Глава IV. ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ

 

Матросов позвонил Марине по телевизефону и попросил разрешения немедленно прийти.

Марина заволновалась. Этого никогда не было. Что-то случилось! Она побежала к директору института хлопотать пропуск. К ее удивлению, Николай Лаврентьевич, едва услышав о Матросове, тотчас распорядился выдать ему пропуск.

Марина ждала Дмитрия, нервно расхаживая по лаборатории. Она добилась, чтобы ненавистные ножницы были вынесены. Они стояли сейчас на дворе под навесом, и Марина всякий раз делала крюк, чтобы не пройти вблизи.

Фундамент от них все-таки остался. Даже он был неприятен Марине, и она распорядилась поставить на нем лабораторный стол и сама взялась помогать лаборанткам и технику.

Заниматься обычным делом она не могла. Все валилось из рук. Матросов застал ее раскрасневшейся после перестановки в лаборатории.

Две лаборантки с бесцеремонным любопытством рассматривали статного посетителя с седыми висками.

Под этими взглядами Марина чувствовала себя скованной и в душе боялась, что Дмитрий подумает, будто она холодна с ним.

Марина не знала, куда посадить Матросова. Отправить своих помощниц из лаборатории она стеснялась.

– Ну, покажи, – попросил Матросов, – где здесь ваша алхимия?

– Вот за тем свинцовым экраном, – показала Марина, не понимая, зачем об этом спрашивает Матросов.

– Вот оно где, "марсианское производство", – задумчиво сказал Матросов, глядя на закрытый проем в бетонной стене.

– Да, там сверхурановый реактор. Мы пытаемся утяжелить ядра сверхтяжелых элементов. Превратить кюрий, берклий или менделевий в радий-дельта.

– Понимаешь, какое дело... – замялся Матросов.

– Зачем ты пришел... сюда? – тихо спросила Марина, включая электромотор, чтобы он начал жужжать.

– Выходит дело, неверно я сказал тебе в Брестской крепости, что никогда больше не вернусь туда...

– Куда? В крепость?

– Нет, я говорил о Западе.

– Что ты хочешь сказать? – ужаснулась Марина.

– Пойми меня, родная. Не было у меня часа с тех пор, как я на Родине, чтобы не терзала меня мысль о моей вине перед людьми. Я оказался никуда не годным психологом, не смог разобраться в профессоре Бернштейне, которого должен был подготовить к бегству от Вельта. Я не угадал его состояния, его угрызений совести и благородного желания спасти людей от своего открытия. Теперь я имею возможность частично искупить свою вину.

– Как? Что ты задумал?

– Профессор Кленов говорил тебе, что все запасы нужного вам радия-дельта находятся у Вельта, у того самого Вельта, который так ценил меня и сейчас считает погибшим.

– Ты хочешь ринуться в его пасть?

– Кто лучше меня знает Вельта? Кто лучше меня может выполнить задание - добыть радий-дельта для тебя, для спасения человечества?

– И ты едешь к нему?

– Проститься пришел, девочка моя, – сказал просто Матросов. – Через сорок минут улетаю.

Марина опустила руки и испуганно смотрела на Дмитрия.

– Прощай, Мариночка, – сказал он, беря ее за плечи.

Она отрицательно замотала головой.

– До свидания... – И спрятала голову у него на груди.

Девушки-лаборантки, ступая на носочки, вышли. Техник работал и ничего не замечал.

Матросов вышел следом за лаборантками.

Профессор Кленов в сопровождении директора института шел к Марине. Профессор был очень возбужден и не заметил, что Марина украдкой вытирала покрасневшие глаза.

– Достопочтенная моя государыня! Дозвольте войти в апартаменты ваши гонцом вестей хороших! – Со старомодным изяществом профессор поклонился и вошел в лабораторию.

Дойдя до середины комнаты и увидев, что свинцовый экран спущен, профессор разогнулся и застыл в удивлении перед приборами, дрожащие стрелки которых показывали, что в защищенном помещении начался процесс:

– М-да! Что это такое?

