НЕТРОНУТЫЙ СТОЛ
рассказ
Раздвинутый обеденный стол с приставленным к нему письменным был покрыт двумя белоснежными скатертями. Центральная его часть была уставлена блюдами с залитым сметаной салатом из крабов, открытыми банками сардин и шпрот, тарелками с артистически нарезанными тонкими кусочками колбасы копченой и колбасы вареной многих сортов и сочными, отрезанными от окорока, красовавшегося в конце стола, розовыми кусками ветчины с влажными белыми каемками. Тут же стояло блюдо с ломтиками нежной лососины, которая тает на губах, вазочки с черной блестящей икрой и огромные вазы с розовыми яблоками, тяжелыми грушами и гроздьями столь редкого для Арктики винограда.
Надо всем этим, как немые стражи, высились бутылки, пузатые и граненые графины, в которых отражались сотни электрических лампочек, и заманчивые своими ярлыками бутылочки, окруженные отрядами пустых прозрачных бокалов, готовых к бою рюмок на тонких ножках и рюмочек-наперстков, всегда обиженных из-за обычного забвения, в котором они пребывают за большим столом.
У стола хлопотала хозяйка дома, молодая еще женщина с красивым профилем, узлом темных волос на затылке, в форме капитана медицинской службы. Она украшала стол большой вазой с живыми цветами - хризантемами нежнейшего фиолетового оттенка. Живые цветы за Полярным кругом под Новый год! Пусть наступающий год будет так же радостен и красив, как эти цветы.
Елена Александровна с благодарностью посмотрела на отца. Это он привез цветы и фрукты, прилетев сегодня утром на самолете из Москвы. Порывисто обняв на аэродроме дочь, он сказал своим привычным властным, отрывистым голосом:
– Чуть до самого министра дело не дошло. Но добился! До лета у тебя буду жить. От всех нагрузок освободился. Тишина нужна... заполярная!
Загорова знала, что отец рассчитывал закончить здесь свой капитальный труд, итог многолетней работы в области уха, горла, носа, виднейшим специалистом которой был профессор Александр Аркадьевич Полянов.
Александр Аркадьевич расхаживал по квартире дочери, щурился на заманчивые блюда и бутылки и потирал руки. Был он невысок, суховат, с почти седыми волосами и пшеничного цвета подстриженными усами.
Майор Загоров, командир эскадрильи военно-морской авиации, в знак взаимного понимания обменялся с тестем многозначительным взглядом.
В передней раздался звонок, и хозяин пошел встречать гостей. Вернулся он вместе с контр-адмиралом Фроловым и познакомил его с профессором.
Из передней доносились голоса. Там раздевались прибывшие с корабля офицеры. Их жены приехали раньше и приводили себя в порядок в комнате Елены Александровны.
– Опять у нас будет мало дам, – сокрушалась Загорова. Она, улыбаясь, смотрела на плотного, коренастого адмирала.
– Мы уж постараемся, чтобы вам никто здесь не мешал, – говорил контр-адмирал профессору. – Да и вообще у нас тихо. Порой даже скучновато.
– Скуки не знаю. Вот уж чего не знаю, так не знаю, - быстро и отрывисто сказал Александр Аркадьевич. – А разве вам приходится скучать, товарищ контр-адмирал?
Контр-адмирал улыбнулся уголками губ. У него было умное широкое лицо, покрытое оспинками.
– Если сказать вам по правде... то не приходится.
– Скука - это неумение приложить свои силы. Если бы я попал на необитаемый остров, то огорчался бы только от отсутствия пациентов.
Вошли гости. В столовой стало шумно.
Контр-адмирал посмотрел на часы.
– - Двадцать три часа двенадцать минут.
В прихожей раздался звонок.
– Черт возьми, - сказал Загоров, – кто бы мог быть? У нас все в сборе.
Хозяин вышел. Через две комнаты в столовую доносился гулкий бас Загорова:
– С ума вы сошли! В такой день! Да ни за что на свете!
Контр-адмирал, думая, что это его вызывают по срочному делу, встал и тихо вышел.
В прихожей стоял моряк полярного флота. На рукаве его было четыре шеврона.
– Здравствуйте, капитан! Что у вас случилось, Борис Ефимович? – спросил контр-адмирал, пожимая руку пришедшему.
– Сделаем так, – вмешался летчик. – Раздевайтесь, капитан. Будете с нами Новый год встречать. А там... поговорим!
– Милости просим, Борис Ефимович, – сказал контр-адмирал. – Наши моряки за честь сочтут иметь гостем капитана «Седова».
– Какие уж тут гости, Николай Степанович, – сказал моряк. – Узнал я, что тут находится знаменитый профессор. Консультация срочная нужна...
В дверях стояла Елена Александровна.
