Как вспыхнет новая заря
Приходят три богатыря
Как-то Званцеву позвонил по телефону кинорежиссер студии «Леннаучфильм» Клушанцев.
— Я обращаюсь к вам, Александр Петрович, с огромной просьбой. В нашей студии запланирована моя полнометражная художественная кинокартина. Мне близка “лунная тема”, и я уже поставил сюжет первого шага на Луне земного космонавта. Мне хотелось бы развить и углубить эту тему, и я не вижу другого автора сценария, кроме вас, не только писателя-фантаста, но еще и ученого, руководителя НИИ, инженера. Словом, я уполномочен киностудией предложить вам договор на создание такого сценария.
Званцев ответил, не задумываясь:
— Я ценю такое обращение ко мне, но я не верю в кино.
— Но почему? — запротестовал режиссер.
— В этом убедила работа с “Центрнаучфильмом”, где я писал тексты к кинокартинам. Режиссерский диктат и никакой самостоятельности.
— Чтобы исключить такой диктат, я готов создать сценарий вместе с вами.
— Это полдела.
— В чем другая половина? — допытывался режиссер.
— В третьем соавторе, моем друге – сценаристе, работавшим с режиссером Згуриди, создавшим фильм “Комсомольск”.
— О чем разговор? Лишь бы основа была ваша.
И Званцев отвез жену с маленьким Никитенком на дачу Фельдманов в поселке Большого театра на Истре. А сам отправился вместе с Михаилом Семеновичем Витухновским в Комарово, в Дом творчества писателей на Карельском перешейке, под Ленинградом. Клушанцев регулярно приезжал туда с режиссерскими пожеланиями.
Так на берегу Финского залива создалась лунная атмосфера, чему немало способствовала романтически настроенная ассистентка московского режиссера Тамара Ежова. Она, подготовив все для ленинградских съемок, в ожидании его приезда, отдыхала в “Комарово”. Работа московского фантаста заинтересовала ее, и она с восторгом слушала рассказ Званцева о его замысле. Восторженность слушательницы вдохновляет поэта, а Званцев в душе был им. К тому же они обменялись шутливыми “лунными” прозвищами. Он стал “Лунником”, она – “Селеной”. Влияние молодой женщины не могло не сказаться на работе Званцева. И космический рейс отважных космонавтов на мертвую планету, где на вековой пыли останутся только их следы, превратился в поэму о первооткрывателях Космоса, не чуждых человеческих чувств, сотрудничеству людей разных, враждебно настроенных стран, и даже романтической любви...
Но по мере завершения сценария и драматичнее становилось действие, все недовольнее становился режиссер, заявивший, наконец, что снимать фильм по такому сценарию он не будет.
— Где вы были раньше, соавтор? — возмутился Витухновский, бывалый сценарист.
— Как режиссер, я берусь ставить фильм по законченному сценарию. Меня интересует освоение другой планеты, а не побочные любовные коллизии.
— Вы думаете, что у двух серьезных людей есть время угождать режиссеру, неспособному видеть воплощение общего замысла?
— Я не решаю, кто на что способен. И вам советую не брать на себя слишком много, — еле сдержался Клушанцев.
Званцев не вмешивался в перепалку кинематографистов, но глубоко переживал крушение надежд воплотить на экране, все то, что он навязал своим соавторам.
— Мне ясно, что с вами кашу не сваришь, и потому я выхожу из игры и завтра же уезжаю в Москву, — заявил Витухновский.
Клушанцев демонстративно повернулся и ушел.
— Я еду вместе с вами, Михаил Семенович, — сказал Званцев.
— У вас срок путевки не кончился.
— Шут с ней, с путевкой. Я дома по горячей памяти повесть “Лунная дорога” напишу, если вы не будете возражать.
— Пишите, ради Бога. В сценарии все ваше: и сюжет и образы героев. Моя задача была лишь сдерживать киношным прокрустовым ложем ваш пыл. А в повести вам вольная воля.
Следующий день еще предстояло пробыть в доме творчества, и Званцев с Витухновским спокойно завтракали, поскольку поезда в Москву идут вечером.
К ним с загадочным видом подошла Тамара Ежова.
— Лунник, могу я с вами посекретничать?
— Я пойду пройдусь и посмотрю расписание электричек, — понимающе сказал Витухновский, вставая.
— Может быть, мы тоже пройдемся?— предложила Тамара.
— Конечно! Надо проститься с Финским заливом.
— И со мной, — напомнила она.
— Долгие проводы – лишние слезы. Я ведь не на Луну улетаю.
— Селена не прощаться вас вытащила, — опровергая себя, начала она. — Хочу поговорить с вами, “в порядке кинематографической солидарности”, о вашей работе. Вы не представляете, в каком отчаянии уходил от вас Клушанцев. Я испугалась за него, а он ухватился за меня, как за соломинку.
