Глава IV. ГИЛЬОТИНА
Уже в вечер провала диссертации Марина очень изменилась. Она похудела, осунулась, старалась ни с кем не встречаться. Ее понимали и жалели. Но после возвращения из Бреста она преобразилась: расцвела, похорошела, ходила по институту с сияющими глазами, беспричинно улыбаясь. После работы сломя голову летела из института. Всем, конечно, казалось естественным, что Марина скоро утешилась после провала диссертации. Ее товарищи понимали, что это было лишь формальным поражением. Ее диссертация заинтересовала ученых; десятки лабораторий по чьему-то расчетливому указанию занялись сверхпроводимостью. Все считали, что Марина радуется своим успехам в работе. Но никто не догадывался об истинной причине ее счастья. Никто, кроме Дмитрия. Марина улыбнулась. Она вспомнила, что именно ради этих бетонных стен и экранов из свинца она перевела лабораторию в полуподвал. Директор долго сопротивлялся, уверяя, что ему некуда деть механическую мастерскую. Тогда Марина согласилась, чтобы наиболее громоздкое оборудование мастерской - старый гидравлический пресс и большие ножницы для резки железа - осталось в лаборатории, лишь бы остальные станки перетащили в ее прежнее помещение. И она настояла на своем. "Лаборатория М. С. Садовской" переехала в свою "Брестскую крепость" со сводчатым потолком. Правда, зеркально-черные стены, золотистые полоски шин на белом мраморном щите, стекло и медь приборов мало вязались с неуклюжей "гильотиной", как прозвали лаборанты ножницы, но важнейшая для Марины работа началась. Марина полюбила новую лабораторию. Вдоль стен под высоко расположенными окнами тянулись массивные столы с резиновыми змеями проводов. Подвижный свинцовый экран прикрывал проем в соседнее помещение с толстыми бетонными стенами. Как известно, сверхпроводимость, которой занималась Марина, в сильном магнитном поле исчезала. Чтобы решить проблему сверхаккумулятора, надо было найти защитный слой, который предохранял бы материал проводника от действия сильного магнитного поля, сохранял бы сверхпроводимость. Эдисон в поисках подходящего материала для задуманного им щелочного аккумулятора испробовал пятьдесят тысяч различных образцов. Марина, с ее упорством и целеустремленностью, готова была испробовать не меньше. К счастью, попалась незаконченная статья профессора Бакова. Описывая свойства радия-дельта, он, между прочим, сообщал, что, наряду с другими примечательными особенностями, новый элемент влиял на сохранение сверхпроводимости в сильном магнитном поле. В этом Марина увидела для себя главное. И тут случилось нечто неожиданное: профессор Кленов пожелал посетить новую лабораторию Садовской. Марина после некоторого колебания не смогла отказать ему и осталась после работы ждать профессора. Он явился точно, как обещал. Он всегда говорил, что "чужое время - чужие деньги". Марина заметила, что он выглядит плохо. Под глазами - темные мешки. Дышит тяжело и держит руку у сердца. – Вот моя крепость. Проходите, профессор. – Здравствуйте, здравствуйте! – кивал старый профессор, оглядывая помещение. – С новосельем вас, голубушка! Как устроились, осмелюсь осведомиться?.. Что же это они не убрали своих мастодонтов? – указал он на оставленное механическое оборудование. – Это я виновата. Слишком торопилась, – улыбнулась Марина. – Ну, так рассказывайте, – говорил Кленов, проходя мимо лабораторных столов и разглядывая электрические схемы. – Садитесь, Иван Алексеевич. Вам не душно? Открыть форточку? – Увы, дорогая моя барышня. Открытые форточки мне уже не помогут. – Иван Алексеевич, вы знаете, что Тунгусского метеорита никогда не было! В тайге взорвался в 1908 году марсианский корабль. – Что это? И вы