Глава III. ЗАГАДОЧНАЯ ВОЛНА
В последние месяцы жизни Земли эфир неистовствовал. Радио убеждало, пугало, веселило, рекламировало. Правительства успокаивали, церковь подготовляла несчастных к переходу в лучший мир, отвлекала от каких-либо эксцессов; капитал уговаривал рабочих продолжать работу. На волнах эфира мчались неистовые проповеди, лихорадочные джазы и нудные лекции. Но все-таки это была жизнь! Через эфир чувствовался мир - многоликий, многоголосый, кричащий на всю Вселенную, что он еще жив. Вот почему старый моряк дядя Эд установил на своем боте радио. Носясь вместе с четырьмя такими же, как он сам, старыми морскими волками по волнам, сквозь вой и свист ветра он хотел слышать жизнь, хотел знать, что в вечном океане тонет еще не последний человек. Бот несся без цели, без направления, только ради того, чтобы плыть, - таково было желание старых моряков. Им невмоготу стало на суше, где надо было бессмысленно ждать смерти, не видя ее приближения, не имея возможности бороться с ней. Нет, лучше волны! Дядя Эд с товарищами искал бури, чтобы встретить смерть лицом к лицу, а не ждать ее месяцами. И, распустив белый парус, бот плыл со своей странной седой командой, в буре, в шторме находя покой... Ходить по палубе было трудно даже старым морским волкам. Приходилось цепляться за борта. Но не от качки, конечно! Просто по непонятной причине у всех кружилась голова, а в ушах стоял давящий, нестерпимый звон, заглушавший даже неумолчный вой ветра. Он вползал в голову, сверлил мозг, отдавался в затылке одуряющей болью. Напрасно дядя Эд старался заглушить его, тер руками уши, подходил к старому медному колоколу и звонил тревожно, громко и долго... Шум, растущий, злобный, разрывающий череп, заглушал собой все. Одно лишь средство против нестерпимого шума нашел дядя Эд. Надев наушники, он бесцельно метался по эфиру, как бот его метался по океану. Кто-нибудь из стариков, заглянув в каюту, спрашивал: – Хэлло, старина! Живут ли еще на суше? Дядя Эд умудрялся настраиваться сразу на несколько станций, чтобы в уши ему на разных языках кричал весь мир. Слушая все сразу, дядя Эд весело кричал: – Гей, старина! Придется нам еще поплавать! Пусть не найдется мне на дне океана местечка, если мир еще не живет! Но особенное удовольствие доставляло дяде Эду находить одну странную станцию. Волна ее действовала на него успокаивающе. Поймав ее, он созывал всех своих стариков и, не снимая наушников, под мерный, назойливый звук неизвестной передачи начинал рассказывать свои приключения. Однотонные, мерно следующие друг за другом звуки на короткое время вытесняли собой шум из головы. Забывалось проклятое разрежение воздуха. Но если волна терялась, дядя Эд обрывал свой рассказ. Тогда невыносимый шум с удвоенной силой врывался к нему в уши. Старик судорожно вертел ручки приемника, но волна не возвращалась. – Лево руля! – кричал взбешенный шкипер. Он уже знал, что волна не исчезла бесследно: ее можно найти, стоит лишь порыскать по океану. Старики охотно подчинялись дяде Эду. Не все ли равно, куда плыть, что искать! Лишь бы плавать... Дядя Эд знал, что волна найдется, снова зазвучат спокойные "ти-ти... ти-ти... " Надо только найти прямую геометрическую линию, проходящую через океан. Бот вертелся и рыскал по волнам. Дядя Эд крутил ручку. Так же внезапно, как терялась, волна находилась. Снова слышались мерные, однообразные, успокаивающие "ти-ти-ти... ". И дядя Эд снова принимался за прерванный рассказ. Эту волну слышал не один только дядя Эд. Вот уже сколько дней, как она привлекала своей бессмысленностью и непонятностью одного англичанина. Собственно, какое дело англичанину до этой волны? Но старый агент "Интеллидженс сервис", больше полувека числившийся под э 642, был хорошо вытренирован. Он считал, что все непонятное другим должно быть разгадано именно им. И он позволил, себе не согласиться с мнением своего начальника, который отказался этим заниматься, сославшись на скорый конец мира. Старый сыщик и сам чувствовал приближение всеобщего конца, но он, не раз видевший смерть очень близко, не боялся