Алексей добрался до порта и стал разыскивать корабль Терехова среди ошвартовавшихся у пристани судов.
Грохотали краны. Над головой Алексея, вырванные из тьмы прожектором, проплывали по воздуху гигантские ящики или целые автомашины с крутящимися, казалось, колесами. Пыхтели лебедки. Сновали люди в капюшонах. Снежные вихри делали электрический свет матовым, словно прикрытым белой сеткой.
Алексей отыскал наконец корабль и поднялся по трапу на палубу. Мимо него пробегали моряки, занятые на погрузке. Слышались крики: «Вира! Майна! Еще немного!» Поворачивалась стрела с раскачивающейся на канате бочкой.
«Лишь бы не встретить Федора! Он наверняка следит за погрузкой...»
Втянув голову в плечи, Алексей пробирался вдоль палубных надстроек, пока не нырнул в свою каюту.
Закрыв за собой дверь, он, не раздеваясь, бросился на койку и маленькой подушкой закрыл ухо, словно хотел отгородиться от всего мира. Сейчас глаза его были сухи.
«Итак... в глубоком месте вас оставили, инженер Карцев, не для того, чтобы вы утонули, а для того, чтобы напрягли все силы. Значит, до сих пор они были напряжены недостаточно. Вопросы вам казались решенными, а народ требует подлинного обоснования этих решений. Так в чем же ошибка? Я считал, что стране нашей легко выполнить любое задание. А почему я так считал? Уверен был, что даже гору можно сдвинуть с места, если захотеть. Подрыться под нее, подвести под ее основание миллиард... или больше миллиарда шариковых подшипников, впрячь в гору миллион... или больше миллиона мощнейших машин и... сдвинуть! Не шапками, так машинами собирался закидать... Привык к тому, что можно поворачивать реки вспять, планировать новые моря, прорывать каналы по тысяче километров длиной, промывать котлованы морей, как чайную чашку, чтобы моря стали пресными! Привык к этому с детства так же, как привык к самолету и радио. Потому и считал, что создать энергобазу из ста тысяч ветряков вполне возможно. А вот люди, которые заинтересованы в выполнении подобного замысла, хотят выполнить его с наименьшим напряжением сил, экономичнее...»
Алексей рывком перевернулся на другой бок.
«Вот в этом и все дело! Проектант должен идти по линии наибольшего сопротивления... пусть ему будет тяжелее, а строителям легче. Думать надо! Думать, искать! Верно сказала Галя. Под ногами дна не чувствую. Напрягать надо все силы.
Нужно не только проектировать сооружение по своему замыслу, но и проектировать все то, что поможет его осуществить! И нечего думать, что это возможно сделать одному».
Прежде чем прорывать каналы, инженеры спроектировали, а рабочие на заводах создали невиданные по мощности экскаваторы, на которых он сам же когда-то учился работать, построили исполинские скреперы – «стальные муравьи», которые могут вырыть котлованы для моря или растащить горный хребет. Как можно забыть о гигантской, продуманной и расчетливо выполненной технической подготовке осуществления грандиозных замыслов!
В этом и кроется корень его ошибки.
Напрасно он свысока отнесся к желанию Жени что-то там сделать на «Заводе заводов».
Именно с этого и надо было начинать. Спроектировать небольшую ветрохолодильную установку и создать завод-автомат для изготовления сотен тысяч таких установок!
Нужно вернуться вспять и, прежде чем строить гигантское здание, заготовить для него кирпичи.
Алексей уже не боялся признаться себе в поражении. Ломает же свои первые рога олень.
Нужно иметь силу вернуться вспять и начать именно с того, с чего надо было начать: ветряк, холодильная машина, завод-автомат для их изготовления.
