Глава 3

ОСТРЫЙ НОЖ ПАЛАЧА

...Человек без нравственных

устоев оказывается существом

самым нечестивым и диким,

низменным в своих половых и

вкусовых инстинктах.

Аристотель

Никитенок с легкостью, присущей его возрасту, привыкал к новой обстановке, к новым молодым маме и папе и толстой бабушке.

Сначала он только хныкал, просился к настоящим маме и папе, почему-то улетевшим, как ему сказали, к другой звездочке.

К вечеру он заснул, а проснувшись, с упреком сказал новой маме:

— Ты не умылась? Вся черная?

Пришлось Эльме принести кувшин с водой, умыть малыша и показать ему, что, умываясь, она останется такой же смуглой.

Тогда он заявил:

— Где звери рогатые-косматые? Хочу посмотреть не на картинке.

Эльма пообещала, что они пойдут погулять, хотя сделать это не решалась, а пока показала в окошко коз, щиплющих синюю траву на бывшей мостовой.

Мальчик спросил:

— А почему у вас окна не круглые?

Эльма не знала, что ответить, не сразу поняв, что малыш привык на корабле к иллюминаторам. Вообще при общении с ним она сразу же была поражена: такой маленький, а уже говорит на древнекнижном языке! И сама поняла всю нелепость подобной мысли. Ведь ничему другому малыша не могли обучить в звездном корабле!

Анд мастерил Никитенку какую-то игрушку из сучьев синих растений.

Эльма скептически наблюдала за ним, заметив:

— Не стоит загружать нас с малышом излишним багажом.

— Багажом? — удивился Анд.

— Тем более что синие растения тонут в воде и такие игрушки окажутся нам в тягость.

Анд вопросительно посмотрел на нее. Он не решался спросить Эльму, что она имеет в виду. Она угадала незаданный вопрос.

— Ты можешь передумать и не быть отцом Никитенку, а я уже не могу.

— Как так «передумать»? — встревожился Анд.

— Это я передумывать не умею. А ты — не знаю.

— Что ты хочешь сказать? — напрямик спросил он.

Она наклонилась к ребенку и, полуобернувшись, посмотрела на Анда снизу вверх:

— Я хочу сказать, что Эльма никогда не станет добычей, напрасно ты здесь делал вид, что это так.

— Ты не добыча, ты — мать этого ребенка!

Эльма усмехнулась:

— Если ты хочешь остаться его отцом, тебе придется переплыть вместе с нами реку-кормилицу.

— Ты все-таки хочешь бежать?

— Я никогда не собиралась здесь оставаться. Ты можешь помочь нам в этом. И остаться вместе с нами у вешних.

— Никогда! — невольно вырвалось у Анда.

— Я так и ожидала. Но, по крайней мере, тебе придется покараулить на берегу, чтобы никто не погнался за нами.

Анд был поражен и словами Эльмы, и твердостью, с какой они были сказаны. Совсем некстати он заметил:

— Еще на том берегу я поклялся никогда больше не переплывать реку.

— Что ж, — пожала остренькими плечами Эльма. — Все становится на свои места, как читали мы в книгах. Каждый из нас держит данное им самому себе слово. Мальчик останется со мной на том, недоступном тебе берегу. А ты — на этом, у своих бурундцев с бородами и дубинами. Однако тебе придется подумать не об игрушках для маленького звездного пришельца, а о нем самом. Он еще не умеет плавать.

— Я умею летать, — вдруг вставил Никитенок, жадно слушая непонятный разговор новых папы и мамы на понятном ему языке.

Эльма ласково наклонилась к нему:

— Летать можно только в корабле. А молодой папа сделает тебе кораблик, чтобы с мамой переплыть реку. Там будет очень интересно.

— А «рогатые-мохнатые» там тоже есть?

— Есть, и еще очень добрые дяди и тети.

— Хочу плавать. Только с мамой и папой. С моими, — упрямо заявил малыш.

