Ум человеческий открыл много
диковинного в природе и откроет
еще больше, увеличивая тем свою
власть над ней...
В.И. Ленин
– Вечному рейсу пришел конец!
Валерий Снастьин, небритый, заросший, со свисающими на лоб и затылок волосами, вбежал в общую каюту.
Роман Васильевич Ратов, как всегда, играл там в шахматы со вторым пилотом корабля Федором Каратуном. Оба они изумленно посмотрели на инженера, уловив в его голосе истерические нотки.
– Что такое? – строго спросил Роман Васильевич.
– А вот то, что я вам объявил. Осточертело мне все до ангелов. Не будет наконец ни этих дурацких деревяшек, ни таких же деревянных ваших физиономии! Конец всему, всему, всему! – и он прищелкнул магнитной подошвой о металлический пол.
Роман Васильевич встал:
– Валерий, успокойся. У тебя опять приступ.
Инженер расхохотался:
– Нет, командир! Тогда я просто усомнился, какой может быть командир в цивилизованном обществе из трех человек. А теперь...
– Я дам тебе выпить успокоительного.
– Пейте сами. А еще лучше выпьем вместе, прикончим запасы спиртного в аптечке.
– Ты спятил! – пробасил Каратун и так резко поднялся, что взмыл над столом, ухватился за него и рассыпал магнитные шахматы. – Ты спятил, – повторил он уже спокойней.
Валерий снова расхохотался:
– Сходить с ума придется вам, когда подведет животы.
– Что ты сделал? – грозно придвинулся к нему Роман Васильевич.
– Мне все надоело! Все! Я не желаю гнусного прозябания в пустоте на икряной диете! Они не послали за нами спасательной экспедиции. Я волен действовать.
– Опять за здорово живешь, – укоризненно загудел Каратун. – Да ты что? Всегда гордился своими способностями, и не зря гордился. А теперь старую песню завыл? А ну, прикинь своим набалдашником, как можно нас разыскать за пределами Солнечной системы? Не первый год летим бис его знает куда.
– Летим? – передразнил Валерий. – И это ты называешь полетом? Дохлое висение среди одних и тех же звезд? Нас просто не хотят искать.
– Ты действительно нездоров, – спокойно сказал Ратов. – Понимаю, что тебе не легко, когда тоска по Земле за сердце берет. Но пора смириться. Наш мир замкнут в этой кабине. Зачем же за старое? Наблюдения, которые мы делаем...
– Бесполезно! – прервал Валерий. – Вы сами сказали, что нас нельзя найти.
– При современном уровне науки. Но в грядущем...
– Мне наплевать на грядущее. Мне наплевать, что потомки тех, кто блаженствует без нас на Земле, найдут через сто тысяч лет наши вонючие записи, не обнаружив в них для себя ничего нового. Я – космонавт. Я готов был на риск, на смерть или славу.
– Ну, что ты наробил? – дружелюбно спросил Каратун.
Это был добродушный увалень с полным лицом и щетинистыми усами, которого, казалось бы, нельзя было вывести из себя.
– И бриться перестал, – с ласковым укором продолжал он, подходя к Валерию и пытаясь его обнять.
Снастьин злобно скинул с плеча его руку:
– Не трогай! Сначала узнай, что гнусная выдумка тех, кто хотел, чтобы мы мучились все пятьдесят лет, нашла свой конец.
– Что ты сделал? – еще строже спросил Ратов.
Валерий стоял, картинно скрестив руки на груди, длинноволосый, горбоносый, с жесткой щетиной на щеках и безумными глазами.
– Каратун, ты самый толстый. Тебя мы съедим первым.
Догадка ошеломила командира. Но его гладко выбритое, словно литое, лицо не дрогнуло. Он спокойно вышел в кормовой отсек.
Машина пищи!
Давно уже идея такой машины, воспроизводящей природный процесс создания питательных веществ, владела людьми. Еще Тимирязев, открыв великое начало жизни в фотосинтезе растений, мечтал получать хлеб прямо из воздуха, содержащего все необходимые для синтеза вещества. Дым, загрязняющий атмосферу, и углекислота, отравляющая ее, могли быть сырьем такой фабрики пищи. Вместе с водой они дали бы углеводороды, крахмал, наконец, сахар, необходимые живому организму. Дело было лишь за тем, чтобы найти способ искусственного синтеза пищевых продуктов.