Конечно, Алексей был уязвлен в своем самолюбии. Он ворочался с боку на бок на койке, убежденный, что его ждет томительная бессонница, но, как это порой бывает, внезапно уснул. Он уснул, как засыпают от огорчения дети. Он был почти ребенок, наш Алеша, только первый раз в жизни получивший такую встряску... В затемненном сознании проносились ледяные поля, седой капитан с висячими усами, ледяные ворота, старичок профессор, смеявшийся над его страхом, суровый холодный Ходов, безжалостно разрушающий все его иллюзии.
И Алексей видел во сне Ходова, казавшегося ему ветряком его холодильной машины. Ходов скрипел, вертя крыльями, и от него веяло холодом... страшным холодом, который был так нужен для замораживания мола и который был так неприятен.
Алексей искал рукой одеяло, чтобы натянуть его, но не находил. Он съеживался и дрожал. Иллюминатор был открыт, и в каюту заносило ветром снежные крупинки.
«Замерзли все цветы на клумбах», – проносилось в его сонном сознании. А Ходов все скрипел и скрипел... Грохотали цепи. Слышались крики: «Вира! Майна!» «Что это значит? Какая тайна? Вира? Непонятное слово. Вира, майна... нет, тайна...»
Кто-то стучал в дверь каюты.
Алексей плотнее прижал подушечку к уху. .
В дверь отчаянно стучали.
Алексей вскочил и сел на койке, протирая глаза.
Неужели он уснул после всего, что случилось?
– Кто стучит? Кто там?
– Открой, Алеша. Тебе радиограмма.
Это дядя Саша! Радиограмма? Конечно, от Жени!.. Он мысленно видел ее перед собой, насмешливую, "надменную, не прощающую слабости. Что он ей ответит? Во всяком случае, ответит, что не опустит руки.
Ему стало жарко. Алексей открыл дверь.
Вошел дядя Саша, откинув за спину капюшон.
– Здоров ты спать, Алеша. Я уж хотел матросов звать, дверь выламывать, – сказал он улыбаясь.
Алексей, стиснув зубы, смотрел на коврик, брошенный у двери каюты.
– Все хорошо, если не пропадает сон! Все хорошо, друг мой.
Александр Григорьевич снял плащ, повесил его на вешалку и сел на вертящееся кресло у письменного стола. Он вынул из кармана телеграфный бланк и расправил его на колене.
– Слушай, Алеша. Я получил радиограмму на твое имя.
– Вы? На мое имя? – с изумлением спросил Алексей.
– Да. С острова Врангеля. Алексей еще больше удивился.
Александр Григорьевич запустил пальцы в густую бороду и искоса взглянул на него.
– Полярники острова не знали, как адресовать тебе радиограмму. И они прислали ее мне как председателю собрания.
Дядя Саша передал радиограмму Алексею. Тот взглянул на нее и вздрогнул.
– Ничего не понимаю. – Алексей провел рукой по влажному лбу.
– Читай дальше, поймешь, – спокойно ответил Александр Григорьевич.
Алексей стал читать вслух:
«Предлагаем построить ледяной мол без всякой затраты энергии, замораживать мол надо не летом, а зимой, используя холод арктических ветров, обдувающих радиаторы, которыми следует закончить поднимающиеся из-подо льда трубы. Соляной раствор охладится и, уйдя под лед, отдаст холод воде и заморозит ее».
– Я ничего не понимаю, – шептал Алексей. – Значит, спускать трубы под лед... и соединить их с радиаторами? – взгляд его остановился на батарее центрального отопления, видневшейся из-за письменного столика.
– Если бы вы знали, о чем я только не думал! Но подождите... Ведь это так просто!.. Здесь даже не страшно сказать – гениально просто! Я только сейчас начинаю это осознавать, – говорил Алеша. – Ведь это ставит все вверх дном. Отпадает основное возражение Ходова... Не нужны двадцать миллионов киловатт!
Алексей сорвался с койки и сжал Александра Григорьевича в объятиях.
– Кости поломаешь. Что ты, друг?.. Откуда у тебя только сила такая? – вырывался от него Александр Григорьевич.