— Мы и будем твоими, пока старшие мама и папа летают к другой звездочке. А у тебя будет свой кораблик. Вот из таких палочек, — объясняла Никитенку Эльма, показывая на недоделанную игрушку.

— Синие растения тяжелее воды, — мрачно напомнил Анд. — Из них не смастерить плотика.

— Тогда надо украсть плот у вождя. Он увез на нем с нашего берега награбленное. Я видела из окна книгохранилища.

Слово «нашего» больно резануло Анда, и он вместо того, чтобы возмутиться, лишь поправил Эльму:

— Не украсть, а взять...

— Конечно взять! — подхватила Эльма. — На одну ночь. Ты сам вернешься на этом плотике к своим.

— Вернусь я или не вернусь, — раздумчиво произнес Анд, — но разведать, где найти плотик, надо.

— Ты пойдешь сейчас? — с надеждой спросила Эльма.

— Да. Пока светло. Ждите меня.

— Ты думаешь, уже сегодня ночью?.. — с волнением спросила она.

— Не знаю. Может быть, лучше в день суда. Тогда все бурундцы соберутся на площади Синей травы.

— Чтобы поглазеть на ужасную казнь? Нельзя ее допустить! Нельзя! — воскликнула Эльма. — Но как ее предотвратить?

— Пока я разведаю насчет плотика. Узнаю, что слышно о суде.

— Мы будем ждать тебя. А вот и твоя мать вернулась. Хорошо, что не останемся одни.

Майда, тяжело переваливаясь, вошла в дом.

— Ты уходишь? — спросила она Анда. — На улицах очень неспокойно. Трутся всякие.

— Важно, чтобы у вас здесь было спокойно, — ответил ей сын.

Майда улыбнулась Эльме:

— Вот так всегда. Да-да. Такой.

Анд вышел на улицу. Козы сбились к противоположной стороне. У подъезда Анда толпилась ватага подростков, вожаком которых он когда-то считался.

— Кудряш, Кудряш! — бросились они к нему. — Все ждем. Да-да, тебя. Ну как? Вкусно? Полакомился? Да-да, вешнянкой? Давно обещал делиться таким лакомством. Да-да, с нами!

Особенно назойлив был чернявый малец, наглый и пакостный, со сморщенным лицом. Когда Анд стал раздавать тумаки, ему, вертевшемуся рядом, досталось больше всех. Обозленный, он выкрикивал в адрес Анда оскорбления и громче всех кричал о причитающемся всем лакомстве. За это ему досталась дополнительная порция увесистых кулаков Анда-Кудряша. Их понаслышке ценил сам Урун-Бурун.

Подростки разбежались, лишь некоторые потянулись было за Андом до самой реки, но он так пригрозил им, что они отстали и уныло побрели по берегу.

Анд же шел и думал, как омерзительны эти когда-то преданные ему недоросли. Но разве лучше их он сам, Кудряш, обещания которого они теперь вспоминают. Если бы Эльма услышала о них, она с презрением вышвырнула бы его из своей памяти. А он? Может ли он вышвырнуть из собственной памяти Кудряша? Стал ли он полностью другим? Обрел ли нравственность, которая восхищала его в некоторых далеких предках? Кто же они с Эльмой среди современников? Еще два «предка», хоть и не прилетели от чужой звезды? Переродились здесь, среди диких! Анду вдруг стало понятно, почему он одолел всю книжную мудрость в Доме до неба. Очевидно, не из-за стремления стать выше соплеменников, а из желания быть другим человеком, не похожим на них. А если он уже чужой среди дикарей, то может ли спокойно переправить через реку Эльму вместе с чужепланетным ребенком? Не обязан ли он вырастить его настоящим человеком, а не дикарем?

Анд еще не знал, как ему поступить, в особенности когда задумывался над судьбой захваченных звездонавтов. Каким горьким оказалось их возвращение на родную Землю! Их хотят призвать к ответу за поступки людей своего времени. Но этой мести дикарей нельзя допустить, как сказала Эльма! (Сколько мудрости в этой полуженщине-полуребенке!)

