Профессор Шилов был удивлен и обрадован, узнав, что в радиообсерваторию приехала Вилена Ланская–Ратова.
Корректный, приветливый, он вышел из своего кабинета и даже спустился на первые три ступеньки лестницы.
– Я очень рад видеть вас у себя, – проговорил Шилов.
Вилена смутилась и молча протянула ему руку. Он поцеловал "волшебные", как не преминул сказать, пальцы, потом повел ее к двери с красивой дощечкой, перечислявшей все его ученые звания и посты.
Диван для посетителей в кабинете профессора был неудобный и жесткий – напоминал, что здесь не следует задерживаться, отнимая бесценное время ученого. Это чувство охватило и Вилену, едва она села.
Шилов занял удобное кресло напротив:
– Итак, как вам здесь нравится?
Вопрос был пустым и холодным. Шилов сам почувствовал это и добавил:
– Мне бы хотелось услышать от вас, что вы возвращаетесь к музыке...
– Нет, нет... Совсем не то... Я верю в необыкновенную чуткость...
– Мою? – оживился Шилов.
– ...вашей глобальной антенны, – сухо закончила Вилена.
Лицо Шилова вытянулось, но сразу же отразило учтивый интерес.
– Я знаю, – продолжала Вилена, – что только ваша радиообсерватория имеет канал связи с глобальной антенной. И только с ее помощью можно провести теперь видеосеанс с улетевшим так далеко звездолетом.
– Вы прекрасно информированы.
– После отлета "Жизни" я оказалась в больнице. И не могла увидеть мужа, когда проводились сеансы видеосвязи из звездного городка. Теперь их аппаратура уже бессильна, и вся надежда на вас. Мне необходимо его увидеть. Он не знает, что и думать!..
Шилов прокашлялся:
– Я уважаю ваше отношение к покинувшему вас супругу, восхищаюсь вашим пониманием своего долга перед ним, но клянусь, не могу понять, зачем вам непременно нужно видеосвидание? Если все–таки хотите обменяться со звездолетом радиограммами, мы вам поможем.
Вилену больно резанули слова о том, что Арсений покинул жену, но она сдержалась, напряженно смотря на Шилова. А тот солидно продолжал:
– Так вот. Другому моему ученику, Константину Георгиевичу Званцеву, удалось способом Арсения Романовича принять на глобальной радиоантенне еще один сигнал внеземной цивилизации – на планете Этана. Помните древнего царя Этана, который приказал запрячь в колесницу стаю птиц, чтобы подняться к звездам? Сказание о нем запечатлено на клинописных табличках, хранившихся в библиотеке царя Асурбанипала. Оно древнее мифа об Икаре. К радиограмме об этом открытии, надо полагать, вполне закономерном, если учесть возможную плотность заселения разумными мирами Вселенной, вы могли бы добавить и несколько своих слов.
– Неужели вы не делаете разницы между телеграммой и личной встречей?
– Ну, я понимаю, конечно... Однако вряд ли изображение в полной мере воссоздаст иллюзию встречи, а главное, видеосвязь с кораблем уже была.
– Игнатий Семенович! Разве у вас нет сердца?
– Именно вам не следовало бы меня об этом спрашивать. Я так часто стремлюсь снова пойти на ваш концерт... и в гимнастический зал.
Вилена плотно сжала губы, потом сказала:
– Обещаю вам, Игнатий Семенович. Вы придете, как только я сама позову вас, – и она твердо посмотрела на него. – Только я умоляю, сделайте для меня, что прошу.
Шилов смутился было под ее взглядом, но с присущей ему самоуверенностью подумал: "Уступая женщине, рассчитывай, что когда–нибудь она оценит твою чуткость". И он вкрадчиво сказал:
– По–человечески, сердцем своим я понимаю вас, Вилена Юльевна. Я сделаю все, чтобы все–таки устроить вам желанное видеосвидание с Арсением Романовичем. Правда, придется обождать часа два, пока видеосвязь с "Жизнью" станет возможной – глобальная радиоантенна еще не повернулась к кораблю.
Вилена благодарно кивнула.
Провожая ее до двери, профессор говорил:
– Мне не хотелось бы, чтобы вы скучали у нас. Я дам лишь необходимые указания – не во всем еще мои ученики способны заменить меня – и предоставлю себя в ваше распоряжение.
– Нет, нет, – холодно сказала Вилена. – Вы так заняты! Имею ли я право?..
– Ради вас... – картинно поднял руки Шилов.
– Извините меня, Игнатий Семенович. За вашим радиотелескопом чудесный лес. Если вы не против, я поброжу там.
Он не стал противиться.
Вилена обошла кажущееся здесь огромным зеркало радиотелескопа. Оно походило на исполинскую решетчатую тарелку, но антенна ее Арсения в десять миллиардов раз больше!
