Матросов позвонил Марине по телевизефону и попросил разрешения немедленно прийти.
Марина заволновалась. Этого никогда не было. Что-то случилось! Она побежала к директору института хлопотать пропуск. К ее удивлению, Николай Лаврентьевич, едва услышав о Матросове, тотчас распорядился выдать ему пропуск.
Марина ждала Дмитрия, нервно расхаживая по лаборатории. Она добилась, чтобы ненавистные ножницы были вынесены. Они стояли сейчас на дворе под навесом, и Марина всякий раз делала крюк, чтобы не пройти вблизи.
Фундамент от них все-таки остался. Даже он был неприятен Марине, и она распорядилась поставить на нем лабораторный стол и сама взялась помогать лаборанткам и технику.
Заниматься обычным делом она не могла. Все валилось из рук. Матросов застал ее раскрасневшейся после перестановки в лаборатории.
Две лаборантки с бесцеремонным любопытством рассматривали статного посетителя с седыми висками.
Под этими взглядами Марина чувствовала себя скованной и в душе боялась, что Дмитрий подумает, будто она холодна с ним.
Марина не знала, куда посадить Матросова. Отправить своих помощниц из лаборатории она стеснялась.
– Ну, покажи, – попросил Матросов, – где здесь ваша алхимия?
– Вот за тем свинцовым экраном, – показала Марина, не понимая, зачем об этом спрашивает Матросов.
– Вот оно где, "марсианское производство", – задумчиво сказал Матросов, глядя на закрытый проем в бетонной стене.
– Да, там сверхурановый реактор. Мы пытаемся утяжелить ядра сверхтяжелых элементов. Превратить кюрий, берклий или менделевий в радий-дельта.
– Понимаешь, какое дело... – замялся Матросов.
– Зачем ты пришел... сюда? – тихо спросила Марина, включая электромотор, чтобы он начал жужжать.
– Выходит дело, неверно я сказал тебе в Брестской крепости, что никогда больше не вернусь туда...
– Куда? В крепость?
– Нет, я говорил о Западе.
– Что ты хочешь сказать? – ужаснулась Марина.
– Пойми меня, родная. Не было у меня часа с тех пор, как я на Родине, чтобы не терзала меня мысль о моей вине перед людьми. Я оказался никуда не годным психологом, не смог разобраться в профессоре Бернштейне, которого должен был подготовить к бегству от Вельта. Я не угадал его состояния, его угрызений совести и благородного желания спасти людей от своего открытия. Теперь я имею возможность частично искупить свою вину.
– Как? Что ты задумал?
– Профессор Кленов говорил тебе, что все запасы нужного вам радия-дельта находятся у Вельта, у того самого Вельта, который так ценил меня и сейчас считает погибшим.
– Ты хочешь ринуться в его пасть?
– Кто лучше меня знает Вельта? Кто лучше меня может выполнить задание - добыть радий-дельта для тебя, для спасения человечества?
– И ты едешь к нему?
– Проститься пришел, девочка моя, – сказал просто Матросов. – Через сорок минут улетаю.
Марина опустила руки и испуганно смотрела на Дмитрия.
– Прощай, Мариночка, – сказал он, беря ее за плечи.
Она отрицательно замотала головой.
– До свидания... – И спрятала голову у него на груди.
Девушки-лаборантки, ступая на носочки, вышли. Техник работал и ничего не замечал.
Матросов вышел следом за лаборантками.
Профессор Кленов в сопровождении директора института шел к Марине. Профессор был очень возбужден и не заметил, что Марина украдкой вытирала покрасневшие глаза.
– Достопочтенная моя государыня! Дозвольте войти в апартаменты ваши гонцом вестей хороших! – Со старомодным изяществом профессор поклонился и вошел в лабораторию.
Дойдя до середины комнаты и увидев, что свинцовый экран спущен, профессор разогнулся и застыл в удивлении перед приборами, дрожащие стрелки которых показывали, что в защищенном помещении начался процесс:
– М-да! Что это такое?