Раздираемый всеми этими вопросами, добрался Анд до того места, где обычно стоял плотик вождя.

Причал был пуст...

Побитый Андом, обозленный, чернявый парень, решив, что Анд ушел далеко и надолго, растянул свой узкогубый рот во всю ширину сморщенного лица и направился к квартире матери Анда, у дверей которой не раз поджидал когда-то Анда, своего вожака.

Теперь он принялся яростно стучать в дверь.

Осторожная Майда не хотела открывать, предлагая через дверь, чтобы парень дождался возвращения сына. Но чернявый (Гнидд, сын Гнидда) соврал, что прислан Андом к матери с важным поручением насчет вешнянки и мальца, приведенного из сельвы.

Он был таким же лгуном, как и его отец, вчера возведенный в ранг палача, «отца-свежевателя»; достойный жрец до сих пор валялся пьяный.

Майда долго колебалась, но Гнидд напомнил ей, что в былое время не раз заходил к ним вместе с Андом и сейчас рад услужить своему прежнему предводителю и его почтенной матери.

Майда открыла дверь.

Гнидд проскользнул мимо толстой женщины и вдруг, с неожиданной грубостью вытолкнув Майду за дверь, захлопнул ее изнутри и закрыл на засов.

Майда в первый миг ничего не поняла, стала стучать в дверь кулаками.

Предки бурундцев много столетий назад отказались от замков и ключей, заменив их электронными запорами, которые открывались набором кода. Но с общим упадком энергетики и исчезновением из обихода электричества все эти электронные запоры перестали действовать и были забыты, как когда-то и ключи. Каждый выдумывал свои секреты, как открывать снаружи собственный запор.

От потрясения Майда никак не могла сообразить, что делать.

А Гнидд тем временем проскользнул в комнату, где Никитенок играл на полу с недоделанной новым папой игрушкой, а Эльма с тихой улыбкой наблюдала за ним.

Гнидд повалил ошеломленного, не сразу закричавшего мальчика и приставил к его горлу острый нож, вчера полученный его отцом от самого Друга Божества. Парень стащил нож у мертвецки пьяного палача.

— Двинуться с места! Нет-нет вешнянке! — визгливо угрожал Гнидд. — Нож в горло. Да-да ублюдку!

Майда отчаянно стучала снаружи в дверь. А нужно было совсем не стучать.

Эльма вскочила, пылая гневом.

Тут взвизгнул от боли Никитенок. Нож надрезал ему кожу на горле.

— Что хочет? Да-да, бурундец? — выкрикнула Эльма. — Оставить. Да-да, ребенка!

Сморщенное лицо Гнидда осклабилось в подобии улыбки.

Майда, грузная, но величественная, сказала:

— Пусть Эльма бежит к вешним с мальчиком. Майда сама ответит перед вождем. У нас есть острый нож палача, — добавила она, показывая поднятое с полу оружие. — Нож не мог по праву оказаться в руках этого прыща. Он похитил его. Просто Майда казнила его чуть раньше, чем сделал бы это вождь.

— Я подтвержу это. Я никуда не убегу от Май- ды! — воскликнула Эльма.

Мать Анда печально покачала головой:

— Молодым еще жить и жить. Майда достойно отметила ударом кувшина пусть последние свои дни.

— Мы возьмем Майду к вешним, — убеждала Эльма. — Там нет таких. — Она с презрением посмотрела на тело чернявого. — Какими надо быть родителями, чтобы вырастить такое чудовище?

Майда вздохнула:

— Понимаю, что ты искала в Доме до неба только прекрасное. Увы, подобные негодяи встречались и у цивилизованных. Сама читала. Насильники тоже грозили матерям убить их ребенка, если не получат своего. А у диких все такие!

— Нет, не все! — запротестовала Эльма. — Ваш Анд не такой.

