34
Все года
1936
1946
1951
1958
1960
1962
1963
1967
1969
1973
1975
1981
1984
1987
1995
1996
1997
1998
1999
2001
По алфавиту

Грозный девятый

 

(Научно-фантастические размышления о будущем энергетики)

 

«Фантазия — поэта друг.
Нет без фантазии наук!»

Из сонета автора

 

В лучшем своем для заграничной по­ездки костюме я стоял на одиннадцатом этаже самого большого в те времена лай­нера «Куин Мэри», пересекавшего Атлан­тический океан.

Затаив дыхание я восхищался силой разыгравшейся стихии.

Горные хребты словно сорвались с мес­та и ринулись на нас с развевающимися по ветру пенными гривами. Как лодчонку, вскидывали они наш лайнер на свои седые спины. А вслед за тем бросали его в про­пасть с крутыми склонами в пенных узо­рах на диковинно зеленом мраморе.

И вдруг за восьмью водными горами поднялась чуть ли не до самого неба девя­тая волна — грозный по легендам моря­ков и страшный вблизи ДЕВЯТЫЙ ВАЛ, ударив сбоку, переламывал металличе­ский корпус корабля, переворачивал не только былые каравеллы, но и современ­ные грузовые транспорты.

И словно не сдерживая напора своей бешено рвущейся силы, загибался он кло­кочущей верхушкой вперед, нависая над корабельными мачтами, заслоняя низкие, готовые утонуть вместе с кораблем тучи.

И он низвергнулся, девятый вал, в зеле­ную пропасть с нашим ничтожным для него гигантом-лайнером на ее дне. Не вски­нул он его на гребень, подобно другим волнам, а яростно разбился о форштевень, на миг закрутив водоворотами на нижних палубах, взметнув к верхушкам мачт фон­таны воды и свинцовых брызг.

Я пришел в себя, выплевывая горько-соленую воду, промокший до нитки. Про­щай, мой выходной костюм!

Потом, гордый тем, что ощутил на се­бе предельный по силе шторм, и счастли­вый, что не смыло меня за борт, спускал­ся я в каюту, чтобы переодеться и потом за обеденным столом повествовать о сво­ем «геройстве».

За нашим столиком мы сидели только вдвоем с моим спутником, как и я, инже­нером, направлявшимся в Америку. На­зову его условно Ширяевым, спустя полвека стал он академиком, одним из высших авторитетов советской энергетики. Но тогда мы оба были молоды и малозаметны.

Мы с Ширяевым рассуждали о силе океанского шторма.

— Вот взнуздать бы Человеку девятый вал! — сказал Ширяев.

Тогда, в 30-е годы, мы еще не знали ядерных бомб. Это теперь можно было сказать, что бывают такие ураганы в океа­нах, когда ежесекундная их энергия рав­на атомному взрыву. А для того чтобы искусственно вызвать в океане даже не­большую бурю, не хватит всей энергово­оруженности человечества!

А здесь все это шутя сделало Солнце, неравномерно нагревая атмосферу и по­рождая тем ветры по всей Земле и в основ­ном — над океанами, составляющими пять шестых ее поверхности.

Недаром наши предки плавали под па­русами, недаром муку мололи на ветряных мельницах! Но что это по сравнению с мощью только что виденной волны!

Как известно, волна — это колебание частичек воды под воздействием ветра, и с тем большим размахом, чем он сильнее. Каждый соседний слой воды тоже прихо­дит в колебание, но с некоторым запозда­нием, что и создает видимость «бегущей волны». На самом деле вода никуда не бе­жит, оставаясь на месте. Бежит «энергия ветра», переданная им волне и кочующая с кажущимся бегом гребней, с которых ветер срывает гривы, словно он и впрямь гонит гряду валов к берегам, где разби­вает о прибрежные скалы последнюю вол­ну, высвобождая запасенную в открытом океане энергию, частично перешедшую по пути в бесполезное тепло. Но и остатка ее достаточно, чтобы с ревом вздымать об­лака пены, фонтаны воды, подтачивать скалы, разрушать людские сооружения: набережные, пляжи, молы, причалы. Ис­покон веку с восхищением наблюдал чело­век эту дикую, неукрощенную силу, ни­когда никому не служившую.