– Проект снова существует! – торжествовал Алексей. – Ну почему я не мог до этого додуматься?
Ах, Алеша... До этого мало было додуматься. На это надо было решиться. Ты представил себе, что значит это новое предложение?
– Что ж тут представлять? Не надо никакой энергии. Все сделает холодный ветер.
Но ведь для этого трубы надо опускать под лед зимой. Понимаешь – арктической зимой!.. На всем протяжении четырех тысяч километров... в ста километрах от берега... Живя на голом льду, работая в мороз, в пургу... Ты представил себе все это?
– Да, вы правы, дядя Саша. Выгоды грандиозны, но на первых порах будут большие трудности. В том- то и дело. Но, я думаю, гайдаровцы и здесь покажут пример. Чтобы сэкономить стране двадцать миллионов киловатт и построить ледяной мол, потребуется героизм тех, кто возьмется его строить зимой. Да, дядя Саша, и я счастлив, что буду одним из первых.
– Верю, Алеша. Потому я и пришел к тебе ночью. Впрочем, кажется, ты и не вспомнил бы, что надо со мной проститься. Ведь корабль уходит на рассвете.
– Дядя Саша, простите меня! Не понимаю, как я мог уснуть. Но как они узнали? – спохватился Алексей.
Дядя Саша улыбнулся.
–. Ты забыл, что выступал перед микрофоном. Тебя слушала вся Арктика.
И Арктика заинтересовалась? Она поправляет проект, приходит на помощь! Спасибо, дядя Саша! Надо сейчас же послать радиограмму, поблагодарить их. Знаете, дядя Саша, что теперь получается? Строительство ледяного мола обойдется не дороже сооружения железной дороги той же протяженности. Эксплуатация ледяной плотины будет стоить не дороже эксплуатации железнодорожного полотна.
– Подсчитай, подсчитай хорошенько, Алеша. Я рад, что ты так воодушевлен. Прощай, – Александр Григорьевич встал. – Быть может, я доберусь как-нибудь к тебе до Дальнего Берега. Набирайся опыта... И набирайся ума, Алексей!
Карцев покраснел. Он крепко сжимал руку старого полярника, но смотрел он куда-то вниз, на коврик у двери.
– Прощай, Алеша, – Александр Григорьевич обнял его. – Не забудь ответить на радиограмму.
Дверь открылась и закрылась. Алексей сел на койку, сжимая радиограмму в руке. Ветер заносил в приоткрытый иллюминатор снежинки. В лицо Алексея пахнуло холодом. Он глубоко вдохнул в себя свежий морской воздух. Потом встал, порывисто сел за стол и, опустив подбородок на кулак, глубоко задумался.
Несколько дней Алексей почти не выходил из каюты, уткнувшись в справочники.
Федор не заходил к нему и ничего не знал о радиограмме с острова Врангеля. Алексей же пока не хотел идти к Федору, не подготовив расчеты.
Стол в каюте был завален эскизами и описаниями технологического процесса зимнего строительства мола. Чем больше работал Алексей, тем счастливее себя чувствовал, – настолько блестящими были показатели, которые он получал.
В один из дней у Алексея разболелась голова, и он вышел на палубу.
Взглянув в море, он замер.
Он никогда не видел льдин. На пути к острову Дикому они не встретились.
Теперь все море было заполнено ими: белыми, голубоватыми, зеленоватыми.
Это были разрозненные, разбитые льдины. Моряки даже не обращают на них внимания, но Алексею они казались удивительными.
Вот проплывает старинный коч русских мореходцев с высоким носом и поднятой кормой. Вот плывет гигантский чернильный прибор из белого мрамора, а следом за ним льдина с белой медведицей. Льдина поворачивалась, и медведица превращалась в глыбу причудливой формы.
Источенные теплой водой, пористые или зализанные волнами льдины проплывали мимо корабля, мерно покачиваясь, некоторые из них терлись о его борта.