— Из чужого он времени, наш Анд, — вздохнула Майда. — Ему в ряд стоять с теми шестерыми, которые прилетели к нам из прошлого.

— В ряд с ними?! На площади Синей травы?! — в ужасе воскликнула Эльма. — Не бывать тому!

Майда горько усмехнулась. А Эльма, спустив мальчика с колен, стала что-то шептать ей. Майда с сомнением качала головой.

— А как же иначе? — почти возмущенно воскликнула девушка.

— Не знаю, не знаю, — твердила Майда. — Дождемся Анда.

И Анд наконец вернулся.

Он был потрясен случившимся. На тело чернявого смотрел с негодованием.

— Надо вынести его на улицу, — предложила Майда.

— Лучше спрятать его в пустой квартире на верхнем этаже, — возразила Эльма.

Анд, отвечая собственным мыслям, покачал головой:

— Разве ложь сильнее правды? — спросил он как бы самого себя. — Потеря ножа грозит палачу лютой казнью. Я отнесу ему ночью тело сына и верну нож. Но ножны оставлю у себя. Он предпочтет молчать, иначе я предъявлю ножны и палачу придется сознаться в утрате вверенного ножа. А этот, — он указал ногой на чернявого, — еще дышит. Ему досталось кувшином крепче, чем мне. Что ж, он заслужил это.

С наступлением темноты Анд выполнил свое намерение и отнес бесчувственного Гнидда его отцу, палачу-соглядатаю, который, очнувшись с перепою, метался в ярости по квартире в поисках пропавшего острого ножа.

С недоверием открыл он Анду дверь на стук.

Анд свалил тело чернявого на пол и протянул палачу острый нож.

— Вернуть нож. Да-да Гнидду. Вернуть жизнь. Да- Да Гнидду, — забормотал маленький «отец-свежеватель».

— Грозить ножом ребенку. Да-да сын Гнидда, Гнидд. Желать женщину. Да-да сын-Гнидд. Ударить кувшином по голове. Да-да, Майда, мать Анда. Сказать все. Да-да, великому вождю.

Тут маленький жрец взмолился. Ничего не надо говорить, а главное — надо вернуть священные ножны. А он будет молчать и сам займется сыном, если т°т выживет.

С этим Анд и оставил двух негодяев. Но он содрогнулся бы, если бы узнал, что произошло в доме жреца-палача, которому предстояло снять кожу с «преступных предков». Даже Анд с трудом поверил бы, что Гнидд-старший, убедившись в безнадежном состоянии сына, чтобы набить себе руку, сам сдерет с полуживого Гнидда кожу. Он занимался этим всю ночь, очень довольный собой. А к утру увидел, что «освежеванный» сын его Гнидд умер.

Он не считал себя виновным в его смерти, оправдываясь тем, что снимает кожу с уже мертвого. Но это было не так.

Ни Анд, никто из бурундцев не узнал об этом.

Для всех Гнидд, сын Гнидда, был убит в драке. Дело для бурундцев обычное, даже славное! Убивали же друг друга их цивилизованные предки, просто не поладив между собой, не считаясь с тем, какую потерю несут от этого семьи, общество, каких людей теряет человечество, обрекая их на смертельный риск в так называемых поединках.

Маленький жрец-палач Гнидд-старший хвастал перед всеми, какой доблестной смертью пал его сын, и даже постарался, чтобы это дошло до ушей самого Друга Божества.

Жрец воспринял это известие без всякого интереса. Но узнав, что жрец-палач снял кожу с собственного сына, велел передать тому в награду за старание какую-то ценную безделушку, наверное, как и его пурпурное одеяние, украденную из музея на берегу вешних.

И только после этого слух о «подвиге отца» дошел до Анда. Он не стал говорить об этом Эльме и матери, они были заняты обсуждением куда более важных планов.

Под прикрытием грозы ночью того же дня Анд нарушил свою клятву и вошел в воду, чтобы переплыть реку.

пред. глава           след. глава