тоже? – поморщился Кленов. – Нет, я серьезно. – Чепуха собачья! Да я и слушать не хочу! Ненаучные разговоры какие-то... В науке, почтеннейшая, больше всего надобно бояться вульгаризации. Какое отношение подобные сказки могут иметь к вашей работе? – Некоторое, – загадочно сказала Марина. – Я прочитала статью русского физика Бакова. Ведь он ваш современник, Иван Алексеевич. Вы не знали его? Кленов печально покачал головой: – Баков! Еще бы я не знал этого удивительного человека!.. Он мой учитель. Выдающийся, я вам скажу, был ученый. Богатырь русской науки... – Вот как? А ведь вы же слышали о необычайном элементе радий-дельта, который он нашел в тунгусской тайге и исследовал? Кленов вздрогнул. Концы его длинных пальцев задрожали. – М-да... м-да... – пробормотал он. – Представьте, по работе мне понадобилось убедиться в истинной причине тунгусской катастрофы. И знаете, я уверилась, что марсиане летели к Земле. Кленов болезненно поморщился. – И я убеждена, что в руки Бакова попал кусочек радиоактивного топлива марсиан. – Впервые участвую в таком разговоре! – возмущенно вздохнул Кленов. – На Земле в естественном виде нет вещества тяжелее урана. Не может быть его и на Марсе, ровеснике Земли. Такие сложные, неустойчивые вещества распались всюду. – Ну и что же из этого следует? – То, что радий-дельта был получен на Марсе искусственно. – М-да!.. – Говорят, что современные физики стали алхимиками. Помните историю американского профессора Вонелька, не захотевшего делать искусственное золото для королевского браслета? Кленов спрятал глаза под седыми бровями. – Теперь уже не уран самый тяжелый элемент на Земле. Искусственно получены более тяжелые элементы: нептуний, плутоний, америций, кюрий, берклий, калифорний, эйнштейний, фермий и, наконец, менделевий, атомное число которого уже достигает 101. Но и после этого создавались новые, еще более тяжелые элементы. Например, курчатий. И я решила, Иван Алексеевич, получить радий-дельта искусственно. Ведь я знаю его атомный вес - 257! – Простите, не расслышал или не понял? Собственно, зачем вам надобен этот радий-дельта? – Еще как нужен, Иван Алексеевич! Профессор Баков писал в своей статье, что радий-дельта помогает сохранить сверхпроводимость... – Где вы прочитали это, безумная! – вскричал Кленов, смотря на Марину помутневшими от внезапного гнева глазами. Марина невольно отодвинулась. – Я знаю, чьи это проделки, почтеннейший мой доктор! – Профессор погрозил кому-то кулаком. – Безумная женщина! Вы подобны прародительнице Еве, срывающей запретный плод... но не добра и зла, а только зла, осмелюсь вам заявить! Марина испугалась, но не за себя, а за старика. Он возмущенно размахивал руками, неуклюже сгибая их в локтях. – Иван Алексеевич, дорогой! Сядьте, умоляю вас! – Нет, я умоляю вас! Сидите! Однажды человек, пытавшийся меня убить, заявил, что я объективно вреден для человечества. М-да! Смею надеяться, вам понятна эта формулировка? Не перебивайте! М-да! Вот. Выше всего я ставлю служение принципу. Принципу я подчинил свою жизнь. Во имя счастья человечества я жил в чужой стране под чужим именем. Во имя этого я боролся с вами, сударыня моя! М-да! Я боролся с вами и сегодня убедился, что вы, сорвавшая яблоко зла, объективно вредны для человечества! – Ева сорвала яблоко добра и зла! – попробовала пошутить Марина. – Можно подумать, что вы чувствуете себя здесь в раю, Иван Алексеевич! – В раю? – закричал Кленов. – Нет, в аду! Теперь я понимаю, что хотели вы делать в этой адской кухне! – И Кленов застучал кулаком по свинцовому экрану, защищавшему проем в соседнее помещение. – Осторожно, Иван Алексеевич. Лучше быть подальше. Там смертоносная радиация. – Ах, так? М-да... – Кленов