Страшна антихристова сущность.
Он двадцать семь лет истреблял людей.
На смерть трусливо и бездушно
Стадами слал былых друзей.
Нострадамус,
Центурии, VIII, 77,1555 г.
— Вот и считай, Сашок, что открыли нам с тобой «шабашку», — говорил Иосифьян, сидя рядом со Званцевым в зеленой «эмке», когда тот отвозил его в Москву после испытания танкетки.
— Что ты имеешь в виду под «шабашкой»?
— А ты не знаешь? Едем мы с тобой вдвоем в машине, так слуший дарагой. И для других сразу забывай. Это инфрасекретно! Понял?
— Еще бы!
— «Шабашка» от слова «шабаш», конец. Машина в воздух — все на волю! Ясно?
— Не очень. Проясни.
— Ты ж фантаст! Вообрази. Товарищ Берия собирает команду специалистов. Как это делает, узнать опасно... Создает им все условия и ставит задачу. Скажем, поднять новую машину в воздух, и тогда — шабаш! Всем — воля. Вообразил?
— Попробую на обратном пути. Только жутко.
— Чего бояться? Мы с тобой еще не доросли, не академики и не главные конструкторы... А своя «шабашка» есть! И все на воле!
Всю обратную дорогу по ночной Москве Званцев сидел за рулем. Фантазия его разыгралась, как в первые дни войны, когда он сидел в полупустой электричке и представлял себе Гитлера с окружением, готовящих прыжок тигра «Барбароссы».
В приемной начальника Главного управления «СМЕРШа» (смерть шпионам) не было стульев. Они были заменены откидными сиденьями вдоль отделанной дорогим дубом стены. На их краешках и пристроились вызванные «на ковер» генералы, не решаясь даже переговариваться между собой.
Едва адъютант в полковничьих погонах, исполняющий обязанности секретаря, пропустил в страшный кабинет очередного посетителя, как тот, словно ошпаренный, вылетел оттуда. В дверях показался сам Абакумов, выше среднего роста, атлетически сложенный, с мерцающими глазами на скуластом лице.
Ружейным залпом прозвучал стук откинувшихся сидений, когда вскочили разом посетители.
— Я у Лаврентия Павловича, — бросил на ходу Абакумов адъютанту и вышел в коридор.
По лестнице на следующий этаж он поднимался, шагая через две ступеньки.
В приемной Берия секретарь-адъютант, уже в генеральском чине, встретил его многозначительными словами:
— Вас ждут, товарищ генерал-полковник.
Берия в неизменном золотом пенсне величественно восседал в кресле за затейливым письменным столом, судя по всему отнятым в революцию у бывшей знати.
— Можно подумать, что вам пришлось ехать ко мне через весь город, — недовольным тоном произнес он, добавив: — Впрочем, может быть, и придется ездить, но не так уж далеко.
— Я без лифта. Думал, что так быстрее, — переводя дыхание, оправдывался Абакумов.
— Садитесь, — указал Берия на стул перед длинным столом для совещаний.
Сам он поднялся и, подражая Сталину, стал расхаживать по кабинету, заложив одну руку за спину.
— Главнокомандующий сейчас занят переломом хода военных действий в нашу пользу. Ему некогда. Это надо понять. Мы должны поставить перед собой новую задачу.
— Товарищ Сталин?— с придыханием повторил Абакумов.
— У нас есть другой главнокомандующий? — едко спросил Берия.
— Нет, что вы, Лаврентий Павлович!
— Отныне мы должны помогать фронту, не только вылавливая немецких шпионов, а создавая у нас новые виды вооружения.
— Да, но... — пытался было вставить слово Абакумов. Берия насмешливо посмотрел на него, снял и протер пенсне:
— Не думаешь ли ты, что твои следователи на это способны?
— Нет, конечно, Лаврентий Павлович.
— Следователи должны будут подготовить творческий материал из мыслящих специалистов.
— А где их брать?
— А это уж твое дело. Найди. Ученых и инженеров пруд пруди. Отбери себе нужных людей и — к нам. И никаких церемоний.
— Вас понял!— вскочил начальник «СМЕРШа».
— Без наград не останемся. Ступеньки сделаешь и для меня и для себя, поскольку я тебе место освобожу.
— Целевые группы организуем. Под охраной!— радостно воскликнул Абакумов. — Будут работать как миленькие!
— Как миленькие работать станут, если им сказать: «Объект в воздух— все на волю!» Понимаешь? Пряник лучше кнута.
— Все ясно. Тотчас приступаю, — и Абакумов строевым шагом вышел из кабинета...
Это был старейший московский аэродром. Его поле помнило еще паровой самолет Можайского, который пролетел над землей всего несколько сажен. Здесь в разные периоды испытывали свои первые неуклюжие модели профессора Крылов и Жуковский, считающиеся отцами воздухоплавания. По их книгам учились все западные завоеватели воздуха. Выведенные русскими корифеями науки теоретические формулы легли в основу всех летательных аппаратов тяжелее воздуха.