Черные лоснящиеся стены повторяли фигуру Марины в голубом рабочем халате, который в отражении казался совсем другого цвета. Марина взяла со стола провод и вертела его в руках. Директор рассматривал лабораторию после перестановки.
– М-да! Чем это вы опять заняты, моя дорогая барышня?
– Продолжаю работу, – пожала плечами Марина.
– Какую, с позволения спросить?
– Готовлю защитный слой для сверхаккумуляторов.
– В сторону, государыня моя, в сторону! Теперь перед нами гигантская задача! М-да!
– В чем дело? – подняла брови Марина.
– Будем изготовлять несметное количество наших аккумуляторов. Задание правительства... Имею честь довести до вашего сведения, что план принят. М-да!.. Принят. Недаром жил все-таки ваш покорный слуга! Будем стрелять по упавшему метеориту аккумуляторами. Извольте бросить все ваши работы...
– Но ведь я работаю над аккумулятором, – тихо сказала Марина, рассматривая концы проводов.
– Как? Не расслышал или не понял?
– Я продолжаю работать над сверхаккумулятором, – четко выговорила Марина.
– Но позвольте... Я уже имел честь открыть... открыть вам свою тайну!
Марина выпрямилась, положив провода на стол.
– Да, профессор. Я знаю это.
– Так какой же смысл тратить время? Ведь решено добыть для нас радий-дельта! Радий-дельта, без которого мой аккумулятор все равно не может обойтись.
– Вот потому-то я и продолжаю работать.
– Не понимаю, какая связь? – пожал плечами профессор.
– Все мировые запасы радия-дельта в руках у Вельта.
– Совершенно верно.
– Следовательно, надо продолжать поиски.
– Какие поиски? – сердито зажевал челюстями профессор. – Я позволю себе вторично напомнить, что имел честь открыть стране, и вам в том числе, способ, коим удалось мне сосредоточить в сверхпроводнике не виданные дотоле количества энергии.
– Меня этот способ не устраивает, профессор.
Кленов беспомощно огляделся:
– Как так? Как не устраивает?.. Так зачем же... зачем я тогда открывал свою тайну? Позвольте, как же так? Я полагал, что открытие мной тайны сверхаккумулятора исключает надобность новых исканий.
– Я хочу найти равноценный заменитель отсутствующего у нас радия-дельта.
Марина опустила голову. Глаза ее из-под высокого лба смотрели угрюмо.
Профессор растерянно бормотал:
– Я думал... храня тайну столько десятилетий... Открыв ее, надеялся, что это будет использовано...
Директор обратился к Кленову:
– Иван Алексеевич, что смущает вас в работе Садовской? Она хочет найти лишний шанс к решению нашей общей задачи.
– Что? Вы ко мне? Ах, да!.. Смущает? Ровным счетом ничего. М-да!.. Ни-че-го! – Профессор тряс курчавой белой бородой. – Меня ничего не смущает! М-да!.. Но я осмелюсь обратиться к вам: раз мои достижения не надобны, покорнейшая просьба освободить меня от дальнейшего участия в работах над аккумулятором и над осуществлением предложенного мной правительству плана. М-да!.. Уж покорнейше вас об этом прошу.
– Профессор, я не вижу причины...
– Нет, увольте, сделайте одолжение... Поручайте ведение работ более молодым... М-да!.. И более сведущим, а мне уж позвольте... м-да... откланяться...
Профессор пятился к двери, пока с шумом не захлопнул ее за собой.
Марина подошла к директору несколько смущенная:
– Николай Лаврентьевич, вы поглядите за ним. Успокойте Ивана Алексеевича!
– Хорошо, Марина Сергеевна. Не тревожьтесь об этом. Вашу инициативу одобряю. Заменитель будем искать! Дам задания всем остальным лабораториям.