— Чем же вы могли помочь ему?
— Он умолял меня поговорить с вами. Потерять вас для него катастрофа. Картина в плане студии, на нее выделены немалые деньги, и все летит прахом, а он оказывается без работы.
Они спустились по крутой улице Комарова к берегу залива. На него набегали ленивые волны.
— Чем же я могу ему помочь? — задумчиво спросил Званцев.
— Можете, можете! Вы лучше меня придумаете как. Недаром вы Лунник!
Заступничество Тамары произвело на Званцева большое впечатление. Ему было и жаль Клушанцева, да и самому не хотелось терять шанс увидеть на экране свое творение, которое утверждено в плане и финансировано. Но он решительно не знал, как поступить. Терять дружбу с Витухновским он не хотел и мучительно думал до самой Москвы как повернуть сюжет, от чего отказаться, что уже стало частью его самого.
И эти терзания не оставили его, когда он ехал на Истру к жене и мальчонку. “Чего доброго начал ходить!”
Его приезд раньше времени обрадовал на даче всех. И Таню с малышом, и Женю с Валей Загорянских, и маму, Магдалину Казимировну, приехавшую из Лося учить внука ходить. Она привезла ему в подарок шкатулку с крохотной автомашинкой внутри. На крышке была репродукция картины Васнецова “Три богатыря”.
Глядя на нее, Званцева, как ударом молнии, озарило. Кому совершать ныне великие подвиги, как не таким вот богатырям. Есть они и теперь в нашем народе. И долг писателя показать их в свершении такого подвига, и связан он должен быть, если думать о завтрашнем дне, с космосом. А там не одна Луна, есть планеты перспективнее в части возможных приключений. И не к мертвой Луне, скорее, к Марсу или к загадочной Венере протянем мы не сегодня-завтра руку, где раздолье для фантазии!
Плохо спал Саша в эту ночь, а утром торопился в Москву, позвонить по телефону Клушанцеву и сообщить, что он мог бы снять фильм не о Лунной дороге, а о Планете бурь, какой представил себе Званцев Венеру.
И он рассеянно выслушивал поручения, какие ему давали выполнить в Москве.
Надо расставить вехи возможного фильма. Михаил Семенович едва ли согласиться снова впрячься в их упряжку, надо надеяться только на себя: три богатыря, три характера: командир корабля, Илья – бывалый космонавт. И двое других: один, как Добрыня Никитич, мудрый, спокойный, другой молодой, как Алеша Попович, отважный и отчаянный. А что их встретит на Венере, само собой скажется, достаточно поставить их в необычные условия. Они начнут действовать сами.
Две дачи Фельдманов стояли на склоне былого берега древней полноводной Истры, поднимавшей берега. В одной жил сам профессор Фельдман с женой, в другой его дочь Валентина Александровна, с мужем Женей Загорянским и их друзьями Званцевыми.
Чуть выше дачи стояла сторожка. На идущей к ней дорожке бабушка Магдалина Казимировна учила внука Никтенка, которому не было еще года, делать первые шаги.
— Он идет! Смотрите, самостоятельно идет! — воскликнула баба Му, как внучек звал ее.
Другая бабушка, мать Тани, Наталья Александровна играла рядом в пинг-понг с соседским мальчиком Максимом, сыном прославленного композитора Дунаевского. Он станет главным дирижером Мюзик-холла и, как и отец, тоже композитором, автором полюбившейся в народе песенки мушкетеров из фильма “д’Артаньян и три мушкетера”. Но тогда ему было только 12 лет, и он очень огорчился, проиграв старой тете, а она, несмотря на свой возраст, всех обыгрывала.
— Я пойду, а то мама приедет, — сказал обиженный мальчик.
— Так она же сюда приедет, Максимушка. Дядя Саша ее в машине привезет.
Действительно, Таня просила Сашу заехать за Зоей Пашковой в оперетту, где она была на репетиции, и привезти жену Дунаевского на дачу.
И все с нетерпением ждали появления знакомой "Волги" на крутом спуске. И когда она показалась, Максим побежал ей навстречу. Машина остановилась, и в открывшуюся дверцу вышел улыбающийся Званцев, держа в руке большой пакет. Ему хотелось кричать от радости. В пути он обдумал всю “Планету бурь”, ставить которую Клушанцев по телефону согласился.
Максим стоял с разочарованным вытянувшимся лицом.
— А где Зоя? — спросила Таня.
— Какая Зоя? — удивился Званцев, отрываясь от своих мыслей.
— Зоя Пашкова, жена Дунаевского, которую ты должен был захватить из оперетты и привезти сюда. Ты что? Забыл?
— Я помнил, хорошо помнил, что должен что-то привезти. А вчера был разговор, что у нас кончились помидоры. И я поехал на Центральный рынок и купил помидоров. Вот возьми.