Достойным их учеником и продолжателем был лидер советского самолетостроения Андрей Николаевич Туполев, удостоенный того, что его инициалы АНТ красовались на крыльях созданных им самолетов. Последний из них проходил летные испытания в воздухе. Его создатель стоял в чистом поле военного теперь аэродрома. Полуседой, коренастый и, судя по чуть расставленным словно вросшими в землю ногам, твердо стоящий на земле человек, он, запрокинув голову, наблюдал за вычурными виражами дерзкого летчика-испытателя.
Помощники Туполева, инженеры и конструкторы, зорко следили за выражением лица руководителя и за тем как шевелятся его руки, сжимаются и расслабляются пальцы, словно лежащие на рычагах управления. Он будто сам выходил в пике, делал рискованный маневр, летел кверху колесами, выпуская убранные шасси, как для посадки на облако, плавно переходя в нормальный полет. По движениям бровей и уголков губ шефа люди старались угадать, какие еще изменения решит внести великий Туполев в свою чудо-машину?
Бесцеремонно расталкивая окружение, к Туполеву приближался Абакумов. Он глядел на главного конструктора то мутнеющими, то вспыхивающими глазками. Два офицера с только что появившимися на вооружении в Красной Армии автоматами, висевшими на ремне за правым плечом, дулом вниз, для удобства вскидывания, сопровождали его.
— Наше вам поздравленьице, Андрей Николаевич! Дозвольте получить автограф ваш, для меня лично бесценный, на расписочке вот этой, и мне ее вернуть...
Туполев прочел взятую бумагу, побледнел и схватился за сердце. Один из инженеров успел подхватить его под локоть, но тотчас был оттеснен офицерами-автоматчиками, вцепившимися в пожилого человека, вовсе не оказывающего сопротивления, и лишь с презрением сказавшего:
— И вы, что же, гражданин нарком, всех юбиляров арестами награждаете?
— Ну что вы, Андрей Николаевич! Какой же я вам «гражданин нарком». Мы не первый год знакомы. У меня имя отчество есть: Виктор Семенович я для вас, как и Берия— Лаврентий Павлович. У него разговорчик с вами будет.
— Как бы не повредило наркому у Берия такое панибратство с арестантом.
— Ну что вы, Андрей Николаевич! Разве это арест? Просто заместо простой бумажечки ордерок для ареста дуралею-адъютанту под руку попался, а прокурор, приема ожидамши, стал ордерки подписывать. Ну и тот подмахнул.
— Прекратите валять дурака. Иосифу Виссарионовичу все будет известно.
— Непременно. Лаврентий Павлович все доложит. А ну! Отставить разговорчики! Не хочет по-хорошему. Заставим помолчать. И наручники наденем, — мерцавшие в глубине глазных впадин точки по-волчьи вспыхнули злыми огоньками.
И больше в наркомовской машине не раздалось ни звука. Туполев не боялся наручников, он пытался понять смысл происходящего. Не найдя разумного объяснения, вспомнил судьбу маршала Тухачевского. Видимо, руки Гитлера тянулись к «маршалу самолетостроения». Готовый к ложным обвинениям о передаче своих мыслей врагу, Туполев задумался о тех усовершенствованиях для последней машины, которые, как ему казалось, сделают ее еще лучше.
К Берия поднимались вдвоем, в лифте, оставив охранников внизу. Абакумов мерцающим взглядом хмуро поглядывал на Туполева, удивляясь его спокойствию.
В приемной Берия никого не было, кроме дремлющего генерала, адъютанта Берия. Сам он сидел у себя в кабинете, ожидая обычного ночного вызова. Правительство и члены Политбюро эвакуировались в Куйбышев. На Лубянке остались только Берия да его верный пес Абакумов. Военные не в счет. Война круглосуточная. Сталин сам ночью не спал и другим не давал, поддерживая этим если не боеспособность армии, то хотя бы напряженность среди своего окружения.
Берия встал при появлении Туполева:
— Здравствуйте, Андрей Николаевич. Надеюсь, как умнейший человек, вы оцените нашу заботу о вас и вашей работе, поймете своеобразный способ вашей защиты... А понять — это простить. Поверьте, мы обычно не просим ни у кого прощения.
— Чтобы понять благо издевательств надо мной, мне понадобится ваша помощь, Лаврентий Павлович.
— Ради Бога, Андрей Николаевич! Я к вашим услугам. Спрашивайте.
— Зачем было позорить меня, арестовывать при всем честном народе, верившем мне, отдающем все силы Родине? Зачем было двум молодцам с автоматами тащить меня под руки с поля, будто я упирался ? Зачем бросать меня в темницу вместе с уголовниками? Не знаю, в Бутырках, Матросской тишине или Лефортово?
