губами

К молодым нетронутым цветам.

 

И поплыл с веселостью нахала,

А она без лишней суеты

Мне прелестной ручкой помахала,

Облаченной в белые цветы.

 

— И с тех пор прикипел ко мне тех яблонь цвет, — закончил он, взглянув на деревцо. В ветвях его запуталось, словно упав с неба, розоватое облачко — Вот вы, фантаст, все в космосе витаете, а я тогда на Земле «Пространство» ощутил как «край краев за краем света и за высью высей высь!»

По моей просьбе Сергей Васильевич записал для меня этот экспромт. В другой раз услышал я за смирновской оградой шум молодых голосов, смех, не выдержал и зашел.

За разросшимися кустами виднелся огонек костра, а подле него расположились, оказывается, ученики Смирнова из Литературного института.

Мне неловко было вторгаться в этот вечерний «поэтический симпозиум» — Сергей Васильевич как раз читал свои сатирические стихи.

И я слушал их, а они прерывались искренним хохотом и рукоплесканиями молодых поэтов.

Ученики готовы были носить его на руках. А сам он еле передвигался на костылях

Сергею Васильевичу становилось все хуже и хуже Я стеснялся запросто заходить к нему, но жена его, Галина Николаевна, встретив меня на улице, шепнула, что Сергей Васильевич хотел бы повидаться (а я воспринял «попрощаться»).

Я сидел в ногах на его кровати, с которой он уже не вставал, и мы обсуждали все происходящее в мире. Он все близко принимал к сердцу, возмущался, негодовал, надеялся, верный самому себе, каким он был всегда.

Галина Николаевна провожала меня через сад, где все давно отцвело и веяло запустением

— Не успеваю, — оправдывалась она. — За Сережей нужен такой уход.

Зная жену поэта, всегда улыбчивую, заботливую, неунывающую, я рискнул прочесть ей пришедший в голову экспромт.

 

Над вами небо всегда сине.

Хоть дочь у вас всего одна,

И пусть не мать вы героиня,

Но героиня вы жена!…

 

Галина Николаевна расцеловала меня.

В дождливый, унылый осенний день она зашла к нам на дачу и прочитала произнесенные Сергеем Сергеевичем его последние поэтические СТРОКИ.

 

Уходит жизнь, минорно скрипнув дверью,

Уносит все надежды на веку.

Прости, кукушка, больше я не верю

Былому многократному «ку-ку»...

 

Зимой, почти в день его восьмидесятилетия, Сергея Васильевича Смирнова, большого русского поэта, не стало.

Я не мог удержаться, чтобы не написать сонет его памяти, в котором есть и такие строки.

 

В метро — первопроходчик он в забое.

Из всех поэтов лишь Смирнов один

Стоял с панфиловцами в стужу под Москвою

И обрывал злой лязг чужих машин.

 

Он беспощадным был порой в сатире.

Но лирика нежней найдешь ли в мире?

 

Вместе с его последним дыханием слетели обращенные к жене слова «Считай, что ухожу в грядущее».

 

Александр КАЗАНЦЕВ