Природа производит этот синтез с помощью солнечного света и "живых машин" – растений и животных. Но то, что происходит в листке растения или в организме животного, принципиально говоря, может быть получено и искусственным путем.
Еще очень давно, в шестидесятых годах двадцатого века, академиком Несмеяновым была изготовлена красная и черная икра, искусственное мясо, картофель и другие пищевые продукты. При дегустации первой икры произошел забавный случай, когда скептик, брезгливо морщась, пожаловался на неприятный привкус продукта. Но оказалось, что он взял со стола не искусственную, а обычную икру, поставленную рядом для сравнения.
Так была доказана возможность получения синтетических питательных продуктов. Однако новому нужно было сломить сопротивление привычек. Люди, питавшиеся хлебом, выращенным на удобренных навозом полях, отворачивались от хлеба, полученного, по Тимирязеву, из воздуха, или от "искусственного мяса" из дрожжей, взошедших на отходах нефти.
Поля и реки, сотни тысяч лет служившие человеку, не уступали свою монополию. Но люди еще к концу звездного столетия все же стали понемногу переходить к производству искусственной пищи.
Главный конструктор космических кораблей Архис, готовя рейс Ратова, подсчитал, что "машина пищи" будет весить меньше запасов продовольствия и аппаратуры очистки воздуха корабля. "Машина пищи", синтезируя хлеб, масло, сахар и икру, поглощала все жизненные отходы на космическом корабле. Нужные вещества включались в замкнутый "круговорот жизни". Основной целью этого круговорота была передача питательными веществами энергии организмам. В природе такую энергию давали "живым машинам" солнечные лучи. В "машине пищи" космического корабля энергию поставляло топливо.
Когда год назад корабль Романа Ратова из–за оторвавшегося реактивного руля потерял управление, все три космонавта стоически приняли неизбежность Вечного рейса. Они решили держаться до конца и бесполезное теперь для обратного рейса топливо использовать в "машине пищи". Она могла им служить пятьдесят лет – до глубокой их старости.
И вот Валерий Снастьин не выдержал и в припадке безумия вывел из строя "машину пищи" и тем обрек весь экипаж на голодную смерть.
Едва Ратов вошел в кормовой отсек, состоящий из прозрачного пластика, как понял все. За ракетным кораблем, давно уже не пользующимся своими двигателями, к серебристым полосам Млечного Пути тянулся чуть светящийся хвост. Снастьин выпустил в космос топливо, и оно шлейфом странной кометы протянулось за кораблем.
Ратов резко перекрыл кран.
– Слишком поздно! – раздался за его спиной голос Валерия. – Наконец–то изощренная пытка черной икрой закончится.
– Безумец! А ты думал о других? Или только о себе? – повернулся к Снастьину Ратов.
– Теперь в нашем бывшем цивилизованном обществе действует только один закон диких: кто кого? Предлагаю вам объединиться со мной, командир. Вдвоем мы живо справимся с Каратуном. А его надолго нам хватит.
В руке Валерий угрожающе сжимал нож, очевидно сделанный им из напильника.
Ратов первым бросился на Снастьина, никак не ожидавшего нападения. Каратун услышал их возню и вовремя подоспел на помощь командиру. Оба они скрутили Валерию руки сзади. В условиях невесомости клубок из трех тел ударялся то в "машину пищи", то в дверь, то в прозрачный колпак.
Шесть сцепившихся рук и шесть болтавшихся ног вертелись, напоминая чудовищного спрута. Но борющимся казалось, что в неистовом хороводе вертятся звезды.
Наконец звезды остановились. Ратов и Каратун, прилипнув к полу магнитными подошвами, прижали к нему безумца. Тело его продолжало извиваться, сгибалось дугой, глаза закатились, на губах выступила пена.
– Отпусти, – сказал Роман Васильевич.
Каратун повиновался.
Тело Валерия обмякло. Он тихо оторвался от пола и бессильно повис над ним.