Марина бросила на академика быстрый взгляд, и директор понял, что она вовсе не собиралась дать кому-нибудь себя опередить.
– Хорошо. Но найду его все-таки я! - медленно произнесла она и решительно повернулась к столу.
Поднявшись по лестнице своего дома, профессор Кленов долго стоял перед дверью. Шаря по карманам, он невнятно бормотал:
– М-да!.. Поражен... Не подыщу объяснений. Ключ всегда лежал именно в этом кармане... Полвека таил, а это никому не нужно... М-да!.. Никому и не нужно, почтеннейший мой профессор... М-да!
Ключ нашелся, причем в том же кармане, где всегда.
Еще в передней профессор заметил, что у него кто-то есть. Он не спеша разделся и открыл дверь в комнату. Раздался знакомый веселый и торопливый голос:
– А, почтеннейший! Наконец-то! А я тружусь. Вы, может быть, думаете, что легко разобраться в ваших бумагах? Ничего подобного. Вот и сижу, разбираюсь в вашем утиле. Выполняю ваше поручение.
Профессор поднял тусклый взгляд.
– Они насмеялись надо мной. Им оказалась ненужной моя нелепая тайна... М-да!.. Не нужна...
– Послушайте, что вы такое говорите? Вы думаете, что я что-нибудь понимаю?
На стуле около самой стены лицом к ней сидел доктор. Перед ним на откинутой картине Левитана лежала груда рукописей, вынутых из секретного бюро профессора Кленова.
Это был доктор Шварцман, но он чем-то отличался от прежнего доктора. Он был не в пенсне, а в роговых очках. Очки сидели плотно и теперь уже не слетали, как ни вертелась докторская голова.
– Столько лет носить в себе проклятую тайну и убедиться, что носил скорлупу, которую надобно выбросить!..
– Послушайте, если вы так же читаете свои лекции, то я выражаю соболезнование вашим студентам. Скажите, кому не нужны ваши сообщения?
– Ей не нужны. Этой молодой барышне...
Профессор неожиданно осекся.
– Какой, какой барышне? – спросил доктор, поднимаясь.
Правый рукав у него был засунут в карман.
– Та... та барышня...
Профессор замолчал.
– А министр, а чрезвычайный совет, а человечество?
Профессор молчал.
– Вам, по-видимому, трудно ответить на эти вопросы, почтеннейший. Знаю. А я вам задам еще один вопрос. Я разбирался в ваших записях. В вашей науке я слабоват, но вот каким это образом вы оказались таким крупным домовладельцем?
– Что? Что такое изволили вы сказать? – удивился Кленов.
– Я никогда не думал, что у вас такие поместья!
– М-да!.. Не понимаю, о чем вы говорите.
– Да вот, пожалуйста.
Доктор стал неуклюже перебирать левой рукой разложенные на откинутой картине бумаги. Наконец, найдя нужную бумагу, он принялся размахивать ею перед лицом профессора.
Кленов взял бумагу и достал очки.
– Тут звонил Матросов. Через сорок минут он вылетает в Данию, просил вам передать, что ему поручили достать какой-то там радий-дельта...
Профессор прочел бумагу и несколько мгновений смотрел в лицо доктору отсутствующим взглядом.
Вдруг он ударил себя по лбу:
– Какой глупец! Какой глупец!
– А что такое? Почему вы присвоили себе такое ученое звание?
– Какой глупец!.. Доктор, немедленно одевайтесь! Извольте показать, где ваше пальто, я помогу вам одеться!
– Я могу и сам. Может, вы думаете, что я калека?.. Но куда вы спешите?
– На аэродром, доктор! На аэродром!
– О, вы видели этого юношу?! Теперь ему понадобился аэродром!
– Я осмелюсь просить вас не задерживать меня.
– Но позвольте...
– М-да!.. Я ничего не могу позволить, милейший доктор. Спешим! Мы должны застать Матросова и передать ему эту бумагу.