Обо всем этом почти полвека назад мы мирно беседовали с будущим академиком, согласные с изначальностью солнечной энергии, которую щедро дарит нам свети­ло. Частично энергия эта отражается Зем­лей в космос, частью используется на био­процессы, а в немалой доле передается ветрам, вздымающим океанские волны. В результате за миллионы и миллионы лет на Земле установился тепловой баланс, определяющий ныне существующий доста­точно хрупкий климат. При нарушении теплового баланса планеты, при повыше­нии среднегодовой температуры всего на 3°, начнется таяние полярных и ан­тарктических льдов, что повлечет подня­тие уровня океана на 50-70 м и затопле­ние промышленно развитых стран. При этом из всех столиц Европы только Москва осталась бы среди океана на безымянном острове.

— Ну, до всяких катаклизмов еще да­леко! — заметил Ширяев.

— Почему? Вот ты — энергетик. Сжи­гаешь топливо, добавляя к солнечной энер­гии еще какую-то долю из былых ее запа­сов, сохранившихся в горючих ископае­мых — угле, торфе, нефти.

— Ну, хватанул! — отмахнулся Ши­ряев. — Земная энергетика — лужица по сравнению с океаном солнечной энергии.

— Не скажи, — возразил я. — Вот мы с тобой едем в страну автомобилей, они там на улицах, как муравьи в муравейни­ке. И мы собираемся иметь их не меньше. А каждый из них — тепловая станция, сжигающая горючее, добавляющая этим тепло к солнечному и при этом загрязняю­щая атмосферу. Если энергетика Земли возрастет по крутой кривой, то через сот­ни лет привнесенное тепло будет сопоста­вимо с солнечным и при «парниковом эф­фекте» слоя углекислоты может подогреть планету до опасного предела.

— Ну, это ты, брат, загнул. Сразу вид­но, что фантастикой балуешься. А я чело­век дела. Энергостанции строим мы для сегодняшних наших нужд, не задумыва­емся над далекими тысячелетиями. Вот Волгу-матушку запряжем, новые русские моря разольем.

— Это хорошо, поскольку и гидроэнер­гетика — вид солнечной энергии. Но сколько пахотных земель, городов, сел за­топите!

— Лес рубят — щепки летят. Энергия нужна стране, и мы ее дадим. Вот так!

Вернулись мы с Ширяевым домой пе­ред самым началом второй мировой войны.

Проезжали через фашистскую Герма­нию и родину Шопена, провожаемые фаль­шивыми улыбками пограничных и тамо­женных чинов.

А что было потом, всем известно...

Прошли десятилетия. Мы с Ширяевым следили друг за другом как-то издали. Он видел мои книги. Я следил за его про­движением. Порадовался его избранию в академики.

Встретились мы вновь на пуске первой в мире атомной электростанции в Обнинске под Москвой.

Он узнал меня в толпе приглашенных, взял за руку и провел на площадку с пери­лами над атомным реактором, объяснял его устройство, принцип которого я описал еще, видимо, в неизвестном ему рассказе «Взрыв».

— Вот видишь, брат-фантаст. Действительность обгоняет вашу фантазию. Вме­сто того чтобы поджимать хвост перед ка­таклизмами грядущих тысячелетий, мы уже сегодня даем людям МИРНЫЙ АТОМ, который становится символом счастья и изобилия будущего человечества.

Приятно было слушать академика, не хотелось возражать ему, говоря, что ни­когда действительность не обгонит мечту, как не обгонит человек вытянутую вперед собственную руку.

Ширяева оттеснили от меня, и он изда­ли кивнул мне.

В третий раз мы встретились с ним после чернобыльской беды.

Он только что вернулся с места аварии, где отважно расследовал все связанные с нею подробности. Журналистов (и меня в том числе) так близко к злосчастному месту не пустили.

Беседа наша с Ширяевым состоялась в Киеве. По счастливой случайности мы ока­зались в одной гостинице («Украина»), сидели в ресторане вдвоем за общим сто­ликом, что напоминало нам «Куин Мэри».

— Вот так, фантаст. Качки здесь нет, и мы с тобой слегка поблекли, а полярные льды вопреки тебе все не тают. Слышал я, что ты даже исколесил всю Арктику на «Георгии Седове». Не тают упрямые льды, хоть и добавляем мы тепла к солнечному теплу и «мирным атомом», который СО2 в атмосферу не дает.