– Папу на консультацию? Он ни за что не согласится!
– Вы уж меня простите, не поверю! - решительно сказал капитан «Седова». - Вы врач, сами поймете. Я ведь здесь за уполномоченного Главсевморпути, пока «Седов» на приколе... Несчастье на острове Угрюмом. Плохо с начальником острова. Врачи с Дикого консультировали. Серьезные у них опасения. Ведь человек-то какой! Кушаков!.. Иван Григорьевич. Это он обследовал Землю Полярную... На карты все нанес. Он и есть первый геолог и моряк Севера! Мечтает в нашей Арктике асфальтированные города и даже курорты построить!.. Человек редкой души. На военном флоте лейтенантом служил... – Борис Ефимович взглянул на контр-адмирала.
– Что же с ним случилось? – спросила Загорова.
– Белый медведь редко нападает на человека, а тут так вышло. Рукопашная... задел он Ивана Григорьевича по уху. Не знаю, как уж Кушаков пристрелил его. И с тех пор пошло дело на «худо». Погибает человек. Врачи Дикого говорят, что консультация с крупным ларингологом нужна. В Москве ночь... встреча... завтра выходной...
– Так ведь я ларинголог. Хотя... когда отец здесь... – Елена Александровна смутилась. – Но мы не можем отпустить сейчас отца с вами на ваш радиоцентр.
– Вот как сделаем, – решительно вмешался контр-адмирал. – Я сейчас дам приказ своим радистам связаться с островом Угрюмым и дать связь через квартиру Загоровых. Профессор, конечно, не откажется помочь.
Капитан «Седова» обрадовался.
– Вот спасибо, – говорил он, снимая шинель.
– Проходите, проходите, - приглашала хозяйка. – Вот хорошо, что вы с нами Новый год встретите!
Контр-адмирал направился к телефону. Шум в столовой сразу прекратился. Что-то случилось!
Профессор Александр Аркадьевич, узнав, в чем дело, уселся в мягкое кресло у телефона и тихо расспрашивал капитана «Седова».
– Три недели назад случилось?
Борис Ефимович кивнул.
Чувствовал он себя среди гостей неловко.
– Да, да... Я Фролов, – говорил в трубку контр-адмирал. – Связывайтесь поскорее. Жду, жду... Сколько же мне ждать?
Гости полукругом молча стояли около сидящих у телефона.
Елена Александровна подошла к отцу и присела на ручку кресла, обняв Александра Аркадьевича за плечи.
– Да, да!.. Профессор Полянов тут, у микрофона! – кричал в трубку контр-адмирал. – Неужели нельзя лучше настроиться? Что? Слышимость плохая? У вас всегда слышимость плохая, когда говорить нужно! В прошлый раз Владивосток еле было слышно. Подумаешь, на другом конце земли... На то вы и радисты... Что? Остров Угрюмый? Так. Передаю трубку профессору Полянову. Рассказывайте, что там у вас приключилось.
Контр-адмирал передал трубку Александру Аркадьевичу.
– Что? Как? Ничего не слышу, – раздраженно сказал профессор, привстав с кресла. – Как же я буду их консультировать, когда не разберу ни слова!..
– Папа, ты просто не привык. Позволь мне взять трубку. Я буду передавать твои вопросы и ответы.
– Неужели ты услышишь? Я, как ларинголог, специально обследую твой чуткий слуховой аппарат.
Загорова взяла трубку.
– Остров Угрюмый? Будете отвечать мне на вопросы профессора, – звонко, не повышая голоса, сказала Елена Александровна.
– Потерял ли сознание больной после удара в область уха?
Загорова повторила вопрос профессора и тотчас ответила:
– Его нашли через час без чувств подле убитого медведя. Выстрелил во время удара. Зверь напал неожиданно, когда Кушаков вышел в склад, чтобы достать винтовочные патроны и пойти на нерпу. Собак было нечем кормить.
– Это к диагнозу не относится, - ворчливо сказал Александр Аркадьевич. – Шла ли кровь, велика ли рана, какова температура?
Загорова передала, что ушная раковина ободрана, рваная рана идет до затылка, с черепа сорвана кожа. Температура сейчас тридцать девять.
– Пульс? Какое было лечение? Есть ли там врач?
– Врача нет. С Дикого предложили делать сульфидиновые повязки... три недели не позволяли вставать.
– Это хорошо, – сказал профессор.
– Была ли тошнота и рвота? – спросила Загорова.
– Кажется, я это не успел еще спросить, – недовольным тоном сказал профессор. – Впрочем... это как раз и важно знать.
– Вначале не было, – передавала ответ Загорова. – Но в последние три дня появилась. Рвота усиливается, если повернуть голову. Раньше из уха шла кровь... теперь гной.
