Глава восьмая.СНОВА ГУМАНОИД
"– Ну конечно, ты вспомнила о том, что меня называли гуманоидом, когда о гуманоидах зашла речь, – с усмешкой сказал мне отец, как только я начистоту выложила ему все. Он сидел в кресле, едва доставая ногами до пола, отвернувшись от чертежной доски и проницательно, но ласково глядя на меня. Верила ли я в то, что мой отец действительно гуманоид и что во мне самой течет инопланетная кровь? Стараясь быть откровенной с самой собой, я должна признаться, что чуть-чуть, совсем немножко, но допускала это. Словом, такую возможность, выражаясь математическим языком, не считала равной нулю. Честное слово! И я сказала папе: – Если ты гуманоид с другой планеты, то и я ведь сродни и тебе и другим гуманоидам, которых сейчас хотят обвинить в тяжких преступлениях. – Дело не в этом, – сказал серьезно папа. – Давай рассудим, кому на Земле выгодны такие "инопланетные преступления", как гибель "Конкорда"? – Думаю, тем, кого не устраивала деятельность нашего Города-лаборатории, скажем, оптовым торговцам зерном, теряющим барыши при поставке продовольствия голодающим районам мира. – Не только, не только... Это верная экономическая подоплека. Но есть еще и другая – общеполитическая. – Какая связь между научным экспериментом и политикой? – Прямая. Город, где люди отдают все, на что способны, получая для себя все, в чем нуждаются, пугает апологетов капитализма. Они готовы кричать о пропаганде коммунизма под флагом ООН. Теперь взглянем на наши события. – На приезд комиссии, на исчезновение "Конкорда"? – Легко понять, кому выгодно скрыть подлинные выводы комиссии. Если они отрицательны для Города-лаборатории, как утверждает Смит, то нет никакого смысла препятствовать их обнародованию. Но если они были положительными и почему-то их предварительно не передали по радио, то исчезновение членов комиссии позволило господину Смиту выступить как единственному свидетелю, который присутствовал на заключительном заседании комиссии. И он утверждает прямо противоположное тому, что устно передал Николаю Алексеевичу лорд Литльспринг. – Значит, Смит? – Конечно, именно господин Смит представляет и отстаивает интересы врагов Города-лаборатории. И ради этого задержался, не полетел, хотя на первый взгляд ему выгоднее скорее оказаться в Америке. Спрашивается, почему? – Он отгородился дурной славой Бермудского треугольника, в районе которого исчез самолет, "преступлениями" гуманоидов. – Твоя задача не только реабилитировать воображаемых гуманоидов, но и разоблачить землян, отнюдь не воображаемых, по указке которых действовал Смит. "Иван Ефремов" еще не отплыл. Полезно поговорить с самим Смитом, припереть его к стене. Возможно, вскроется прямая диверсия. Я уже знала, что должна делать. И через некоторое время была на борту лайнера. Смита я нашла в баре "Тени минувшего", где он наверстывал упущенное за время пребывания в Городе Надежды и уже изрядно нагрузился. Быть может, этим объясняется его наглый тон, каким со мной он прежде не говорил. Или он уже считал себя недосягаемым? Преодолев отвращение, я обратилась к нему: – Мистер Смит, я не успела узнать у вас, почему вы сочли нужным отправить на самолете багаж, не собираясь лететь? – О мэм! Пустое! Не налить ли вам рюмочку? Женщинам с вашей наружностью очень идет, когда они сидят с рюмкой в руке. – Позвольте мне заменить ее ручкой, которой я запишу ваши показания. – Показания? Прикажете рассматривать нашу беседу как допрос? Вы забываете, что я уже в международных водах на борту зафрахтованного международной организацией корабля! – Вы давно на международной территории. Но вам полезно вспомнить, что вы на борту советского корабля. – Ага! Уже договорились с экипажем о попрании прав свободного журналиста? А международные соглашения? Я буду протестовать! – Но почему вам не ответить на такой простой вопрос? Ведь я отвечала на все ваши вопросы, когда встречала вас. – Пожалуйста, я отвечу. Я джентльмен. Но отвечу не "следователю", а лично вам, мэм, в знак моего к вам расположения. Особого расположения, мэм! С вами я сам не свой! Эх, будь мы в другое время, в другом месте! Но теперь... прошу вспомнить, что мне удалось доказать вам, что я вовсе не трус. Мне это очень важно!.. – Вернемся к чемодану. – Да, мэм, я отправил чемодан. Но это было уловкой. – Уловкой? – Какой же вы детектив, мэм, если не делаете вывода, что при виде моего чемодана улетающие успокоились. Время шло, "Конкорд" уже нельзя было больше задерживать. На это я рассчитывал. – Вот теперь ваши мотивы ясны. С кем же вы отправили свой чемодан? – А! – махнул рукой Смит, выпивая залпом двойную порцию виски и сползая с высокого табурета. – С первым встречным. Ведь охотников получить наличные деньги, которых нет в обороте в вашем ледяном коммунистическом царстве, куда больше, чем вы воображаете. – И все-таки. Как выглядел этот любитель наличности? – Откуда я знаю? Я не заметил в нем никаких особенностей. – Но диспетчер аэродрома заметил. – Какая нелепица, господин прелестный сыщик! Какой судья поверит вам, если учтет, что диспетчер не может отлучиться от пульта, находящегося на большом расстоянии от самолета. – Дело в том, что диспетчер был молодым парнем, плененным красотой Шали Чагаранджи, а она, ожидая вас, в волнении ходила около самолета. Диспетчер же любовался ею в бинокль. – Даже это установили? Поздравляю. – Не только это, но и то, что Шали Чагаранджи обрадовалась, увидев посыльного с чемоданом, а диспетчер рассмотрел и его. – И что же? – с наглой улыбкой спросил Смит. – Диспетчер увидел, что толстяк хромал и у него был подбит глаз. Так кто это был? – Оставьте меня в покое, господин частный детектив! Я не обязан знать, кто дерется в вашем прославленном подледном раю и ставит друг другу фонари под глазами. – Мне вполне достаточно этого вашего подтверждения, – сухо закончила я. – Я ничего не говорил вам, ничего не показывал! – заволновался Смит. – Ничего, кроме того, что записано моим магнитофоном. – Вы не предупредили меня об этом! – Я думаю, что вам еще представится возможность давать показания следственным органам на континенте. – Не думаю, не думаю, мэм. Едва ли ваши руки дотянутся дотуда. Я вернулась в Город Надежды. Теперь предстояло найти хромого толстяка с подбитым глазом. За все время существования Города Надежды у нас не произошло ни одной драки. Доктору Танаге не было известно ни об одной травме за эти дни. Я оказалась в тупике".
|