Черные лоснящиеся стены повторяли фигуру Марины в голубом рабочем халате, который в отражении казался совсем другого цвета. Марина взяла со стола провод и вертела его в руках. Директор рассматривал лабораторию после перестановки.

– М-да! Чем это вы опять заняты, моя дорогая барышня?

– Продолжаю работу, – пожала плечами Марина.

– Какую, с позволения спросить?

– Готовлю защитный слой для сверхаккумуляторов.

– В сторону, государыня моя, в сторону! Теперь перед нами гигантская задача! М-да!

– В чем дело? – подняла брови Марина.

– Будем изготовлять несметное количество наших аккумуляторов. Задание правительства... Имею честь довести до вашего сведения, что план принят. М-да!.. Принят. Недаром жил все-таки ваш покорный слуга! Будем стрелять по упавшему метеориту аккумуляторами. Извольте бросить все ваши работы...

– Но ведь я работаю над аккумулятором, – тихо сказала Марина, рассматривая концы проводов.

– Как? Не расслышал или не понял?

– Я продолжаю работать над сверхаккумулятором, – четко выговорила Марина.

– Но позвольте... Я уже имел честь открыть... открыть вам свою тайну!

Марина выпрямилась, положив провода на стол.

– Да, профессор. Я знаю это.

– Так какой же смысл тратить время? Ведь решено добыть для нас радий-дельта! Радий-дельта, без которого мой аккумулятор все равно не может обойтись.

– Вот потому-то я и продолжаю работать.

– Не понимаю, какая связь? – пожал плечами профессор.

– Все мировые запасы радия-дельта в руках у Вельта.

– Совершенно верно.

– Следовательно, надо продолжать поиски.

– Какие поиски? – сердито зажевал челюстями профессор. – Я позволю себе вторично напомнить, что имел честь открыть стране, и вам в том числе, способ, коим удалось мне сосредоточить в сверхпроводнике не виданные дотоле количества энергии.

– Меня этот способ не устраивает, профессор.

Кленов беспомощно огляделся:

– Как так? Как не устраивает?.. Так зачем же... зачем я тогда открывал свою тайну? Позвольте, как же так? Я полагал, что открытие мной тайны сверхаккумулятора исключает надобность новых исканий.

– Я хочу найти равноценный заменитель отсутствующего у нас радия-дельта.

Марина опустила голову. Глаза ее из-под высокого лба смотрели угрюмо.

Профессор растерянно бормотал:

– Я думал... храня тайну столько десятилетий... Открыв ее, надеялся, что это будет использовано...

Директор обратился к Кленову:

– Иван Алексеевич, что смущает вас в работе Садовской? Она хочет найти лишний шанс к решению нашей общей задачи.

– Что? Вы ко мне? Ах, да!.. Смущает? Ровным счетом ничего. М-да!.. Ни-че-го! – Профессор тряс курчавой белой бородой. – Меня ничего не смущает! М-да!.. Но я осмелюсь обратиться к вам: раз мои достижения не надобны, покорнейшая просьба освободить меня от дальнейшего участия в работах над аккумулятором и над осуществлением предложенного мной правительству плана. М-да!.. Уж покорнейше вас об этом прошу.

– Профессор, я не вижу причины...

– Нет, увольте, сделайте одолжение... Поручайте ведение работ более молодым... М-да!.. И более сведущим, а мне уж позвольте... м-да... откланяться...

Профессор пятился к двери, пока с шумом не захлопнул ее за собой.

Марина подошла к директору несколько смущенная:

– Николай Лаврентьевич, вы поглядите за ним. Успокойте Ивана Алексеевича!

– Хорошо, Марина Сергеевна. Не тревожьтесь об этом. Вашу инициативу одобряю. Заменитель будем искать! Дам задания всем остальным лабораториям.