Трясущимися руками профессор накидывал на доктора пальто.
...Красный самолет расправил свои белые складывающиеся крылья. Матросов в качестве пассажира занял место в кабине. Начальник аэродрома Баранов, высокий, с рыжими бакенбардами, заглядывал в кабину и отдавал последние приказания:
– Смотри, брат! Напасть ни с того ни с сего могут. Тогда держи вверх и радируй. Стрелять начнут - в бой не вступай: камнем вниз - и приземляйся. Помни, кого везешь! Понял?
Вокруг самолета толпились летчики и провожающие. Матросов слушал последние напутствия.
По пустынному вагону метро метался профессор Кленов. Доктор Шварцман не отставал от него.
– Только бы не опоздать! Только бы не опоздать! – шептал профессор.
– Ничего подобного! – кричал доктор.
– Подумать только, милейший: от такого пустяка, как возможность задержать самолет, зависит спасение человечества! – говорил Кленов.
– Вы, может быть, думаете... – начал доктор и замолчал.
Поезд подходил к Станции "Аэропорт". Доктор Шварцман и профессор Кленов изо всех сил старались открыть еще запертые пневматические двери.
Самолет плавно двинулся с места. Люди махали руками и шляпами. Никто из провожающих не заметил двух бегущих по полю стариков. В общей суматохе это казалось естественным.
Когда профессор подбежал к начальнику аэродрома, самолет уже превратился в едва заметную точку.
– Уважаемый!.. Осмелюсь обратиться... Скорее, возможно скорее верните самолет!
– Что? Вернуть сверхэкспресс? Да вы с ума сошли!
– Ничего подобного! – закричал подоспевший доктор и первым делом вцепился в пульс профессора. – Скверно, – проговорил он, задыхаясь.
Начальник аэродрома недоумевающе слушал, что наперебой говорили ему старики. Потом быстро направился к радиорубке.
Все присутствующие были удивлены. Строились всевозможные догадки, но никто толком не знал, почему понадобилось вернуть самолет.
Вскоре на горизонте появилась точка, а через несколько минут на бетон аэродрома опустилась красная машина с белыми, отогнутыми назад крыльями.
Кленов быстро шагал следом за еще катившимся самолетом. Доктор семенил сзади.
Едва машина остановилась, профессор забрался в пассажирскую кабину и долго что-то объяснял Матросову, передавая ему старые, много лет хранившиеся в секретном сейфе бумаги.
Телевизефон самолета соединили с Василием Климентьевичем. Министр поблагодарил профессора и дал Матросову четкие приказания. Его изображение исчезло с экрана, но самолет не отправлялся, дожидаясь приезда нотариуса для выполнения каких-то формальностей.
Только через час самолет снова готов был к полету. Начальник аэродрома выходил из себя, но Матросов медлил. Ему что-то хотелось сказать профессору.
– Иван Алексеевич, – наконец сказал он, – простите... Вы увидите Марину Сергеевну?
Профессор насупился, зажевал челюстями и сердито взглянул из-под насупленных бровей.
– М-да!.. М-да!.. – сказал он, потом еще раз взглянул на Матросова.
Неизвестно, что он прочел на лице Матросова, какое воспоминание промелькнуло у него в голове. Может быть, он вспомнил Мод... Около рта его легли болезненные складки, еще ниже опустились лохматые брови. Потом, вдруг по американской манере ударив Матросова по плечу, он сказал бодро и весело:
– Хорошо! Я передам привет от вас Марине Сергеевне. М-да... На прощание еще раз хочу поблагодарить вас за согласие взять с собой мой аппарат связи на отраженной волне. Если он вам даже и не понадобится, не откажите в любезности радировать на нем любое сообщение.
Матросов пообещал.
Кленов раскланялся и в сопровождении доктора Шварцмана покинул самолет.
Взревел мотор, и самолет плавно побежал по взлетной дорожке.