Сначала она считала шаги, потом решила сосчитать, на какое расстояние улетел за четыре дня звездолет и сколько времени будет догонять его радиосигнал. При равноускоренном движении путь его равен половине ускорения разгона, помноженной на квадрат времени (в секундах). Сколько же секунд в сутках? Она сосчитала в уме. Получилось 86 400. В четырех сутках – 345 600 секунд! Как же возвести в квадрат такую страшную цифру? Ах да! Представить ее, как 3,5, помноженное на десять в пятой степени. Три с лишним в квадрате равно 10, значит, время в квадрате будет десять в одиннадцатой степени секунд. А пройденный путь при ускорении 10 метров в секунду равен пяти на десять в одиннадцатой степени. А в километрах... полмиллиарда километров! Ужас какой! Радиосигнал летит со скоростью 300 000 километров в секунду. Значит, ему понадобится времени целых полчаса! Как же теперь разговаривать с Арсением?
Вилена не могла больше думать об этом. Она уже перешла поле и вошла в лес, знакомый лес! Осенний, он был голым, пустым. А когда они с Арсением гуляли в нем летом, тени здесь были не черные, а цветные: зеленые, коричневые, даже желтые... Она сказала об этом Арсению, а он засмеялся и пошутил, что то ли еще будет бабьим летом.
От солнечных пятен лес тогда был пестрым, ярким. Зелень на солнце сияла, просвеченные лучами листья казались золотистыми.
Припомнилось Вилене и как шли они с Арсением в тот июньский день по "живому снегу". Прозрачный ковер легкой дымкой покрывал сухую прошлогоднюю траву и пробившиеся ростки новой. Начало лета, а на елочках белый пух хлопьями, как зимой! Вспомнилась ей даже такая мелочь – нагнувшись, сняла она ладонью с ветки нежную вату и шутливо бросила ею в Арсения. И словно множество елок разом встряхнуло ветвями – пух понесся отовсюду. Попадая в солнечный луч, пушинки вспыхивали белыми звездочками, застревали в невидимой, протянутой между деревьями паутине, осторожно опускались на землю.
Они с Арсением сели на пушистый ковер. Арсений, взяв пригоршню пуха, сказал, что это семена всепобеждающей жизни. Они и делают природу бессмертной.
Как щедра природа! Миллионы семян летят по лесу, чтобы одно из них дало жизнь новому растению. Пушинки жизни!..
Вилена оглядела голый осенний лес, тяжело вздохнула, опустилась на почти черный от сырости пень.
"Пушинки жизни!" – с тоской мысленно повторила Вилена и заплакала. "Как же я не смогла уберечь свою пушинку? Что скажу Арсению?"
Вилена пересилила себя, взяла в руки. Что это с ней? То занималась ужаснувшими ее подсчетами. Теперь припомнила пух... Чтобы вконец разбередить себя?
Она встала и твердым шагом отправилась обратно в радиообсерваторию.
Шилов опять встретил Вилену, спустившись на несколько ступенек лестницы.
Он провел ее в лабораторию, где работали сейчас друзья Арсения – Костя Званцев и Ваня Болев. Они налаживали связь с звездолетом.
У Вилены был утомленный вид. Под глазами залегли темные круги, решительная морщинка разделила брови.
Шилов подвинул самое удобное кресло к экрану:
– Должен предупредить вас, Вилена Юльевна, что сеанс будет весьма утомительным, поскольку программой связи не предусмотрен.
На экране появились дрожащие полосы, потом понеслись неуловимые тени, наконец, мелькание прекратилось, и перед Виленой, словно из тумана, выплыл пульт с несчетными приборами, напоминавший аппаратную автоматизированного завода.
Сердце защемило у нее, когда она увидела строгое, сосредоточенное лицо командира корабля Тучи – он бывал у них с Арсением.
Вилена радостно улыбнулась ему, но он даже бровью не повел, смотря на Вилену, как в пустоту. Ей стало не по себе.
Ваня Болев наклонился к ней, коснувшись ее своими локонами:
– Он увидит вас через полчаса.
Вилена улыбкой поблагодарила Болева. Уж она–то после прогулки в лес знала об этом! Напустив на себя веселую непринужденность, Вилена обратилась к экрану:
– Здравствуйте, Петр Иванович! Как там у вас мой Арсений? Вы не позовете его к экрану? Надеюсь, все ладно под нейтринными парусами?
Слова Вилены, превращенные в радиоколебания, будут электромагнитным вихрем целых полчаса лететь к звездолету. Столько же времени понадобится радиоволнам, чтобы донести оттуда ответ.
Костя и Шилов, заполняя паузу, стали передавать Туче служебную информацию, а также рассказали о принятых сигналах еще одной внеземной цивилизации.
Час, в течение которого Вилена наблюдала озабоченное лицо Тучи, показался ей сутками. И вдруг Петр Иванович расцвел:
– Вот это сюрприз! – донесся до Вилены его сипловатый голос. – Вот это лады! Даю сигнал "Свистать всех наверх!"