– Лучше бы связать, – сказал Каратун.
– В каюте запеленаем. Понесли.
Нести бесчувственное тело не требовалось, оно само плыло, чуть направляемое Ратовым и Каратуном.
– Что робить станем? – спросил у Ратова Каратун, когда они вернулись в общую каюту.
Ратов старательно собирал шахматные фигурки и морщил лоб, словно силясь восстановить на доске позицию.
– Вот так же, – вдруг указал он на шахматную доску и быстро пошел из каюты. – Надо восстановить положение – задержать топливо.
Каратун пошел следом:
– Слушай, командир. Нехорошо. Всего–то трое, а один уже заключенный.
– Больной, хочешь ты сказать.
– Умом понимаю. Душой не приму. Среди трех разумных – и уже нужна темница. Ты в космос? Лучше меня не посылай, а то улечу куда глаза глядят.
– Останься. Вижу, безумие заразительно.
– От стенок бисова зараза идет. Сжимают они.
– Лучше помогай задержать топливо. В баке на донышке осталось, а жить–то надо.
– Думаешь, все–таки надо?
– Надо, – твердо сказал Ратов. – Мы люди! Мы носители разума. Пусть у нас есть слабости. Но силы должно быть больше.
– Ладно. Буду на подхвате. А Валерия побрею, а то он "под гориллу" стал...
Ратов, придерживая большую катушку провода, оттолкнулся ногами от кормы корабля; ускоряя полет реактивным пистолетом, космонавт мчался вдоль протянувшегося от космического корабля серебристого шлейфа. Тот состоял из молекул горючего, которое в вакууме испарилось.
Катушка в руках Ратова быстро вращалась, разматывая многокилометровый провод. Космонавт должен был подвести электрическое напряжение к электризатору, на который теперь оставалась последняя надежда.
Сколько драгоценных секунд истрачено на усмирение безумца, на нахождение способа вернуть топливо! Сколько лет жизни космонавтов потеряно в виде недосягаемой части топливного хвоста! Получив скорость относительно корабля, топливо отстает от него. И кажется, будто облако медленно движется к яркой звездочке, еще недавно бывшей светлым диском милого Солнца.
Ратов задумал наэлектризовать возможно большую часть молекул улетающего хвоста. Каждая минута его полета означала месяцы жизни внутри корабля.
Ах, Валерий, Валерий! Он был другом и ровесником Арсения. Они вместе стремились стать космонавтами. Валерию повезло, а сына Ратова – тяжеловеса Арсения отборочная комиссия отвела.
Земля всегда воплощалась для Ратова в любимом сыне. После гибели жены, отдавшей свою жизнь науке, Ратов воспитывал Арсения с десяти лет. Он был ему и нежной матерью, и строгим отцом. Но еще он был ему товарищем и стал закадычным другом. Общая тяга к космосу сблизила их.
Неудача Арсения в звездном городке была их общим горем. Арсений не мог лететь с отцом, но, по его совету, стал радиоастрономом, чтобы все–таки изучать космос хотя бы издали.
Так Арсений избежал участи Валерия. А насколько легче было бы с Арсением! Роман Васильевич поймал себя на этой мысли и осудил. Тем большая его обязанность стать несчастному Валерию отцом.
Электризатор, двигаясь внутри топливного облака, заряжал каждую его молекулу положительным электричеством. Облако на некоторое время еще больше расплылось, чтобы потом, когда заряд на электризаторе сменится, в конце концов сжаться под его влиянием в более плотную массу. Тогда его можно будет вернуть к кораблю.
Но захватить весь "топливный шлейф" Ратову не удалось. Длина провода была ограниченной. И он, дав электризатору отрицательный заряд, отсек хвост. Заряженные молекулы стали собираться вокруг электризатора облаком, а отсеченный хвост продолжал свое медленное движение как бы к Солнцу (на самом деле он улетал от него, но с меньшей скоростью, чем корабль). Так зримо уходили от Ратова многие годы жизни на корабле трех участников Вечного рейса.
Он посмотрел вслед улетавшему топливу и... вздрогнул.
Что это? Галлюцинация?
