Глава третья

ТОЧЕНАЯ

Искушение, подобно яду.

Гарпун резвый мчится рядом

Запах лошадиного пота от рысаков, бегущих впереди, вместе с ветром от быстрой езды били в лицо, в нос, в защищенные очками глаза. Сидя в беговой качалке, управляя палевой красавицей-кобылой, Шурик ощущал необычайное слияние со рвущейся вперед Точеной, знал: она сильна, задорна, охвачена азартом, недовольна обогнавшими ее лошадьми, и легким, ласковым натяжением вожжей чуть сдерживал бег, берег ее мощь,

Папа подарил ему Точеную, перед тем как уехать на формирование в колчаковскую армию, хотел облегчить состояние сына, теряющего зрение. До отъезда в Томск Шурику удалось объезжать Точеную в беговой качалке и он уже чувствовал каждый нерв лошади, как свой собственный. Мальчик не подозревал о тайном замысле Игната, того самого конюха, что служил у его папеньки в Акмолинске, отдававшего ему Точеную. Игнат неспроста водил мальчика на ипподром. И вскоре Шурик проникся особой атмосферой, охватывающей зрителей после удара колокола и старта отборных рысаков, когда они, вытягиваясь в цепочку на прямой части полутораверстной беговой дорожки, ухоженной после каждого заезда, рвались вперед.

Когда лошади выходили из последнего поворота на прямую и до финиша оставалось меньше полверсты, публика на трибунах сходила с ума. Купцы, учителя, даже толстый батюшка из закрытого реального училища и особенно офицеры — с выпученными глазами вскакивали с мест и криками старались поддержать своих фаворитов. Этот всеобщий психоз умножался денежным интересом — игрой на тотализаторе и крупными суммами заключенных пари.

И Шурик поддался всеобщей лихорадке, сжимая в потной ладони билет тотализатора, а его неугаданный ставленник сдал на последних саженях и пришел вторым. Увлеченный мальчик уже не мог остановиться и играл во всех гитах, пока не спустил последнюю керенку. Счастливчики уносили их целыми рулонами. Деньги в России после Февральской 1917 года буржуазно-демократической революции печатали длинными полосами купонов, не разрезая. Они достались Колчаку от Временного правительства взамен отмененных царских денег и неудержимо падали в цене. Их приходилось снова и снова допечатывать, даже не заботясь об их обеспечении золотым запасом. Да и где был тот запас, вряд ли кто тогда знал.

Игнат был доволен Шуриком и объявил, что тот поедет вместо него на Точеной в беговом заезде.

— Понимаешь, пошто такая штука? — объяснял он мальчику, в смущении засовывая себе в рот собственные усы и приглушая хрипловатый голос. — Точеную никто не знает. А нас с тобой сравнят. Сообразят, гадюки, почему наездник мальцом себя подменил, и что Точеной с твоим половинным весом прытче бежать, нежели с моими шестью пудищами. Знатоки и ринутся на Точеную ставить, а ты на пробежке с хлыстика фасон ее покажешь...

— С хлыстика? Никогда! Не поеду я! — возмутился мальчик от одной мысли ударить Точеную.

— Да что вы, барин! — перешел на преувеличенную почтительность Игнат, заговорив «по-бродяжьи». — Это я так, для опасности, сдуру. В чем гвоздь-то, вы поймите. Небось реалист, арихметике обучен. Гарпунь кто таков? Как есть конь-богатырь! Но позабудуть о нем, на вас с Точеной любуясь! На новеньку, ставка вся. Новичкам, мол, везеть. А мы с тобой на свою, как на втору, поставим, а на Гарпуня — перьвого. Ты Точеную на финише чуток придержишь, Гарпуня на голову вперед пропустишь. Керенок воз загребемь и за перьвое и за второ место. Вот так здеся обычно дела оборачивають.

— Я не поеду, дядя Игнат, — замотал головой Шурик.

— Вам, барин, виднее. Только отсель объезжать Точеную тебе не прийдется, ножку ей попорьтить ой как сподручно.

— Не надо, дядя Игнат, — испугался мальчик. — Мне что? Вашу цветастую куртку надеть, что ли?

— Публике так прикладное наездников угадывать. А на вас еще не сшито. Извиняйте.

От быстрой езды Игнатова куртка раздулась на Шурике цветастым пузырем, и он выглядел воздушным шариком, толще самого Игната, но в свои двенадцать лет — на три пуда легче. Это сказалось на Точеной решающим образом. Большую часть дистанции Шурик ласково сдерживал любимицу, берег ее, зная, что она полна сил, азартно рвется вперед, недовольна обогнавшими ее соперниками. В ней это заложено прославленными рысаками-родителями.