— Нельзя загружать поручениями занятого важными мыслями человека, — вступилась за сына Магдалина Казимировна.
Подошедшая Наталья Александровна заразительно рассмеялась:
— Это надо же! Очаровательную Зою с помидорами спутал. Максимушка, когда мама приедет, скажи ей, что она волшебно превратилась в кулек помидоров. И если хочет попробовать себя на вкус, пусть зайдет к нам, мы ее “ею” угостим со сметаной.
Подошедший профессор Фельдман, узнав о превращении соседки в помидоры, тоже смеялся от души. Вышедший из дома Женя Загорянский присоединился к Александру Исидоровичу. Этот смех, превративший забывчивость Званцева в забавный случай, спас Сашу от семейных неприятностей. Ему так хотелось рассказать о “Планете бурь”, а тут – помидоры...
— Максимушка, раз мама задерживается, сыграем с тобой еще. Твоя подача и ты отыграешься, — предложила мальчику Наталья Александровна.
— А вы не будете поддаваться? — глядя исподлобья, спросил тот.
— Ну что ты! Я же спортсменка, как и ты!
Эту партию со своей подачи выиграл Максим и удовлетворенный прошел через калитку в невысоком заборе, разделявшем два участка.
А вечером пришла обаятельная Зоя Пашкова.
— Говорят, я могу у вас попробовать себя на вкус? — со смехом сказала прелестная женщина, входя на веранду Загорянских.
Женя галантно вскочил, предлагая гостье плетеное кресло:
— Вас не надо пробовать на вкус. Достаточно взглянуть на вас, чтобы восхититься. Как вы добрались из-за рассеянности нашего друга Саши?
— Я приехала с Иваном Семеновичем Козловским, его дача ведь неподалеку.
— Несомненно, он привез вас вместо заказанных ему помидоров, — сострил Женя в адрес своего друга.
Званцев все-таки был прощен за свою оплошность.
А на следующий день, когда он никого не должен был привезти, он привез нежданного гостя.
— Танюша, — обратился он к встречавшей его жене, — это Чанышев, Садык Митхатович, о котором я тебе столько рассказывал. Мой руководитель и учитель.
Гостем живо заинтересовался Женя Загорянский:
— Очень рад познакомиться с вами, Садык Митхатович. Я столько слышал о вас не только, как о феномене, запомнившем наизусть коран, не зная арабского языка, но и о как одаренном руководителе, занимавшем пост заместителя директора Белорецкого металлургического комбината.
— Это не помешало мне загреметь в 37-м году.
— Вот как? Вы были репрессированы?
— Приехал в Москву оформить реабилитацию. Теперь чист.
— Хватали наиболее талантливых людей. Куда же вы теперь? В Белорецк?
— Нет. Обратно в Воркуту.
— Зачем? Вы же освободились!
— Я Александру Петровичу объяснил, что последние годы заключения был начальником угольной шахты, где работали заключенные, и я среди них, пока не решили использовать мое инженерное образование и опыт административной работы. Назначили начальником шахты.
— Но теперь вы вольный человек. Зачем вам Воркута?
— Александр Петрович меня понял. Надеюсь, и вы не осудите. Да, Воркута – место ссылки и подневольного труда. Я потерял там здоровье. Полиартритом страдаю. Но, понимаете, привязался я душой к этой шахте. Частицу себя в нее вложил. И согласился остаться там начальником шахты, как вольнонаемный. И шахтеры мои, бывшие зэки, остались там уголек рубить. Вот и еду туда по доброй воле, хоть в Башкирии завидные должности предлагают, в том же Белорецке. Но это для меня пройденный этап. Буду в новом вольном качестве шахтой своей заправлять.
— Не перестаю удивляться и восхищаться вами, Садык Митхатович, — признался Женя.
Вечером Званцев с Чанышевым прогуливаясь, спустились к Истре. Глядя на него, Саша думал, что идет с ним рядом командир космического корабля.
Садык Митхатович наклонился, зачерпнул воду ладонью, но выпрямился с трудом.
— Чудная речка, — пересиливая себя, произнес он. — Вода кристальная, родниковая, течение, как в горном потоке.
— Что это с вами, Садык Митхатович? В поясницу ударило? Радикулит?
— Хуже. Полиартрит. В шахте, когда уголь рубал, благоприобретенный.
— Так лечится надо.
— Вот приеду в Воркуту, путевку в санаторий достану. Поеду подлечусь.
— Может мне взять для вас в Литфонде?
— Спасибо, Александр Петрович, но это не в моих правилах.
— А вам не хотелось бы полететь в космос на другую планету? — неожиданно спросил Званцев.
Чанышев усмехнулся:
— С детства мечтал, когда Жюля Верна читал “Из пушки на Луну”. Но с полиартритом не возьмут.