остановился в нерешительности. – Простите, обеспокою. Растолкуйте, как управляете вы этой заслонкой? – Механизм подъема с кнопкой около вас, Иван Алексеевич. – А молоток, кувалда, лом найдутся здесь, осмелюсь спросить? – Вот лом. Механики оставили, – указала Марина. – Премного благодарен вам, – сказал Кленов и решительным шагом прошел к входной двери, два раза повернул в ней ключ и положил его в карман. Марина хмуро свела брови. Возмущение боролось в ней с уважением и жалостью к старику. Кленов подошел к защитному экрану и нажал кнопку. Экран стал подниматься. – Что вы делаете! – не своим голосом закричала Марина. – Мы ведь не в освинцованных костюмах. Это же гибель! – Она бросилась к профессору, но он с неожиданной силой оттолкнул ее. – Гибель? – повторил он, почти безумно глядя на нее совсем мутными глазами. – Мы оба заслужили... нет, обречены на гибель! Профессор поднял тяжелый лом, размахнулся им и ударил по аппарату управления подъемом щита. Свинцовый экран остановился, немного не дойдя до верха. Под ним чернел проем в запретное помещение. Марина схватилась за голову, с ужасом смотря в черную пасть. Там было начато искусственное изготовление радия-дельта. Оттуда сейчас вырывались смертоносные гамма-лучи... Бежать было некуда. Марина знала, что лучи пронизывают все пространство, они уничтожают сейчас клетки ее тела... Она не чувствует этого, но знает, что не будет жить, не будет счастлива... и никогда не встретится с Дмитрием... А безумный старик говорил, размахивая руками: – Вы, как когда-то я, напали на след, ведущий к смерти миллионов и миллионов людей! Поймите, несчастная! Едва он узнает о ваших опытах, он поймет, что я открыл свою тайну. И тогда... тогда он подожжет атмосферу, погубит все живое на Земле... "Судьба человечества в ваших руках, мистер Вонельк", – телеграфировал он мне, когда я вырвался из Америки, но не вырвался из его рук. Он все время держал меня в руках! Он напоминал мне о себе! Он, как дьявол, владел моей душой! Огненная реакция и сверхаккуыулятор! Два проклятых открытия, каждое из которых страшнее всех водородных и атомных бомб, вместе взятых! Пока я хранил тайну сверхаккумулятора, Вельт держал свое мефистофельское слово - огненная реакция не появлялась. Видно, слишком он был заинтересован в сохранении тайны сверхаккумулятора. А я не хотел, не хотел ее хранить... Я даже пытался добыть у него радий-дельта. Но он не продал его... Или не знает, где он!.. – Вы безумны, профессор! О каком сохранении тайны огненной реакции может идти речь, когда в Тихом океане над островом Аренида уже горит воздух. – Что? Что вы сказали? Горит воздух? Так тихоокеанский феномен, который я посчитал газетной уткой, и есть горение воздуха? Значит, я обманут! Он не сдержал слова!.. – Кто он? Какая газетная утка? Разве вы, не читаете наших газет? – Простите, но я был слишком занят, чтобы спасти мир от вас! Я поверил дьяволу! И вот... я - человек, который в жизни своей не обидел и мухи, - роком создан для преступления. Оно совершается вопреки мне в Тихом океане. Скажите, а сгорание воздуха признано опасным для человечества? – Однозначного ответа пока нет. Но потушить пожар атмосферы все равно необходимо. – Да, да, необходимо! Необходимо пресечь это преступление точно так же, как необходимо предотвратить преступление еще большее, направленное против всех людей земного шара. И ради этого я совершаю свое преступление здесь... здесь, в этой лаборатории. Я становлюсь преступником. Прощайте, дорогая девушка. Все погибло, все! Напрасно я держал обет молчания. Судьба наказала меня... и весь мир, который я хотел спасти! Я мог бы вас любить, как отец, как дед... Старик