Выйдя на финишную прямую одной из последних, Точеная, не чувствуя больше нежного натяжения вожжей, рванулась вперед, как стрела со спущенной тетивы. Казалось, соперники остановились, и она объезжает их легкой рысцой. Но это была не рысь, а стремительный полет. А вот и Гарпун, могучий жеребец, оставивший всех позади. Всех, но не Шурика с Точеной. Они поравнялись с ним. А его наездник зло посмотрел на Шурика и стал нещадно хлестать по крупу жеребца. Мальчик же крепко сжимал в руке направленный в небо хлыст, а Точеная вздрагивала своим прекрасным телом, словно на нем оставались светлые полосы от чужих ударов. Гаденькая мысль стеганула Шурика: «Придержать Точеную, как хотел Игнат». С отвращением отбросил он эту мыслишку и словно прибавил этим Точеной сил.

Точеная пришла на полкорпуса первой. Заключительная часть заезда оказалась прекрасным зрелищем. Зрители на трибунах неистовствовали.

Мрачный Игнат молча принял у Шурика вожжи, чтобы выгулять Точеную, но хлыста мальчик ему не передал.

Игнат усмехнулся в прокуренные усы:

— Не бойсь, барыч, не обижу. По первопутку даже, как есть, совсем не на шермака, — и он улыбнулся, произнеся эту высшую похвалу ездоку.

К Шурику с трибун прибежал мальчишка:

— Требуют вас в губернаторскую ложу, — взволновано выпалил парень, с интересом глядя на победителя.

— Переодеться или как? — спросил тот Игната.

— Вали так, с хлыстом в руке. Може, он на тебе выиграл. Наградить хочет. Не запамятуй сказать, кто Точеную готовил. И что отец твой супротив красных супостатов геройски бьется.

Так говорить Шурик не собирался в своем дурацком виде, в цветастой куртке с чужого плеча на форме реалиста. Что бы мама сказала?

Неуверенно шел он к трибунам, где недавно орал вместе со всеми в конце каждого заезда, и думал: «Не всех же наездников вызывают. Не допустил ли я какой ошибки, вдруг победу Точеной отменят?» У него даже слезы выступили на глазах, но, взяв себя в руки, он бодро взбежал по лесенке в приподнятую над трибунами ложу.

Там было много парода: разодетые мужчины, блестящие офицеры и нарядные дамы в ярких шляпках и с зонтиками.

Тучный господин, главный на ипподроме, при виде чучела, каким считал себя Шурик, воскликнул:

— А вот и наш юный герой, хитрейший из Одиссеев, нежданно приведший свою лошадь из обоза к победному столбу! Небось кассу тотализатора очистил?

— У меня на билеты денег не осталось. Продулся, — чистосердечно признался мальчик.

— Во чужом пиру похмелье, — усмехнулся толстяк.

— Я бы тебе в долг дал, — сказал нескладный высокий поручик. — Я два раза угадал. А на тебя поставил, как на своего шахматного партнера. Здесь, хотел отыграться.

Поручик Ерухимович жил у Званцевых в дворовом флигеле вместе с другими офицерами. Иногда играл с Шуриком в шахматы.

— Я не из-за денег. Свою Точеную очень люблю, — наивно поделился со всеми Шурик.

— Боже! Это же мальчик! Он мог упасть! Как позволили? — забеспокоилась одна из дам.

— Не тревожьтесь, сударыня. Я — князь Шаховской. Снимаю дом у местного богача, отца этого мальчугана. Имею возможность наблюдать через улицу их с братом акробатические трюки. Они из-под купола цирка не упадут, а не то что из коляски.

Шурик вспомнил этого скромного сухонького господина, внешность которого никак не вязалась с его представлением о знати. Отец приютил князя как беженца, бесплатно, в одном из двух флигелей при складах по ту сторону улицы. В другом флигеле жил старший приказчик Вологов, с сыном которого братья Званцевы дружили.

— Спасибо, князь. Тогда представьте нашего героя господину министру просвещения Ивану Михайловичу Ляховицкому и супруге его Агнии Александровне.

Из кресла поднялся невысокий господин с крутой лысеющей головой, а сидевшая с ним рядом красивая дама тепло улыбнулась Шурику.

В ложу влетел офицер в запыленном английском френче и передал министру пакет.

Тот вскрыл его и обратился к трибунам:

— Господа! Фронт прорван. Мой долг министра предупредить вас. Сибири грозит ужас разрушений, грабежа, убийств, насилия. Все, кто может, должны спасать своих близких...

Призыв к панике был услышан, вызвав жуткий переполох. Люди кинулись к выходу. Ломались сиденья, слышались крики, визг, плач...

Министр взял под руку свою даму и неспешно удалился.

Могли Шурик подумать, при каких обстоятельствах снова увидится с ними — во время другой уже войны? Через двадцать пять лет...

пред. глава           след. глава