— Не всегда он мирным оказывает­ся, — заметил я.

— Да, беда приключилась. И как всегда, беда показывает истинных героев. Я только что видел «памятник», ко­торый они сами там ставили: следы в за­стывшем битуме, который от жары рас­плавился, когда первые пожарники прим­чались тушить пожар. Этим следам ге­роев век поклоняться будем.

— Да, не перевелись у нас герои со времени Великой Отечественной войны.

— Есть современные Матросовы и среди пожарников, и среди атомщиков, ко­торые жерло атомное похоронят в бетон­ном саркофаге на вечные времена.

Я мысленно представил себе, как ста­вят около взбесившегося реактора высо­кие бетонные стены, смонтированные на стороне, как потом накроют его, сбрасывая с высоты, защищающей от радиоактивно­сти, бетон, и неожиданная мысль пора­зила меня.

— Слушай, Ширяев, то есть ваше академическое превосходительство! А что о тебе и о всех нас подумают наши потом­ки?

— Как что? — удивился Ширяев. — Поймут, что без аварий прогресс не мо­жет развиваться. Вспомни, сколько было кораблекрушений, сколько железнодорож­ных катастроф, автомобильных и само­летных аварий. Разве они повернули тех­нику вспять? Нет, друг, атомную энерге­тику будем развивать. Без нее никак не обойтись.

Мы с ним вышли на красивейшие киев­ские улицы с каштанами, напоминавшие Париж. Решили дойти до Владимир­ской горки, увидеть Днепр и открываю­щуюся за ним ширь.

Шагали не торопясь, продолжая нача­тый разговор. Ширяев говорил:

— Конечно, новая техника требует особой ответственности. Но у нас есть прекрасные аппараты защиты, найдут­ся надежные люди. Дисциплина при од­ном воспоминании о Чернобыле вынуж­дена будет подняться до предельной чет­кости. Отступать не будем! Беда мобили­зует. Какая организованность была про­явлена при эвакуации людей из пора­женного района! С той же организован­ностью проведем дезактивацию, обеспе­чив людям возвращение.

— А если спросят наши внуки, поче­му мы строили такие опасные агрегаты, как атомные реакторы, на поверхности земли?

— Так не в космосе же их сооружать! В космос никакой атом пускать нельзя, — назидательно сказал академик.

— Не в космосе надо, а под землей, на достаточной глубине, чтобы сделать реакторы, даже в случае аварии, легко изолируемыми от внешнего мира и неуяз­вимыми для диверсантов или снарядов высокоточного попадания (даже без атом­ных зарядов, с простыми фугасками).

— Да ты что? Тебе известно, что са­мые дорогие строительные работы — это земляные?

— Известно. И еще известно, что пе­ред ценой не останавливаются, когда роют шахты для добычи каменного угля даже в полтора километра глубиной. Кроме того, метро роют во многих; городах, а их станции вполне бы могли быть реакторными залами (на достаточной глубине, конечно!).

— Фантаст ты, Саша, а не государ­ственный человек. Сотнями миллионов рублей готов бросаться. Да мы техниче­ской дисциплиной их отработаем, страхи твои потушим.

— Это не страх, а беспокойство о том, чтобы не произошло нечто подобное чернобыльскому. Насколько потери мо­гут превзойти затраты, требуемые для помещения реакторов под землей, и пред­ставить себе нельзя. А спасенные чело­веческие жизни никакой суммой не оценить.

— Да мы в МАГАТЭ международные соглашения о взаимоинформации и ока­зании помощи при ликвидации послед­ствий аварии заключаем!

— А не лучше ли показать всем наро­дам мира, что, кроме взаимной информа­ции и сердобольной помощи, можно ис­ключить аварии вообще? Нужны между­народные законы, запрещающие разме­щение атомных реакторов на поверхности земли. И 'придется западным государ­ствам по требованию своих народов сокра­щать безумные расходы на вооружение, чтобы пойти на необходимые траты и спрятать атомы в безопасные для людей подземелья.

— Что же, поднимать общественное мнение не только против военного, но и против мирного атома?