— Лефортово, — тихо перебил Берия. — Туда будут приносить вам передачи и письма, получать ваши.
— Какая от этого польза социалистическому государству, строящему коммунизм?
— Огромная! С вашей помощью мы отстоим Родину, завоюем воздушное пространство...
— И все это из Лефортовской тюремной камеры?— насмешливо спросил Туполев.
— Андрей Николаевич! — укоризненно покачал головой Берия. — Неужели вы не поняли, что мы на войне и это все — военная хитрость. Только для всех, и прежде всего для врага, вы арестованы и заключены в Лефортовскую тюрьму, а сами будете жить в уютном особняке на берегу Байкальского моря Иметь по своему выбору любых помощников, огромный завод и колоссальное алюминиевое производство, для выпуска невиданной армады воздушных кораблей, созданных в абсолютно неуязвимом для врага месте.
Сам так и не сев, но усадив «гостя!» в кресло, Берия прошелся по кабинету. Остановился перед ошеломленным Туполевым и продолжил:
— У вас образуется рабочий коллектив не принудительного, рабского труда из зеков концлагерей, а специалистов, занятых привычным делом, совершающих подвиг ради общей Победы и собственной свободы. Лозунгом для всех вас будет: «Новый самолет в воздух — все на волю». «Шабаш», по- рабочему говоря, то есть конец.
Он достал из шкафа бутылку кахетинского и наполнил два бокала. Один передал Туполеву, а свой поднял:
— Назовем наше тайное предприятие «шабашкой». Бокалы были осушены и наполнены вновь.
— Для нее уже есть задание товарища Сталина: создать скоростной бомбардировщик, способный беспосадочно и без дозаправки долететь до Берлина и обратно.
Берия залпом выпил свой бокал, а Туполев задумчиво рассматривал мениск золотистого вина в своем.
— Продолжение ваших работ в Москве грозило бы вам смертельной опасностью. Уже готовятся покушения на вас. Мы хотим вас уберечь для страны и для нашей Победы.
На столе Берия громко зазвонил, казалось, запрыгал красный телефон.
— Он! Его время! — воскликнул Берия. Держа недопитую бутылку в одной руке, другой осторожно снял трубку: — Слушаю, товарищ Сталин. Все так, как было намечено, Иосиф Виссарионович. Взяли при большом стечении публики. Полный аншлаг. Реалистично, правдиво до последней степени, как завещал Станиславский. Думаю, что за сыгранную роль он в свою труппу взял бы. Как Туполев? В полном порядке. Уже несколько часов мой гость. Мы с ним ваше любимое кахетинское выпили, за ваше здоровье! Я горло смочил, он справедливый свой гнев смиряет. Ведь работать вместе придется. Ваше задание ему передал. Хотите сами подтвердить ? Передаю ему трубку, — и, устало опустившись в кресло с высокой спинкой, протянул Туполеву телефонную трубку на скрученном спиралью проводе, какие тогда еще нигде не встречались, подобострастным шепотом произнес: — Сталин!
— Здравствуйте, Иосиф Виссарионович. Спасибо... Ничего. Так... сердечко напоминает порой о своем существовании... Я тоже думаю, что санаторный режим в сосновом лесу ему на пользу. Ведь у меня целитель волшебный... Нет, нет! Его не надо забирать, да еще вместе с клиникой. Это моя работа — замечательный жизненный стимул. Потому настроение на работе бодрое и ко дну не иду. И если б не сегодняшний спектакль, седины бы меньше было... Да, да, Лаврентий Павлович, Абакумов все объяснили... Ну, что сказать, товарищ Сталин... Продумать надо. Задание неимоверной трудности. Нигде в мире ничего подобного нет. Это ведь не чкаловский перелет в Америку. Вернуться надо, и без дозаправки. Немцы не заправщиками встретят, а «мессершмидтами». Конечно, вы правы, голова дана, чтобы думать, а не унитаз заполнять... Как я понимаю, у меня только один выбор: или Псевдолефортово или Лефортово. Мечта у меня есть, теоретически выполнимая. Сверхзвуковую скорость превзойти... Буду рад, товарищ Сталин, если позвоните из Москвы... Непременно выпью за ваше здоровье.
Берия, сняв пенсе, откинулся на спинку кресла и, приоткрыв рот с золотыми зубами, спал. Проснулся мгновенно и его неприятно пронзительные глаза, вновь прикрытые стеклами пенсне, словно и не спали.
Званцев у переезда близ Северянина не выехал на Ярославское шоссе, а свернул в Лось. Решил переночевать сегодня на даче у стариков. Самому прийти в себя и рассказать им, конечно, не о Берия, а о своем новом назначении.