Федор заметил с мостика Алексея и спустился к нему.
– Подходим к острову Ледниковому, – сказал он.
Алексею хотелось схватить Федора за плечи и как следует тряхнуть, рассмеяться и рассказать о радиограмме. Но Алексей не сделал этого сдержался, только глаза его озорно поблескивали. Федор заметил этот блеск.
–. Не лихорадит? – заботливо спросил он. – Шел бы в каюту. Пришлю врача.
–. Нет, – рассмеялся Алексей, – не надо врача! А в каюту я пойду.
Ему уже не терпелось: надо решить, как прокладывать во льду траншеи для спуска труб. Надо поговорить с Федором о гидромониторном ледоколе. Может быть, он окажется хорош для этой цели. Но это потом, когда Федор все узнает. Пусть это будет для него сюрпризом.
И Алексей возвращался к письменному столу. Никто из товарищей по экспедиции – инженеры, наладчики, строители – не мешал Алексею, боясь его потревожить...
Алексей сел за работу и потерял счет времени. Внезапный удар и содрогание стенок каюты заставили его очнуться.
Алексей забыл, где находится, и первым его ощущением было, что поезд сошел с рельсов.
Встревоженный, он выскочил на палубу и побежал на капитанский мостик.
Море опять изменилось. Мелкий битый лед оказался предвестником сплоченных льдов и ледяных полей, которые преградили теперь путь кораблю.
Судно вел Федор.
– Лево на борт! Еще лево на борт! – командовал он.
Корабль входил в проход между двумя большими льдинами. Но проход оказался тупиком, закрытым тяжелой льдиной.
– Самый полный! – командовал Федор, переводя ручку машинного телеграфа.
Все море было бело. Необъятные снежные поля простирались и перед кораблем и позади него. Только темная полоса воды легла за кораблем.
Корабль трясся. Машина была слишком мощной для такого небольшого судна.
– Удар!
Алексей ухватился за поручни. Льдина раскололась. Черной молнией пробежала вперед трещина. – Назад!
Корабль отодвинулся для разбега и снова устремился вперед в образовавшуюся трещину.
Льдина не выдержала, разломилась на две половины, одна из них встала дыбом и нырнула вглубь, подмятая кораблем.
Алексей смотрел за корму. Там бешено вертелись, словно перепуганные, льдины. В панике они ныряли, будто пытаясь спастись, выпрыгивали из воды, перевертывались. Вода бурлила вокруг них.
Федор обернулся к Алексею.
– Остров Ледниковый, – указал он глазами на белую полосу на горизонте. – Тяжело пробиваться. Окружен ледяным припаем. Зимой не оторвало дрейфом льдов. И сейчас ветрами не отрывает. А пристать надо...
Алексей безучастно повторил:
– Не оторвало дрейфом льдов? Интересно...
– Где бы пристать? – вслух думал Федор. – Где ледник в море сползает, чистой воды больше. – И он скомандовал: – Право руля! Не спать!
Алексей долго наблюдал борьбу корабля со льдами. Корабль отступал на шаг назад, чтобы после нескольких ударов продвинуться все же на два шага вперед.
Стали видны базальтовые скалы острова, похожие на зубчатые башни древней крепости. У их подножия виднелась зеленоватая отвесная стена. От нее узкой полосой шла чистая вода. Здесь сползал в море ледник.
– Неужели ты хочешь пристать к леднику? – в изумлении спросил Федора Алексей.
Тот кивнул.
– Но ведь это же огромный риск. А если отломится айсберг?
Осторожным стоит быть, чтобы в решительную минуту рискнуть, – ответил Федор.
С тревогой и восхищением следил Алексей за смелым маневром капитана.
Корабль подошел к отвесной стене ледника, словно она была благоустроенным причалом. Снежный обрез приходился почти на уровне капитанского мостика. На снегу виднелись медвежьи следы.