— Не просто мирного, но еще и зло­го. Под землей его «взнуздать» надо, как ты хотел взнуздать когда-то девятый вал.

— Я? Девятый вал? Когда? — удивил­ся Ширяев.

— А помнишь одиннадцатибалль­ный шторм в Атлантическом океане? «Куин Мэри»?

— Неужели я так тогда сказал? А какие мы с тобой были молодцы!

— Именно так сказал, да забыл. А я вот сейчас после Чернобыля, глядя на Днепр, вспомнил об океанском девятом вале.

— Вспомнил? А ведь верно: НОВОЕ — ЭТО ХОРОШО ЗАБЫТОЕ СТАРОЕ.

— Понимаешь, Ширяев, то есть ваше академическое превосходительство! Вам, академикам, в самый раз поднять вопрос об использовании в энергетических целях ОКЕАНСКИХ ВОЛН.

— Хуже всего показаться неосведом­ленным, Саша. Есть проекты использова­ния волн прибоя. Ознакомься, просветись.

— Бери шире. Не станции прибоя на берегу, а «станция взнуздания океанской волны». Это твои слова!

— Нет, уж лучше — «Энергетика океанского волнения».

— Как знаешь.

— Пока только название знаю.

— Почему только название? Есть мно­жество способов использования колеба­ний, в том числе океанской волны. Давай посидим на бульваре Шевченко и обсу­дим самый простой из них, не требую­щий никаких изобретений, для которого все необходимые агрегаты освоены про­мышленностью.

На облюбованной нами лавочке каран­дашом было написано «Катя + Ваня = Любовь». Ширяев уселся и возобновил беседу:

— Что же, ты корабли энергетические хочешь проектировать?

— Нет, зачем корабли. Нефть со дна моря добывают не с кораблей, а с плат­форм. Предусмотри подобную платформу для того, чтобы пробегающая под нею волна поднимала поплавок, приводящий в движение воздушный насос. И я нари­совал на песке несколько линий.

— Это ты что? Волной хочешь кузнеч­ные меха дедовы в движение приводить?

— Не обязательно меха, но как образ, притом доходчивый, меха можно вспом­нить. Итак, насосы качают воздух в закры­тые резервуары с рабочей водой, скажем до давления в 10 атм. Если воду под таким давлением пустить на лопасти обыкно­венных, хорошо тебе знакомых турбин, она уподобится струе из водохранилища, подпертого плотиной в 100 м высотой.

— Ну используешь ты воду из своей гигантской цистерны — придется на запасную переходить.

— Конечно! А ты их запроектируешь множество, в расчете, что при опоражни­вании одной цистерны вода под давлени­ем на лопасти турбин будет поступать по­очередно из разных резервуаров, пока первые «наполняются отработанной во­дой.

— Да у тебя уж и проект готов! Пиши докладную. На бумаге, а не на здешнем песочке. Приведи цифры. Рас­смотрим.

— Это вам, энергетикам, надо де­лать, — передавая палочку академику, ответил я. — В глобальном масштабе, что­бы не жечь больше топлива, чтобы не за­рывать злой атом, делая его «мирным». Предотвращайте климатические катаклиз­мы Земли на будущие тысячелетия. Впро­чем, есть ученые, которые говорят об опасном полстолетии.

— Эка, куда хватил! Вот уж фантаст, так фантаст! Я, пожалуй, романчик твой какой-нибудь прочитаю.

— Прочитай, прочитай! Я давно обо всем этом говорю. Но читают-то меня будущие академики, а теперешним недо­суг.

— Ну ладно! Поговорим всерьез. Кто же из-за твоих страхов пойдет с бухты-барахты на такие траты, чтобы «на всякий случай» действующие атомные станции под землю зарыть, энергетический кризис вызвать? Каково там реакторам вместе с турбогенераторами будет под землей? Кто и как их обслужит?

— Так не надо турбогенераторные за­лы и аппаратуру управления реактором под землю опускать. Все это останется на поверхности земли. Но вот в случае океан­ской волны водные турбины с электроге­нераторами и воздушными насосами, при­водимыми океанской волной в движе­ние, выгодно размещать на надводных платформах, ибо электроток по кабелям проще передавать на берег, чем сжатый до десяти атмосфер воздух по трубам.