Марина бросила на академика быстрый взгляд, и директор понял, что она вовсе не собиралась дать кому-нибудь себя опередить.

– Хорошо. Но найду его все-таки я! - медленно произнесла она и решительно повернулась к столу.

Поднявшись по лестнице своего дома, профессор Кленов долго стоял перед дверью. Шаря по карманам, он невнятно бормотал:

– М-да!.. Поражен... Не подыщу объяснений. Ключ всегда лежал именно в этом кармане... Полвека таил, а это никому не нужно... М-да!.. Никому и не нужно, почтеннейший мой профессор... М-да!

Ключ нашелся, причем в том же кармане, где всегда.

Еще в передней профессор заметил, что у него кто-то есть. Он не спеша разделся и открыл дверь в комнату. Раздался знакомый веселый и торопливый голос:

– А, почтеннейший! Наконец-то! А я тружусь. Вы, может быть, думаете, что легко разобраться в ваших бумагах? Ничего подобного. Вот и сижу, разбираюсь в вашем утиле. Выполняю ваше поручение.

Профессор поднял тусклый взгляд.

– Они насмеялись надо мной. Им оказалась ненужной моя нелепая тайна... М-да!.. Не нужна...

– Послушайте, что вы такое говорите? Вы думаете, что я что-нибудь понимаю?

На стуле около самой стены лицом к ней сидел доктор. Перед ним на откинутой картине Левитана лежала груда рукописей, вынутых из секретного бюро профессора Кленова.

Это был доктор Шварцман, но он чем-то отличался от прежнего доктора. Он был не в пенсне, а в роговых очках. Очки сидели плотно и теперь уже не слетали, как ни вертелась докторская голова.

– Столько лет носить в себе проклятую тайну и убедиться, что носил скорлупу, которую надобно выбросить!..

– Послушайте, если вы так же читаете свои лекции, то я выражаю соболезнование вашим студентам. Скажите, кому не нужны ваши сообщения?

– Ей не нужны. Этой молодой барышне...

Профессор неожиданно осекся.

– Какой, какой барышне? – спросил доктор, поднимаясь.

Правый рукав у него был засунут в карман.

– Та... та барышня...

Профессор замолчал.

– А министр, а чрезвычайный совет, а человечество?

Профессор молчал.

– Вам, по-видимому, трудно ответить на эти вопросы, почтеннейший. Знаю. А я вам задам еще один вопрос. Я разбирался в ваших записях. В вашей науке я слабоват, но вот каким это образом вы оказались таким крупным домовладельцем?

– Что? Что такое изволили вы сказать? – удивился Кленов.

– Я никогда не думал, что у вас такие поместья!

– М-да!.. Не понимаю, о чем вы говорите.

– Да вот, пожалуйста.

Доктор стал неуклюже перебирать левой рукой разложенные на откинутой картине бумаги. Наконец, найдя нужную бумагу, он принялся размахивать ею перед лицом профессора.

Кленов взял бумагу и достал очки.

– Тут звонил Матросов. Через сорок минут он вылетает в Данию, просил вам передать, что ему поручили достать какой-то там радий-дельта...

Профессор прочел бумагу и несколько мгновений смотрел в лицо доктору отсутствующим взглядом.

Вдруг он ударил себя по лбу:

– Какой глупец! Какой глупец!

– А что такое? Почему вы присвоили себе такое ученое звание?

– Какой глупец!.. Доктор, немедленно одевайтесь! Извольте показать, где ваше пальто, я помогу вам одеться!

– Я могу и сам. Может, вы думаете, что я калека?.. Но куда вы спешите?

– На аэродром, доктор! На аэродром!

– О, вы видели этого юношу?! Теперь ему понадобился аэродром!

– Я осмелюсь просить вас не задерживать меня.

– Но позвольте...

– М-да!.. Я ничего не могу позволить, милейший доктор. Спешим! Мы должны застать Матросова и передать ему эту бумагу.