плакал. И Марине все это казалось чудовищным. Телефона в лаборатории не было, его не успели поставить в новом помещении. Как дико понимать, что погибаешь, и не ощущать даже боли! – Тихая, незримая смерть! – словно угадывая мысли Марины, кричал, профессор. – Примите ее стойко... и простите, если можете... – Простить вас! – в свою очередь, закричала Марина. – Я себе простить не могу, что не засадила вас в сумасшедший дом! Да разве вам остановить историю? Справиться с тысячами ученых с сотнями лабораторий? Глупо так погибать! Все равно что встретиться с бешеной собакой и не иметь возможности сделать уколы... Раздался звон разбитого стекла и вслед за тем чей-то голос: – Кто здесь говорил про уколы? Помогите слезть. Я не знал, что окна так высоко... Потом послышалось грузное падение. – Вы, может быть, думаете, что я не все понял? – Здесь радиация! Смертельно! – крикнула Марина. – Бегите в окно! – скомандовал Шварцман, но тотчас понял, что окно недосягаемо высоко. – Милейший, зачем вы здесь? Вы же погибнете? – закричал Кленов. – А вы хотели погибать без меня? Закройте щит! – Механизм опускания щита испорчен! Защелка изнутри! – крикнула Марина, бросаясь к проему. – Нет, извините, – преградил ей дорогу доктор Шварцман. Он первый подскочил к проему и, засунув в него руку, стал шарить там. Марина закрыла лицо руками. Раздался глухой стук. Расширенными глазами видела Марина, как тяжелая свинцовая дверца упала и придавила руку доктора у самого плеча. Он громко вскрикнул и застонал. – Он погибнет... – шептал потерявший голос профессор. – Где лом? Да помогайте же! – хрипел он. Тело доктора слабо дергалось. Марина видела его склоненную голову, его лысину, покрытую мелкими капельками пота. Профессор подтащил лом и пытался приподнять тяжелый щит. Марина помогала ему. – Вы, может быть, думаете, что я не понимаю... – слабым голосом проговорил доктор. – Рука... она теперь сама стала радиоактивной. Находиться с нею рядом не только для меня противопоказано... Доктор был прав. Рука его, попав в зону сильнейшего излучения, сама стала источником радиации, которая в короткий срок убьет и самого доктора, и всякого, кто окажется рядом с ним. Кленов и Марина знали это, но исступленно старались приподнять щит и высвободить изуродованную руку. Наконец им это удалось. Шварцман отвалился от проема, упал навзничь, откинув свою смертоносную руку. Лом со звоном покатился по полу. Свинцовый щит плотно сел на место, закрыв проем. Шварцман с трудом встал на четвереньки. Марина и Кленов наклонились к нему. – Прочь! – крикнул доктор, скрежеща зубами. Пенсне упало и разбилось. Он близорукими глазами осматривал лабораторию. Затем он поднялся на колени, прислонился плечом к чугунной станине механических ножниц. – О гильотина! – прошептал он. – Изобретение французского доктора... Он со стоном поднялся на ноги и включил электромотор. Горизонтальный нож, предназначенный для резки толстых железных листов, стал медленно подниматься. Кленов и Марина стояли рядом. У Кленова стучали зубы. Марина беззвучно рыдала. Маленький доктор повелительно крикнул: – Перевяжите у плеча! Марина все поняла. Схватив с лабораторного стола кусок провода, она перетянула доктору изуродованную руку, чтобы приостановить кровообращение. Мотор работал. Гильотинный нож поднимался. Марина не сдержалась, отвернулась и закричала, кусая пальцы. Мотор продолжал работать, гильотинный нож опустился... Доктор стоял на коленях. – Спасибо, коллега... – тихо сказал он и прислонился к ставшей с ним рядом на колени Марине. – Операция... превосх... Кленов кинулся к выходу, поспешно открыл замок ключом и, распахнув дверь, с криком: "Врача! Врача!" - выбежал в коридор.
|