Глава восьмая.КОЛЕСО БЕЗ ОСИОбеды в семье Мелховых были семейными "собраниями", на которых обсуждались и домашние и государственные вопросы. Юрию Сергеевичу отводилось при этом особое место. И если отец развивал свою теорию маленького человека, то Юрий вещал о человеке вообще. Вот и теперь он произнес: – Высшее образование – это то, что делает человека человеком. Вот мое добавление к Энгельсу. – Ты так думаешь? – спросила вошедшая с подносом Аэлита. От кушаний, которые она внесла, распространялся обещающий аромат. Свекор даже крякнул от удовольствия. – Вот это баранина так баранина! Звонче, чем в шашлычной. – Здесь говорят о высшем образовании, а не о шашлычной, – обрезала Клеопатра Петровна. – А я думаю, что образование еще не все, – продолжала Аэлита, ставя на стол поднос и раскладывая кушанье по тарелкам. – Недавно я услышала такие стихи:
Знай, воспитанье – это ось, Образованье – колес сила. Но колесо с оси снялось - И вмиг винтом заколесило.
– Недурственно, – хмыкнул в усы Сергей Федорович. – Каламбур, – пожал широкими плечами Юрий Сергеевич. – И колесо заколесило. Без оси завсегда так. Вроде как без воспитания, – резюмировал Сергей Федорович. – На что намекаешь? Мы что, плохо своего сына воспитали? Одно только образование дали? – возвысила голос Клеопатра Петровна. – Афоризм в форме каламбура – про всех. Есть даже академики невоспитанные, – пояснила Аэлита. – И кто же сочинил этот шедевр морали? – выразительным баритоном осведомился Юрий Сергеевич, уплетая сочный кусок баранины с подрумяненной картошкой. – Академик Анисимов, Николай Алексеевич. – Так он еще и стихи пишет, черт возьми! – возмутился почему-то Юрий Сергеевич. – Других стихов Анисимова я не знаю, но, судя по этому афоризму, он владеет стихотворной формой. – Владеет, владеет, – проворчал Юрий Сергеевич. – Он много чем владеет, слишком много. И наука, и лыжи, и скульптура. И стихи еще... Ненормально. – Если нормой считать посредственность, то, конечно, выше нормы. – Нечего отца обижать. Вступаюсь за него и утверждаю, что маленький человек неадекватен посредственности. Впрочем, посредственность хорошо знакома тебе, если вспомнить твои институтские отметки. Бывало, бывало, чего греха таить. – Как тебе не стыдно? – покраснела Аэлита. – Почему ты так изменился? Я знала тебя другим! – Бароном фон Мелховым? – Да, ты выглядел аристократом, рыцарем, преклоняющимся перед женщиной, готовым помочь. – Алла! – прервала свекровь. – Нечего секреты строить. В каком магазине ты умудрилась такие роскошные консервы заполучить? Покажи и мне туда дорогу. Семью-то не тебе приходится кормить, на мне одной все заботы. – Вам, правда, понравилось, Клеопатра Петровна? – Вкусно, ничего не скажешь. И на консервы непохоже. Сочно. Свежо. Научились-таки. Надо набрать таких банок побольше. – Это не консервы вовсе. Честное слово! – Как так не консервы? Я что, не хозяйка? – Нет, вы отличная хозяйка. Но это вовсе не консервы, а искусственная пища из института академика Анисимова. Кстати, Николай Алексеевич предложил мне у него работать. – Что? – разом вырвалось у Клеопатры Петровны и ее сына. Сергей Федорович осторожно отодвинул от себя тарелку и стал вытирать салфеткой губы, ссутулившись более обычного. – Ну конечно! Искусственная пища, приготовленная в лаборатории. Структура мяса сделана на ткацком станке, а вкус и запах баранины – в лаборатории вкуса и запаха. В ней как раз мне и предлагают работать. Право-право! – Как? – крикнула Клеопатра Петровна, выскакивая из-за стола. – Ты осмелилась накормить нас такой гадостью? Боже, какая низость! Мне дурно! Ох!.. – И она выбежала из столовой, – Докормила! – гневно возвысил грудной свой голос Юрий Сергеевич. – Это же