Трясущимися руками профессор накидывал на доктора пальто.

...Красный самолет расправил свои белые складывающиеся крылья. Матросов в качестве пассажира занял место в кабине. Начальник аэродрома Баранов, высокий, с рыжими бакенбардами, заглядывал в кабину и отдавал последние приказания:

– Смотри, брат! Напасть ни с того ни с сего могут. Тогда держи вверх и радируй. Стрелять начнут - в бой не вступай: камнем вниз - и приземляйся. Помни, кого везешь! Понял?

Вокруг самолета толпились летчики и провожающие. Матросов слушал последние напутствия.

По пустынному вагону метро метался профессор Кленов. Доктор Шварцман не отставал от него.

– Только бы не опоздать! Только бы не опоздать! – шептал профессор.

– Ничего подобного! – кричал доктор.

– Подумать только, милейший: от такого пустяка, как возможность задержать самолет, зависит спасение человечества! – говорил Кленов.

– Вы, может быть, думаете... – начал доктор и замолчал.

Поезд подходил к Станции "Аэропорт". Доктор Шварцман и профессор Кленов изо всех сил старались открыть еще запертые пневматические двери.

Самолет плавно двинулся с места. Люди махали руками и шляпами. Никто из провожающих не заметил двух бегущих по полю стариков. В общей суматохе это казалось естественным.

Когда профессор подбежал к начальнику аэродрома, самолет уже превратился в едва заметную точку.

– Уважаемый!.. Осмелюсь обратиться... Скорее, возможно скорее верните самолет!

– Что? Вернуть сверхэкспресс? Да вы с ума сошли!

– Ничего подобного! – закричал подоспевший доктор и первым делом вцепился в пульс профессора. – Скверно, – проговорил он, задыхаясь.

Начальник аэродрома недоумевающе слушал, что наперебой говорили ему старики. Потом быстро направился к радиорубке.

Все присутствующие были удивлены. Строились всевозможные догадки, но никто толком не знал, почему понадобилось вернуть самолет.

Вскоре на горизонте появилась точка, а через несколько минут на бетон аэродрома опустилась красная машина с белыми, отогнутыми назад крыльями.

Кленов быстро шагал следом за еще катившимся самолетом. Доктор семенил сзади.

Едва машина остановилась, профессор забрался в пассажирскую кабину и долго что-то объяснял Матросову, передавая ему старые, много лет хранившиеся в секретном сейфе бумаги.

Телевизефон самолета соединили с Василием Климентьевичем. Министр поблагодарил профессора и дал Матросову четкие приказания. Его изображение исчезло с экрана, но самолет не отправлялся, дожидаясь приезда нотариуса для выполнения каких-то формальностей.

Только через час самолет снова готов был к полету. Начальник аэродрома выходил из себя, но Матросов медлил. Ему что-то хотелось сказать профессору.

– Иван Алексеевич, – наконец сказал он, – простите... Вы увидите Марину Сергеевну?

Профессор насупился, зажевал челюстями и сердито взглянул из-под насупленных бровей.

– М-да!.. М-да!.. – сказал он, потом еще раз взглянул на Матросова.

Неизвестно, что он прочел на лице Матросова, какое воспоминание промелькнуло у него в голове. Может быть, он вспомнил Мод... Около рта его легли болезненные складки, еще ниже опустились лохматые брови. Потом, вдруг по американской манере ударив Матросова по плечу, он сказал бодро и весело:

– Хорошо! Я передам привет от вас Марине Сергеевне. М-да... На прощание еще раз хочу поблагодарить вас за согласие взять с собой мой аппарат связи на отраженной волне. Если он вам даже и не понадобится, не откажите в любезности радировать на нем любое сообщение.

Матросов пообещал.

Кленов раскланялся и в сопровождении доктора Шварцмана покинул самолет.

Взревел мотор, и самолет плавно побежал по взлетной дорожке.

 

пред. глава           след. глава