От скал спускались полярники острова, обрадованные, что корабль подходит к острову вплотную. Впереди мчались лохматые собаки.
Отдали якорь, бросили на ледник чалки, которые закрепили за ледяные торосы на поверхности ледника, Начиналась выгрузка доставленного полярникам продовольствия и топлива.
Замерзнув на пронизывающем ветру, Алексей вернулся к себе в каюту. Едва он разложил бумаги и стал отогревать озябшие руки, чтобы взяться за карандаш и счетную линейку, в дверь постучали. Федор...
Алексей был искренне рад. Вот сейчас он ему все расскажет.
– Ты замечательный капитан, Федя! Я просто любовался твоим искусством.
Обычная работа, – отмахнулся Федор. – Принес письмо.
– Письмо? Его сбросили с самолета?
– Нет. На корабле есть радиоприбор, который копирует написанный в Москве лист.
– Нечто вроде фоторадиограммы?
– Да, но в запечатанном виде. Бланк в конверте. Записывающий луч проникает через бумагу конверта. След только на бланке.
Алексей порывистым движением вскрыл конверт.
– От Жени, – сказал он.
Федор, казалось, не проявил никакого интереса. Только его пальцы вдруг начали барабанить по колену.
– У меня нет от тебя секретов, Федя, – сказал Алексей. – Я прочту письмо вслух. – Своей готовностью прочитать письмо он хотел скрыть овладевшее им смущение.
Федор чуть поморщился, но Алексей по своему обыкновению не заметил этого и принялся читать:
–. «Алеша! Мы почти поссорились, когда ты уезжал, так и не поняв меня, не расспросив ни о чем. Мне помешала гордость, за которую ты так часто меня упрекаешь, я не пришла к тебе. Мне и сейчас стоило большого труда заставить себя сесть за письмо. Но я не могла не написать. Нам нужно слишком многое выяснить».
– Как это женщины любят выяснять, – обернулся Алексей к Федору.
Федор смотрел в сторону.
– Удивительный она человек, – продолжал Алексей. – Вечно выдумает что-нибудь и носится с этим так, что к ней и не подойди. Ее даже считают заносчивой. Но ты не относись к ней так, Федя. Я прочту письмо до конца, чтобы ты ее лучше узнал.
Федор засопел нераскуренной трубкой, которую сжимал в зубах.
– «Что может быть для женщины унизительнее сходства с чеховской Душечкой? Существовать только «при мужчине»! Поочередно воплощаться в каждого, с кем сведет судьба, считать только его дело самым главным, самым важным! Стереть собственное лицо, стать придатком, тенью, я не знаю еще чем!.. Мне противно даже пересказывать это!
Да, Алеша, твое дело казалось мне самым важным, самым значительным! Я давала тебе и себе слово служить этому делу! Но я не Душечка! Было бы ошибкой отнести мое преклонение перед твоей мечтой на твой счет. Ты хмуришься, я знаю. Ненавижу пошляков, которые говорят, что между мужчиной и женщиной не может существовать чистой высокой дружбы. Не допускаю, чтобы ты осмелился думать подобным образом в отношении нас с тобой. У великих людей, знаменитых ученых, прославленных борцов за счастье людей, жены были не только помощниками. Я хотела стать не женой, конечно, а твоей соратницей. А для этого я должна была быть вооружена, вооружена знаниями, специальностью. Автоматика казалась тебе для твоего ледяного мола ненужной. А я считаю себя достаточно сильной, чтобы доказать тебе твою ошибку».
Алексей пожал плечами:
– Не знаю, что она тут выдумала...
«Я осталась в Москве на «Заводе заводов», потому что знала о начале работ над новым заводом-автоматом по производству труб. Для ледяного мола потребуется несметное число труб. Понадобится создать для этого не один завод-автомат.