обман! Низко, недостойно! – Юра, что ты! – Вот теперь Юра, а то все был Николай Алексеевич. Слушал я его в Вечном городе. Только сам он, видно, не вечный. В детство-юность начал впадать. Статуэточки, стишочки – маразматические синдромы! – Юра, прекрати! – Нет, я просто не могу прекратить. Оказывается, я изменился! Меня не разглядели! За барона или рыцаря, в самом деле приняли! Но в ответ на подлинно рыцарское отношение на меня и моих родителей совершается покушение! Да, да, покушение с целью отравления, на какое решилась Катерина Измайлова! – Какая начитанность! Может быть, ты помнишь и купца, на которого покушалась Катерина Измайлова? Не найдется ли общих черт? Как же я была слепа! И как ты можешь осуждать такого человека, как академик Анисимов? Говорить об отраве... Знайте же, что все искусственные кушанья сделаны из молока. Честное слово! – Из молока? – удивился Сергей Федорович. – Чудно! А я думал – баранина. – Из казеина, полученного из отходов молочного завода. Словом, творожные изделия. И не из чего огород городить. – Блевать – по-твоему, огород городить? Хороши творожные изделия, если от них рвота! Впрочем, всем известны отравления плохим творогом. Напрашивается вывод, что твой старец в своей лаборатории за государственный счет творог портит. И наживает научное имя. Юрий Сергеевич уже не владел собой. Глубоко уязвленный интересом жены к пожилому академику, он ненавидел и самого Анисимова, и его дело, не отдавая себе отчета в словах, которые вырвались у него и за которые он краснел бы в другое время. Аэлита тоже была возбуждена выше всякой меры. – Молчи! – воскликнула она. – Ты не смеешь так говорить! Кто ты в сравнении с ним?! – "Ведь я червяк в сравненьи с ним, с лицом таким, с его сиятельством самим!" – продекламировал Беранже Юрий Сергеевич, словно стараясь разъярить себя еще больше. Вернулась Клеопатра Петровна. – Я думала, умру. Какой ужас! Неужели у нас не могут справиться с сельским хозяйством? Куда смотрят правительство, партия? – Правительство и партия всячески поддерживают начинания академика Анисимова. – Я не знаю, что там думают наверху, не мое это дело. Там умеют заботиться о нас. Но в моем доме этой гадости никогда не будет. – А как же, – согласился сразу Сергей Федорович. – Не знаю, не знаю, как и кто поддерживает эти происки с искусственной пищей, которые могут просто подорвать устои нашего сельского хозяйства, – важно заявил Юрий Сергеевич. – Стоит только понадеяться на этот творог... и прикрыть все земледелие. – Никто этого не добивается. Искусственная пища нужна в первую очередь народам, у которых нет сельскохозяйственных продуктов в достаточном количестве. Это резерв науки, необходимый человечеству. – Оставим высшую материю высшим инстанциям, что же касается нашей маленькой семьи, то не вздумай накормить подобной гадостью сына, – пытался снизить накал спора Юрий Сергеевич. – Кстати, что за разговоры о работе в институте академика Анисимова? Ты что, не знаешь порядка? После окончания института три года обязана отработать по распределению. – Николай Алексеевич заверил, что договорится с министром. – С министром? – снисходительно переспросил Юрий Сергеевич. – Если министр будет заниматься такими, с позволения сказать, делишками, наша химическая промышленность встанет. – Напротив, она займется изготовлением искусственной пищи в широком масштабе, создаст пищевую индустрию, станет кормить голодающие страны, увеличит наш экспорт. Юрий Сергеевич махнул рукой в знак того, что не хочет продолжать перепалки: – В битве врагов побеждает сильнейший. В споре друзей уступает мудрейший. – Остается решить, что это было: битва или спор? – запальчиво спросила Аэлита, но ей никто не ответил.
|