конца жизни. Лишь конец интриг, петель и паутин международных ситуаций искренне его огорчал. С этим невозможно было примириться. Он не был привязан к жизни и не цеплялся за акции спасения. Но перед тем как уйти из жизни, агент э 642 решил совершить что-нибудь величественное, открыть какую-нибудь необыкновенную тайну. Ему не нужна была слава, он привык оставаться в тени. Такова его профессия И вот, наткнувшись на таинственную волну с ее непонятными "ти-ти-ти", сыщик решил для собственного удовольствия установить цель и источник этой передачи. Он деятельно принялся за разрешение задачи. Надо было сделать засечки, и он отправился в Шотландию, чтобы поймать волну и там. В своей старинной машине "роллс-ройс" сыщик ехал через Лондон. Привычно прищуренным глазом оглядывал он пустынные улицы Лондона. Уже давно правительство распустило парламент, объявило себя чрезвычайным, запретило демонстрации, отменило свободу слова, конфисковало газеты. Словом, стало вести себя так, как, по мнению агента э 642, давно было пора. Стачки не разрешались, страшными мерами каралось прекращение работы, палочными средствами правительство пыталось поддержать расползающуюся жизнь доброй старой Англии. "Образцовая жизнь до конца!" - таков был лозунг чрезвычайного правительства Англии, и он проводился любой ценой. К удивлению своему, в Шотландии сыщик не услышал таинственной передачи. В то же время включенный в телефон его квартиры приемник продолжал передавать все те же "ти-ти-ти". Агент прекрасно слышал эти звуки, вызвав свою квартиру по телефону из Шотландии. "Значит, волна направленная", – решил сыщик. Но кто и для какой цели мог посылать эту бессмысленную волну? Сыщик умел сосредоточивать все свои мысли, все внимание на одном предмете. Его занимала только волна. Он совсем не думал о том, что дышать становится труднее, что пульс у него поднялся до ста пяти, что голова кружится и словно распухла в висках. Все это ощущали миллиарды люден. Ничтожная доля их ждала избавления в подземных городах и мысленно торопила срок окончания их постройки, срок начала новой жизни, а остальные... Остальные смотрели вперед кто с ужасом, кто тупо, кто с сарказмом, кто с надеждой... ...Беспомощный, скованный цепью, сидел в глубоком затхлом подземелье Дмитрий Матросов. Тяжелые думы терзали его. Он не мог простить себе прыжка из окна. То, что карманный аппарат сломался при падении, лишило его силы, надежды... Он, обладатель запасов радия-дельта, закопанных сейчас в углу тюрьмы, обладатель средств спасения миллиардов человеческих жизней, сидит здесь, не имея возможности дать о себе знать!.. Второй провал в его жизни!.. Слишком он был самонадеян, верил в свою удачу. Достаточно вспомнить остров Аренида. Как нелепо вел он разговоры с Бернштейном, как мало понимал он этого гениального и гениально заблуждавшегося человека! Нужно было угадать, что он не от мира сего, что он, мечтающий о благе всех людей мира, может прийти к мысли о необходимости спасти их хотя бы ценой собственной жизни! Нельзя было отпускать Бернштейна на остров вдвоем с Гансом. Кто знает, что наговорил маленькому ученому тупой толстяк!.. Что сказал бы дядя Коля!.. А теперь этот "визит" к Вельту, разыгрывание перед ним вернувшегося верного помощника, взывание к совести негодяя, никогда ею не обладавшего, Матросов убеждал Сергеева, что очень хорошо знает Вельта и его слабые места, что сумеет найти с ним общий язык. И "миссия частного лица" пошла прахом!.. Но самым страшным было сознание собственного бессилия. Обладать запасами радия-дельта и не дать об этом знать.. Эта мысль и овладела Дмитрием, овладела настолько, что вытеснила все его терзания. Матросов был человеком действия и, вспомнив все, чему его учили в американской разведшколе, а также все напутствия Кленова, наметил для себя невероятный, казалось бы, неосуществимый план. Но, раз взявшись за него, он уже не переставал трудиться. Дышагь в подземелье было тяжело. Воздух сюда не проникал, он только уходил. И утечка его с каждым часом становилась все ощутимее. Но Дмитрий, проклиная себя, неустанно