Не скрою: мои желания, когда мы повздорили с тобой, не шли дальше простой работы над автоматизацией технологического процесса изготовления труб.
Но тут и случилось нечто, заставившее меня забыть о своей так называемой «гордости» и написать тебе. Мне нужен совет, Алеша, совет серьезный, вдумчивый. Меня считают самоуверенной, но только тебе одному я признаюсь в своих сомнениях, которые всегда мучают меня. Я сковываю их, глушу, не даю им выглянуть.
Потому обо мне и говорят, что я задираю нос. Чтобы ты понял меня сейчас, мне придется рассказать тебе, как делаются трубы. Обращай внимание на слова, которые я выделяю. Итак, сначала в мартеновских печах варится сталь. Горячий, расплавленный металл разливается по изложницам, в которых слитки остывают. Все это мы автоматизируем, заменяя труд человека. Машины выкуют слитки и отправят их в соседний прокатный цех. Там охладившиеся слитки снова нагреют. Нагретый слиток, который недавно был жидким металлом, попадает между прокатными валками. Валки, затрачивая огромную энергию, будут его сжимать, прокатывать в узкую полосу, превращающуюся в конце концов в сваренную по шву трубу. Я отчетливо понимаю, как должны быть автоматизированы все элементы этого процесса, но... Мне кажется бессмысленной автоматизация уж очень нерационального процесса! У тебя поднимаются брови. Ты уже готов сказать мне, что я слишком «занеслась». Тогда ответь мне на вопрос: зачем охлаждать жидкий металл, чтобы потом трудиться над прокаткой застывшего, ставшего твердым металла?»
– Нелепый вопрос, – раздраженно сказал Алексей. – Неужели она воображает, что можно отвергнуть прокатку? Если она этим собирается помогать ледяному молу, то мне пользы будет мало.
Федор сердито выколачивал трубку, не поднимая глаз на Алексея.
– «Я решилась, Алексей. Мне немного страшно, быть может, это и непосильно, но я попробую... дерзну. Я поручу, Алеша, прокатную трубу сразу из жидкого металла. Я посвящу себя этому. У меня уже бродят смелые мысли, как это сделать. Я написала бы тебе об этом, если...»
Алексей раздраженно бросил письмо на кипу бумаг.
Федор посмотрел на него. Алексей подпер подбородок руками и смотрел через иллюминатор на клочки облаков.
– Фантазерка! – сказал он и поморщился.
– Напрасно ты так отмахиваешься от свежей мысли, – сказал наконец Федор.
– Что ж, по-твоему, должен я делать?
– Может, правда? Трубы из жидкого металла?
– Хочешь отвергнуть весь вековой опыт металлургов? – Алексей пожал плечами. – Я, конечно, восхищен твоим, Федя, вниманием к «свежим» мыслям... И если бы хоть часть твоего внимания... распространилась на меня... на мой мол...
– Обиделся? – Федор исподлобья взглянул на Друга.
– Обиделся! – сказал Алексей и, не удержавшись, расплылся в улыбке. – Конечно, обиделся... так же обиделся, как если бы ты не пришел на мои похороны.
– Странные шутки.
– А признайся, Федя, ты ведь считал уже, что проект ледяного мола надо хоронить?
Федор молча пожал плечами.
– Так знай же!.. Нет, лучше... Бери, читай! Алексей с торжествующим видом протянул Федору
бланк радиограммы с острова Врангеля.
Федор думал о Жене, о ее желании во что бы то ни стало помочь осуществлению увлекшей ее мечты. Он облегченно вздохнул. Все его подозрения об отношениях Жени и Алексея были напрасны. И он искренне возмутился за Женю, возмутился пренебрежительным отношением Алексея к чужим мыслям. Федор взял радиограмму и пробежал ее глазами.
Алексей предвкушал радость друга по поводу воскресшей идеи.
– Теперь это уже не только моя идея. Она принадлежит всей Арктике, – сияя, говорил он.