Потом он поздоровался с Виленой, с Шиловым, с Костей, хотя тот на минуту вышел из лаборатории и вместо него был Болев. Туча раскрыл перед собой тетрадь и слушал, что ему передавали час назад Шилов и Костя. Вероятно, услышав о вновь открытой цивилизации на Этане, оживился:
– Лады! Ну, Константин Званцев, поздравляю! Готовься лететь на втором звездолете по примеру друга своего.
Кабина звездолета заполнилась космонавтами. Вилена узнавала их всех, приветливо кивала каждому, хотя никто из них пока не мог заметить ее сигналов. Но они все улыбались ей.
А вот и шестой звездолетчик, Арсений, запыхался...
Вилена ухватилась за ручки кресла.
– Арсений, – сказала она и замолчала.
Сидевший сзади Вилены Шилов нахмурился.
– Я подарила свой акваланг Авеноль. Она такая смешная! Надела ласты и перепугала бабушку, бегая по квартире.
Шилов возмущенно пожал плечами. Ради такой, с позволения сказать, "информации" используется величайшее радиосооружение эпохи!
Но Шилов не видел глаз Вилены. Он, конечно, знал, что люди могут взглядами говорить друг с другом – якобы с помощью какого–то излучения. Но оно никак не может возникнуть на видеоизображении!
Однако видеосвидание лишний раз доказало, что чувства человека передаются выражением глаз, которое запечатлевается на фотографиях и на полотнах художников. Достаточно вспомнить глаза Иоанна Грозного, убившего своего сына, царевны Софьи или Меньшикова в изгнании, запечатленных Репиным, или взгляд боярыни Морозовой на картине Сурикова, наконец, "Незнакомки" с полотна Крамского, или глаза на портретах Рембрандта или Веласкеса! Художники знали, как передать глазами гнев или страсть, страх или нежность, веселье, горе.
Видеоизображение, более совершенное, чем былая фотография, цветное и объемное, передавало всю силу взгляда Вилены, чего не учитывал Шилов. Об этом спустя полвека ему мог бы рассказать Ратов.
Арсений не столько слушал Вилену, сколько смотрел на нее. Он видел ее через полторы тысячи секунд после того, как это происходило, ощущал искорки зеленоватых глаз, их ласковый прищур, голубизну белков. Многое ему говорили и румянец ее щек, и улыбка губ. Он читал по этой живой радиограмме ее лица все то, чего нельзя было выразить никакими письменами.
А Шилов с неудовольствием слушал неуместную, как ему казалось, болтовню.
Вилена рассказывала, как упала, заглядевшись на ракету, – не удержалась все–таки, поехала на космодром – и просила простить за это. Ведь все обошлось благополучно! Потом вспомнила про какие–то пушинки в лесу и почему–то о ребенке и даже о внучке, "встречающей своего деда–ровесника"...
Наконец Шилов многозначительно покашлял.
Вилена оглянулась и свела брови:
– Я истратила слишком много энергии?
– Ждите ответа пятьдесят девять минут тринадцать секунд, – сухо ответил Шилов. – Попрощайтесь. Сеанс заканчивается.
Вилена встала и подошла к самому экрану. Она молча смотрела перед собой, окончательно выведя этим из себя Шилова, и прощалась с Арсением одним только взглядом, изображение которого со скоростью света настигало разбегающийся звездолет.
– Лети, – сказала она шепотом.
Костя произнес несколько служебных фраз об окончании сеанса и оставил включенной только приемную аппаратуру. Теперь надо было ждать... и целый час видеть Арсения.
Он стоял, жадно всматриваясь в экран, где видел Вилену до того, как она обратилась к нему. Но вот он встрепенулся и стал вести с Виленой немой разговор, отзываясь на каждое произнесенное ею час назад слово. Наконец сказал:
– Прощай, родная. Понял все. Мне легче, чем тебе.
Вилена плакала, зная, что ее видят теперь только в обсерватории, а не на звездолете.
Этого Шилов вынести уже не мог. Он сухо раскланялся с Виленой и поручил Ване Болеву проводить ее до станции монорельсовой дороги.
Болев молча шел за Виленой, почтительно отстав от нее на шаг. Они ни о чем не говорили. Только на перроне, когда бесшумно подошел подвесной вагон, она сказала:
– Спасибо, Ваня, за молчание. Я ведь неправду ему сказала. Ребенка после моего падения сохранить не удалось.
– Это была святая ложь! Так поступают только сильные сердцем. Будь я настоящим поэтом, я воспел бы вас не в ученических стихах. Вы дали ему возможность спокойно лететь. Он верно сказал, что вам труднее, чем ему.
Вагон тронулся. Болев несколько шагов шел следом за ним. Волосы локонами рассыпались у него по плечам. Он долго смотрел на уходящие вдаль столбы с монорельсом, который вдали казался тонким натянутым проводком на телеграфных столбах со старой картинки – Ваня Болев любил старину.