Нет! Это, должно быть, отделившаяся часть топлива. Но почему она похожа на сигару? И почему она так светится?
Или?.. У Романа Васильевича даже перехватило дыхание.
Неужели спасательная экспедиция нашла их благодаря длиннейшему хвосту, оставшемуся за кораблем? Значит, Валерий своим безумным поступком помог спасению корабля?
Ратов тотчас сообщил по радио Каратуну, что видит нечто похожее на чужой корабль. Тот отозвался:
– Вижу в телескоп. Вроде сигары. Таких кораблей на Земле не строили.
Не строили, когда они улетали!..
Включив автоматическое наматывание катушки и разогнавшись до предела реактивным пистолетом, Ратов помчался обратно к своему кораблю.
Секунды, пока он ждал в шлюзе уравнения давлений в камере и в корабле, показались ему часами.
И вот он стоял перед радиоаппаратурой:
– Кто вы? Отвечайте! Идите на сближение. Мой корабль неуправляем.
Эти слова, услышанные на Земле с помощью глобальной радиоантенны Арсением Ратовым, его отец повторил здесь на английском и французском языках. Потом Каратун говорил по–испански и по–итальянски.
И вдруг в радиорубке появился Валерий. Пока Роман Васильевич был в космосе, Каратун умудрился не только побрить, но и остричь его. Он обусловил этим освобождение его от пут.
Теперь Валерий уже не выглядел диким безумцем. Приступ невменяемости прошел, и сейчас, прислушиваясь к словам, которые его товарищи передавали по радио, он понял, что помощь близка.
И недавний безумец сразу преобразился, превратился в прежнего энергичного, деятельного инженера.
– Позвольте мне, – предложил он. – Я повторю ваш текст на международном коде.
Роман Васильевич молча передал ему микрофон.
И тогда Снастьин стал настойчиво повторять призывы.
Однако странная серебристая сигара не отвечала.
Это был корабль! В этом не было никаких сомнений.
Почему же он не дает о себе знать по радио? Что могло произойти на Земле, если люди даже в космосе не отвечают на сигнал бедствия?
– Смотрите! – крикнул Валерий.
От серебристой сигары отделились три дискообразных тела.
И тотчас вся электронная аппаратура корабля перестала работать.
Сколько раз такое воздействие летающих дисков на земные приборы было описано на Земле!..
Подобные предметы в небе наблюдали в начале двадцатого века, и в девятнадцатом веке, и много раньше. Предшественник великого Рафаэля, знаменитый итальянский художник Франческо на одной из своих картин, изображающей историю креста, даже нарисовал в небе облака в виде летающих дисков с характерным для них сферическим куполом вверху. Еще раньше Плутарх свидетельствовал о появлении между войском Лукулла и его противником светящегося "бочонка", заставившего обе рати в ужасе разбежаться. А во времена фараона Тутмоса писцы Дома Жизни видели и описали летающее дискообразное тело.
Десятки тысяч раз наблюдали за подобными летающими предметами во всех странах на Земле, создавали специальные государственные и общественные научные комитеты для их изучения, но эти усилия не разрешили загадки.
Скептики пробовали сначала полностью отрицать существование самой проблемы, утверждая, что она порождена оптическим обманом. Однако радиолокационная аппаратура фиксировала летающие предметы, как материальные тела. Наконец, обнаружились загадочные спутники Земли, движущиеся не в направлении вращения Земли, как все запущенные, а в обратную сторону. Тогда заговорили о возможных космических зондах, посланных для изучения Земли инопланетными цивилизациями.
Но никакие попытки установить по радио или другим путем связь с дисками не увенчались успехом.
Не получали ответа от направлявшихся к кораблю Ратова дисков и участники Вечного рейса.
Так или иначе, но рейс заканчивался... возвращением, пленом или гибелью. Космонавты были готовы ко всему.
Но почему неведомые космические пилоты на загадочных дисках не желали вступить в общение с людьми? Неужели потому, что, изучая человеческую цивилизацию, сочли ее столь низкой, что исключили взаимопонимание? А может, они угадали, что безумен один из участников рейса, и опасаются встречи с ним?..