трудился. Упрямо, в полной темноте, только на ощупь продолжал он начатую работу. Иногда мысли его отвлекались соседями по тюрьме. Два человеческих скелета, один из них женский... Какая драма произошла здесь? Какова была эта женщина, кости которой здесь лежат?.. Вероятно, она была красива. Может быть, походила на Марину или на Иоланду... И Дмитрий рассмеялся. От смеха стало труднее дышать, закололо в боку. Какое ему дело до этих человеческих костей! Сейчас для него в них существует только одно свойство - не проводить электричество, больше ничего! И нужно работать, работать... "Эх, Маринка! Милая Маринка! Ты-то считала меня непогрешимым..." Зачем могли понадобиться Матросову изоляционные свойства человеческих костей? Какую затеял он работу? В одной из комнат замка сидел Вельт. Появившаяся за последние дни одышка очень раздражала и мучила его. Сообщения, которые он получил о задуманном социалистическими странами плане уничтожения воздушного пожара, выводили его из равновесия. Он вовсе не собирался отказаться от мысли о создании нового мира. И если большевики сооружают какие-то фантастические орудия для расстрела острова Аренида, то у него, Вельта, владельца мировых военных вооружений, найдется средство стереть с лица земли эти самые сооружения. Опять проклятый Кленов путает его планы! Нет, господа, Вельт не позволит природе идти вспять! Он предпримет глубокий рейд своих машин к сердцу Каракумов, куда коммунисты запрятали свои сооружения. Вельт направился к радиопередатчику, чтобы переговорить с генералом Копфом - комендантом Вельттауна. Какая гнусность! Кто постоянно мешает в эфире? Откуда эти непрекращающиеся возмутительные звуки "ти-ти-ти"? Вельт был вне себя от ярости. Он не мог отстраниться от них, словно кто-то нарочно посылал это надоедливое тиканье на его замок. Ти-ти-ти... Над разгадкой этих звуков продолжал ломать голову старый сыщик. Сейчас он бродил близ доков. Сырой, пронизывающий ветер не давал туману опуститься на Темзу. Где-то вдали сквозь мутную пелену проступали башни Тауэра. Зажигались редкие огни. В доках смутно темнели силуэты кораблей, которым некуда и незачем было больше плыть. Сыщик пришел осмотреть нанятую им яхту. Завтра он пересечет на ней море, придерживаясь направления загадочной радиоволны. "Как быстро теперь устаешь! – подумал сыщик. – Голова кружится, в ушах звон. Сказывается разрежение". У одного из пустых строений сыщик заметил одинокую фигуру. Ему послышалось тихое: "Сэр..." Агент подошел к дощатой стене... Он пристально вглядывался. Кажется, это ребенок. Без карманного фонаря плохо видно. Может быть, следует достать фонарь. Но слабость и апатия сковали тело сыщика. – Сэр, у меня умер мой маленький братик... Его не хотели пустить туда, хотя у меня и был для него билет... – Какой билет? – устало спросил агент. Девочка тяжело дышала. – Такой... золотой, с черными разводами... Агент непонимающе пожал плечами и наклонился. Рука коснулась чего-то теплого. – Он умер, а я пришла сюда, в доки. Дядя здесь работал сторожем... Ведь братика надо похоронить... – Да, – неопределенно согласился сыщик. – Я не могу дойти домой, и у меня нет денег... – Девочка заплакала и задышала еще чаще. – Право, сэр, мне так трудно дышать... Что-то шевельнулось в сердце сыщика. – Я отвезу вас домой, – устало выговорил он. Девочка перестала плакать. – Пойдемте, – протянул руку сыщик. Но девочка не поднималась. Сыщик не мог больше ждать. Недовольный, он наклонился и одним движением поднял удивительно легкое тельце. Однако нести его было необыкновенно тяжело. Дул сшибающий с ног ветер. Рука, тоненькая и слабая, беспомощно болталась в воздухе. Сыщик не заметил, как слабеющие пальцы ребенка выпустили какую-то бумажку. Ветер тотчас подхватил ее и унес. Сыщик положил девочку на колени, и автомобиль двинулся. Девочка порывисто дышала, иногда слабо вздрагивала. Когда автомобиль проезжал по улице Стрэнд, мимо здания городского суда, девочка перестала дышать. В судорожно сжатом кулачке ее старый сыщик нащупал какой-то мягкий, видимо фланелевый, мешочек. Он был пуст...
|