Профессор покачал головой.
– Попроси показать больному обыкновенную чашку и спросить его, что это такое, – предложил он.
Гости недоуменно зашептались.
Загорова передала распоряжение профессора.
– Чашки у них нет, есть только кружка, – сказала она.
В полной тишине люди мысленно представляли себе, как к лежащему на шкурах больному подносят кружку.
– Они показали кружку. Он говорит: «Это для того, чтобы пить».
– Так, – сказал профессор, снимая очки и протирая их платком; у него оказались голубые, почти синие глаза. - А часы у них есть? Пусть покажут.
– Он ответил: «Это для того, чтобы... время».
– А сахарница? Есть у них сахарница? – говорил профессор, надевая очки и оглядывая приготовленный для встречи Нового года стол.
– Сахарницы нет.
– Ну, а бутылка водки найдется? Пусть покажут больному.
– Вот это непременно узнает, - сказал низким шепотом летчик Загоров.
– Спирт есть. Показали бутылку спирта. Больной ответил: «Это для горького... и жжет».
– Мне все ясно, – сказал профессор. – Поблагодарите больного.
- Можно кончать связь? - спросил контр-адмирал, беря из рук Загоровой трубку.
Профессор кивнул, потом сказал:
– Амнестическая афазия. Бывает при абсцессе мозга, левой височной доли. Удар был по левому уху?
– По левому, – подтвердил капитан «Седова».
– И как же?– спросил контр-адмирал.
– Очень плохо. Неизбежная смерть, если...
– Если? – разом спросили капитан «Седова» и адмирал. Обветренное лицо капитана и чуть рябое лицо адмирала были одинаково встревожены.
– Если немедленно не сделать трепанацию черепа.
– Нужна срочная операция, – вставила Загорова.
– Это невозможно, – вздохнул Борис Ефимович. – Никакой корабль не пробьется к острову раньше августа. Никакой самолет не сядет сейчас ни на острове, ни около него.
– Значит... приговорили? – медленно выговорил адмирал.
- Я не знаю, я не полярник, - раздраженно сказал профессор. - Не берусь судить, можно ли доставить на остров хирурга, способного провести эту очень сложную операцию... но он там необходим.
Капитан «Седова» опустил полуседую голову:
– Какой это человек, товарищи... Такая утрата...
– Не только для полярников, – сказал контр-адмирал. – Для всех нас.
– Вася, – тихо сказала Загорова, – а долететь до острова полярной ночью можно? Ты бы мог?
– Если будет задание, долетим.
– Николай Степанович... то есть товарищ контр-адмирал! – проговорила Загорова, подходя к адмиралу. - Кушакова можно спасти, если хирург спрыгнет с парашютом.
– С парашютом? – переспросил профессор, поднимая брови.
– Ах, что вы!.. – прервал Борис Ефимович. – Завтра в Москве выходной. Только послезавтра добьешься... Да и есть ли еще такой специалист, который прыгал бы с парашютом?
– Я прыгала с парашютом, товарищ контр-адмирал. Если вы дадите такое задание и летчик майор Загоров доставит меня к острову, я спрыгну.
– Ты? – не удержался от громкого возгласа Загоров. – А как же малышка наш?
В столовой зашумели. Контр-адмирал встал. Был он роста небольшого, но сейчас казался высоким. От него ждали решения. Вмешался профессор:
– Это, конечно, похвально! Весьма похвально. Но разрешите задать вопрос капитану медицинской службы. Вы, товарищ капитан медицинской службы, делали подобные операции?
– Нет, папа, я не делала. Но ты научишь меня... Ты бы мог это сделать... за сегодняшнюю ночь?
– Я? – профессор откинулся на спинку кресла. – Муж должен отвезти... отец научить?
– Это действительно возможно сделать? – спросил адмирал.
Профессор растерянно снял очки и стал их протирать.
– Конечно, это возможно, но...
– Что вам для этого нужно? – быстро спросил адмирал.
– Два-три трупа. Да. Два-три трупа. Сегодня ночью мы могли бы вместе провести на них пробные операции.
– Товарищ лейтенант, – скомандовал молодому офицеру адмирал, – звоните в морги... и в госпиталь. Сейчас же!
– Разрешите готовить самолет? – выдвинулся вперед Загоров.
– Подождите, – остановил его адмирал, но Загоров вышел.
Лейтенант быстро дозвонился по нужным телефонам.
– Докладывайте, – приказал контр-адмирал, который ходил вдоль стола, заложив руки за спину.
Молодой офицер отчеканил:
– Трупов нет, товарищ контр-адмирал. Никто не умирал под Новый год.
– Да... – протянул профессор.
В комнату бесшумно вернулся Загоров. Он был в костюме пилота, в мохнатых собачьих унтах.