Утром Званцев отвез Чанышева в Москву, а вечером заехал за ним в гостиницу и доставил на Ярославский вокзал к поезду на Воркуту. Чанышев сам не мог нести чемодан, и помощь Званцева была, как нельзя более, кстати.
А через две недели Саша получил письмо:
“Уважаемый Александр Петрович!
Пишет Вам Гульджамаль Чанышева, жена Садыка Митхановича. Он рассказал мне, как тепло Вы его встретили, и даже предлагали помощь в отношении путевки. Он отказался, потому что он такой. И сейчас я обращаюсь к Вам тайком от него. Он не позволил бы. Чувствует он себя из-за полиартрита очень плохо. Нужно лечение, а у нас в Воркуте путевок нет, словно не люди здесь живут. И я обращаюсь к Вам с огромной просьбой. Помогите Садыку с путевкой, если это возможно. И пришлите ее авиапочтой по обратному адресу на конверте.
Заранее благодарная Вам Гульджамаль Чанышева.
Р.S. Обязательно укажите стоимость путевки и номера Вашей Сберкассы и Вашего счета. Садык очень щепетилен. Г.Ч.”
Званцеву не стоило труда получить путевку для своего “родственника” в нужный санаторий, и он отправил ее авиапочтой в Воркуту.
А через десять дней на его счет в Сберкассе было перечислено из Воркуты 3 000 рублей. Одновременно пришло благодарственное письмо от Садыка и Гульджемаль Чанышевых.
А Званцев уже не расставался с Чанышевым. Под именем Ильи, командира космического корабля, он отправил его на планету тайн Венеру.
Клушанцев в Ленинграде ждал сценария и создавал уже съемочную группу.
Картина “Планета бурь” была поставлена. В ней впервые в кино был показан доисторический мир динозавров и птеродактилей. Она стала любимым фильмом молодежи, но была холодно встречена киночиновниками. И к величайшему огорчению Клушанцева получила низшую третью категорию. Но спустя тридцать лет маститый писатель Званцев получил письмо из Голливуда от лауреата премии "Оскар", кинокритика Котака, который писал, что фильм “Путешествие на доисторическую планету” (“Планета бурь”) не сходит с американского экрана, хотя американская версия и уступает первичной, советской. А робот Железный Джон стал прототипом для всех американских роботов в кино.
Повесть “Лунная дорога” в годы повышенного интереса к космосу, вызвала большой интерес. Ее печатали с продолжением в газетах, она вышла в ленинградском журнале “Нева”, печаталась в журналах на разных языках, в частности, на немецком и финском, имела много изданий, переведена на другие языки, включая японский, и вместе с тем...
Однажды в Центральном доме литераторов Званцев увидел входящую в вестибюль известную поэтессу Веру Инбер. Он поспешил ей навстречу. Они были в дружеских отношениях, вместе состояли в бюро секции астронавтики Аэроклуба им. Чкалова. Задолго до запуска первого искусственного спутника Земли вместе прогнозировали грядущие успехи космонавтики. И вот теперь, когда он сделал это в очередной повести, она вдруг яростно набросилась на него.
— Как вы могли, Саша, допустить в “Лунной дороге” заимствование из американского рассказа Томаса Вуда? — негодовала она. — У вас, как у него космонавт безжалостно выбрасывает в космос девушку, тайком проникшую на корабль!
— Это вовсе не заимствование, Верочка. Это полемика. Недаром у меня космонавт носит имя автора рассказа. Я сам включил этот рассказ в первый сборник американских фантастов и в своем предисловии указывал на неправомерность такого античеловеческого сюжета. И намеренно повторил в “Лунной дороге” эту ситуацию, но дал концовку, противоположную по звучанию. Выброшенная в космос американка стала поводом для подвига советского космонавта, с риском для себя спасшего ее. Так заложена была у меня общность в освоении космоса наших космонавтов и американских астронавтов, в чем я не сомневаюсь.
— Вы хотите доказать, что я глупа. Но я вам скажу, что вы переоцениваете своих читателей. Не все разгадают заданный вами литературный ребус. Вы спутали литературную повесть с шахматной задачей, смысл которой в разгадывании авторского замысла. В литературном произведении это едва ли уместно. Так что давайте не доказывать друг другу кто из нас глупее, и по прежнему дружить.
Конфликт с соратницей по секции астронавтики аэроклуба им. Чкалова на этом закончился, но скрытую правоту Веры Инбер Званцев усвоил. Однако переделывать “Лунную дорогу” не стал.
Нашла свое выражение и “Планета бурь”. Эту повесть из номера в номер, подобно “Пылающему острову” в “Пионерской правде”, а потом в “Юманите”, печатала газета “Комсомольская правда”, а вслед за ней многие издания.
Но Званцев для кино больше не работал.
конец второй части