В знойный день по набережной Барханского моря неторопливой походкой шел Сергей Леонидович Карцев.
Достав из кармана легкого белого пиджака платок, он вытер коричневую шею. Даже ему, бывалому пусты-неведу, было сегодня не по себе. В такую жару в Средней Азии не работают, устраивают дневной перерыв и отдыхают в тени деревьев или купаются в новом озере.
Но Сергей Леонидович не думал об отдыхе. В последние дни перед отъездом работы было по горло. Разведывательные экспедиции «Кольца ветров» отправлялись на восток от преображенных пустынь, в еще сохранившиеся пустыни: в дальние степи Средней Азии, в сухие степи Казахстана, дальше в голодные степи и великую пустыню Гоби. Смешанная советско-монгольская научная экспедиция находилась в пути, подъезжала к Чите. Сам Сергей Леонидович во главе большой группы специалистов, куда входили ученые – метеорологи, аэрологи, атомные физики, строители, океанологи и многие другие, должен был отправиться в район Карского моря на корабле полярной флотилии, грузившемся сейчас в Барханском порту.
На морской вокзал Барханска и шел сейчас Сергей Леонидович, закончив в городе все дела. Синяя гладь Барханского моря казалась такой же эмалевой, как и знойное небо. Впереди виднелись решетчатые башни портовых кранов, рядом с ними поднимались мачты многочисленных судов.
Многие корабли на рейде, очевидно, уже закончили погрузку. Флотилия завтра должна отправиться на север. Ей предстоит пройти по каналу в Аральское, ныне пресное и проточное море, подняться по заполненным сибирской водой руслам и поймам до Тургайского канала, пройти по искусственному, рассекающему ровные степи полукилометровому ущелью, стены которого достигают ста десяти метров высоты.
Впереди – великие сибирские реки, полноводные, как в весенние паводки. Близ плотин – шлюзы со стометровыми спусками. А дальше Старый Енисей приведет в Карское море, Сергею Леонидовичу предстоит самому проделать водный путь, который он когда-то наносил карандашом на карту. При воспоминании об этом инженер улыбнулся.
Величайшее счастье человека – видеть плоды своего труда. Эта гладь Барханского моря, аллея платанов, идущая вдоль набережной, белый город с легкими зданиями, тонкими колоннами, плоскими крышами, хлопковыми полями за ним – все это плоды величайшего труда, в котором есть крупица и его, Сергея Леонидовича, усилий.
Прежде в такую жару под ногами пели пески. Предвещая ветер, мелодично звучали сталкивающиеся песчинки, пугая таинственными песнями путешественников. Теперь звенящих песков здесь не было, но у Сергея Леонидовича ныло что-то глубоко в сердце. Он еще раз достал платок и вытер в уголках глаз.
«Действительно, переменилось все вокруг – видно, прибавилось влажности», – усмехнулся он и спрятал платок.
Он уже подходил к огромному, сверкающему белизной стен морскому вокзалу.
Жарко по-настоящему!
Он вошел в просторный вестибюль, отделанный мрамором, и глубоко вдохнул прохладный, освежающий воздух.
– Здравствуйте, почтеннейший! Ну и жара же у вас тут! Только и скрываюсь здесь, под этими сводами, – услышал Сергей Леонидович знакомый ему окающий бас академика Омулева.
Карцев удивился перемене, происшедшей с академиком Омулевым. Говорят, глубокие старики уже не стареют. Старый академик словно удвоил груз своих лет. Он уже не сутулился, как прежде, теперь он уже горбился, опираясь на толстую суковатую палку. Здороваясь, он посмотрел на Карцева печальными глазами, и тот задержал его руку в своей, еще раз пожал.
Старик вздохнул.
– Еду с вами, – сказал он. – Поклонюсь стихии, которая его прах приняла.– И вдруг он выпрямился.– Делом его горжусь!.. Для того еду, чтобы дело это продолжить. Небось думаете, зачем холодильники в Арктике? Холодильными машинами стану города арктические отапливать. В тех местах, которые сын мой разведывал.
Сергей Леонидович склонил голову:
– Хорошо ли, Михаил Дмитриевич, с вашим здоровьем в такой путь?
– Что нам делается, – снова вздохнул старик. – Более молодые уходят. Вот вы своей идеей продолжаете дело сына. Как я вам завидую, дорогой! – Он помолчал. – Да и ничего мне не сделается. К тому же не один еду, с дочерью.
– Вот как! Она тоже едет? Позвольте поздравить вас. За ее работу присуждена премия.
– Благодарю от всей души. Вот жду ее. Где-то хлопочет на погрузке.
Карцев невольно вспомнил сцену около стереоэкрана, когда видел Женю в последний раз.
Женя действительно вместе с отцом отправлялась на север. В белом шерстяном костюме, подтянутая, будто на нее и не действовала жара, стояла она у набережной, где ошвартовался пароход, и наблюдала за работой портовых кранов и подъемных стрел корабля. Один за другим взвивались вверх ящики с надписями «Автомат труб» и исчезали в трюме.
Да, она отправлялась на север. Она пожелала сама установить и пустить в эксплуатацию свой Барханский автомат винтового литья, который должен был теперь работать и в Арктике. В спорах с отцом, считавшим, что ей лучше заняться другими вариантами непрерывного литья, комбинированного с прокаткой, она отстаивала свое право и обязанность лично наладить работу первого автомата, переброшенного в Арктику.
Но были и другие силы, которые влекли ее на север.
С виду, пожалуй, Женя не очень изменилась. Как и прежде, она держала голову высоко поднятой, по-прежнему ее взгляд казался чуть холодным, фигура подтянутой. Во всяком случае, она нисколько не стала надменнее оттого, что получила две премии: за техническое изобретательство и за концертную деятельность, широко известную в Средней Азии.
Сергей Леонидович подошел к Жене.
– Вы едете вместе с нами? – обрадовалась она.
– Да.