— И на все-то у тебя есть ответ. А об ав­томобилях ты думал? Помнишь, сколь­ко мы в Нью-Йорке их увидели, а теперь и у нас не меньше. Что, снова на лоша­дей сесть?

— Электромобили их заменят. И не только с аккумуляторами, заряженными электротоком от океанской волны, но и с водородными элементами. Водород-то при избытке энергии, из воды электроли­зом проще простого получить. А водород­ный элемент ток даст на электродвигатели у автомобильных колес. Все это требует, конечно, разработки. Задание, так ска­зать, нашей молодежи для грядущего века.

— Так я ж и говорю, что думать тут надо. Нельзя с бухты-барахты, — солид­но заключил академик, тяжело подни­маясь.

— Конечно, надо. Притом всем тем, кто в этом заинтересован и у нас, и за рубежом. Конечно, я тебя, твое лысое превосходительство, всем этим увлечь хочу, но главное увлечь молодежь, ре­бят, которые только еще задумываются чем им заняться.

— Вот ты им и расскажешь для нача­ла, как мы с тобой пятьдесят лет назад на атлантических волнах качались.

— А им эти атлантические волны, наш с тобой ДЕВЯТЫЙ ВАЛ, взнуздать, как ты этого хотел, понадобится. И тог­да...

— Ну-ну, что тогда? — спросил ака­демик, снова усаживаясь.

— Должны люди понять, что если прежде океаны разделяли материки, страны, народы, то теперь их надо рас­сматривать как неиссякаемую кладовую солнечной энергии, заключенной в океан­ской волне. Вот отказались же мы от по­ворота северных и сибирских рек для орошения пустынь.

— Не торопись, душа моя! Пустыни-то орошать надобно.

— Разумеется. И оросим. Волны Каспия дадут столько энергии, что на орошение хватит, если даже горные ледники начать плавить. А волны Сре­диземного моря дадут энергию для прев­ращения пустыни Сахары в цветущий край, каким она была сотню тысяч лет назад. Плодородных земель всем на­родам там хватит. Не из-за чего будет враждовать.

— Так, так! А Атлантический океан?

— Атлантический океан даст столько энергии всем нуждающимся в ней наро­дам, что устранит навечно опасность засух для европейских и африканских стран.

— Слушай, слушай, Саша! Подпевая тебе, я скажу, что волны Тихого океана и Калифорнийского побережья, пожа­луй, превратят и пустыню Неваду в цве­тущий край!

— И Аризону тоже. И латиноамериканцев это выведет из беспросветного долгового ярма.

— Кто же будет все это делать?

— Делать будут для правнуков. Значит, наши внуки. И твои, и мои, и сверст­ники их станут менять лицо Земли, когда основной, питающей цивилизацию, силой будет океанская волна.

— Твоя волна, Саша, признаться, вол­нует даже меня.

— А ты прочти мой сонет «Оду фанта­стике».

 

Размах — от сказки до предвиденья,

От ящеров до дальних звезд.

Уносит нас земель за тридевять

Фантастика ума и грез.

 

В страну вершин «ИЗОБРЕТЕНИЯ»,

Мечта там — первый цвет весны,

Фонтанами бьют дерзновения,

Становятся там явью сны!

 

В игре стремнин воображения

Поток бурливый напоен

Огнем идей, гипотез жжением

И тайной будущих времен.

 

Фантазия — поэта друг.

Нет без фантазии наук!

 

На бульваре стемнело, а фонарей не зажигали.

Мимо нас пару раз прошел милицио­нер, внимательно приглядываясь.

— Здоровеньки булы, диды ласка-ви, — остановился он перед нами, беря под козырек. — Ночевать-то есть где? Если из Чернобыля, зараз поможу.

— Нет, — ответил Ширяев. — Я, прав­да, только что оттуда, но у нас есть но­мера в отеле «Украина».

— То добре! Мы встали.

— А это не вы тут что-то записали? Может, понадобится? — поинтересовался дотошный милиционер.

— Нет, мы на песочке палочкой, — пояснил я.

— Ну если на песочке, то можно, — согласился страж порядка.

«А может быть, не на песочке, а на чертежной бумаге?» — подумал я.