– Переодевайтесь, майор Загоров, – сказал адмирал. – Полет не состоится.
– Нет, почему же не состоится? – вмешался Александр Аркадьевич, поднимаясь с кресла. – На остров полечу я!
– Папа, ты? Что ты говоришь! – в ужасе вскричала Загорова.
– Кто может это вам позволить? – мягко сказал адмирал.
– То есть как это - кто может позволить? – запальчиво заговорил профессор. - Я освобожден от всех нагрузок до осени! Нет лучшего, более тихого места, чем далекий остров. Я там закончу свой труд. Осенью корабль зайдет за мной.
Контр-адмирал молчал.
– Черт возьми! – рассердился профессор. – Почему никто не боялся, когда я летел сюда? Это ведь тоже был перелет в полярную ночь! Почему вы готовы были согласиться на прыжок моей дочери, хотя она хирург менее опытный? Я готов был научить ее, но... без подготовки ее посылать нельзя, а значит - прыгнуть с парашютом я обязан сам. Это долг врача... и советского человека.
– Простите, профессор, – прервал Загоров, – а вы... с парашютом прыгали?
– Нет, никогда не прыгал.
– Так ведь нужны предварительные тренировки... как и с операцией, Александр Аркадьевич, – осторожно пытался отговорить Полянова его зять.
– Это совсем не одно и то же! Во время тренировки я должен спрыгнуть в первый раз?
– Должны, конечно.
– Так уж если прыгать в первый раз, так я лучше прыгну сразу над островом. Вот так! Научиться дергать за кольцо легче, чем оперировать мозг! Мешки вы сбрасываете с парашютом? Неужели я хуже мешка? Кончено!.. В дискуссии больше не участвую. Поймите, отлично сознаю, кто такой Кушаков и что должен делать на моем месте врач!
– Вы правы, товарищ профессор, – сказал контр-адмирал, горячо пожимая руку Полянову. – Но теперь буду спрашивать я.
– Пожалуйста.
– Сколько вам лет? Какое у вас кровяное давление? В каком состоянии сердце? Какова ваша нервная система?
– Я хирург, товарищ адмирал. Я не знаю, что такое дрожь в руках, хоть мне и пятьдесят четыре года.
– Все же, товарищ профессор, ваша дочь сейчас выслушает вас и доложит мне.
– Разрешите готовить машину, товарищ контр-адмирал? – спросил летчик.
– Готовьте, майор Загоров. Кстати, товарищи, – добавил адмирал, обращаясь ко всем присутствующим. – Перед вылетом летчики не пьют. Было бы не по-товарищески, если бы мы все притронулись к этому столу до возвращения экипажа самолета.
– Точно! – хором подтвердили гости.
Часы показывали четверть первого. Никто не заметил, что Новый год уже наступил.
Гости разошлись. Елена Александровна одна ходила по пустому дому. Иногда она останавливалась перед нетронутым столом, перекладывая салфетки, накрывала перевернутыми тарелками нарезанную колбасу и ветчину, вздыхала и остановившимся взглядом смотрела в замерзшее окно. Где-то там, в темноте полярной ночи, летел самолет, на борту которого были самые дорогие ей люди.
Контр-адмирал дремал в мягком кресле у телефона. Едва раздался звонок, его рука резко сорвала трубку с рычага.
– Я Фролов. Слушаю. Что? Профессор благополучно спрыгнул? Полярники нашли его в ста метрах от дома? Ну, спасибо, дорогой! Спасибо за службу! Объявляю благодарность за образцовую связь. Леночка! Слышите? Дайте я вас обниму! Вася возвращается. Скоро будет дома. Сейчас дам всем приказ собираться... Стол ждет!
Капитан медицинской службы, припав к груди контр-адмирала, плакал.
Новый год встречали в ночь с первого на второе января.
На столе, кроме бутылок, стреляющих и не стреляющих пробками, кроме закусок, этого холодного оружия встречи, как шутил контр-адмирал, дымились миски с сибирскими пельменями, с которыми предстояла горячая схватка.
Когда со своего места поднялся майор Загоров, встали и все гости.
– Верно, только у хирурга бывает такое самообладание, - говорил командир эскадрильи. – Нам, летчикам, есть чему у него поучиться!
Вошла Загорова. Она сменила форму на праздничное платье и казалась совсем молоденькой.
– Операция удалась, товарищи! Блестяще удалась! – звонко возвестила она.
– Позвольте мне поднять тост, – сказал контр-адмирал. – Тост за замечательных наших людей, из которых каждый способен на подвиг во имя человека и Родины. Пусть эти мирные подвиги страшат тех, кто хочет нарушить мир!
За замерзшим окном бушевал в Баренцевом море январский шторм.