Глава четвертая
ЗЕМЛЯ-КОРМИЛИЦА

— Земледельческая механика, — говорил нам академик Свирщевский, — научная основа механизации сельского хозяй­ства. Пусть это звучит, на первый взгляд, и парадоксально, но не будь механизации сельского хозяйства, не смогли бы по­явиться ни искусство, ни литература. О каком искусстве или литературе могла бы идти речь, если бы человек все еще пол­зал с суком, ковырял землю, чтобы добыть для пропитания ее дары? Механизация сельского хозяйства освобождала челове­ка от излишнего труда, замененного более производительным орудием, потом машиной, давала возможность направить труд на другие отрасли хозяйства, предоставляла человеку досуг, время и силы для развития духовных способностей, создаю­щих и литературу и искусство. Конечно, механизация земле­дельческого труда была не единственной причиной их появле­ния, но я готов отстаивать ее значение и в этом деле...

Пусть, как и всякий влюбленный в свою профессию спе­циалист, академик несколько и преувеличивает, считая специ­альность механизатора сельского хозяйства «осью, вокруг ко­торой вертится мир». Но в слова его стоит вдуматься. Человек стал человеком, когда взял в руки именно тот самый сук, кото­рым можно было примитивно возделывать землю. И первое орудие, появившееся благодаря мышлению человека, способ­ствовало дальнейшему развитию этого мышления. Первобыт­ный сук сменили сложнейшие машины, высвобождающие для удовлетворения других нужд человека колоссальное количест­во труда.

Сук прошел громадный путь до современного плуга. Нуж­ны были тысячелетия, чтобы совершилось это превращение. Из­менение рабочей части плуга отражало накопленный веками

опыт земледельца. Воспроизведение устоявшейся формы этой части плуга считалось искусством. В далекие времена, боясь утратить удачную форму деревянного в ту пору корпуса плу­га, люди объявили эту форму священной, из поколения в поколение слепо копируя ее. Отступить от священной формы значило совершить святотатство.

Минули века. На смену деревянному плугу пришел сталь­ной. Но рабочая часть его создавалась все так же вслепую, только на основе опыта, без научного осмысливания. Науки о том, как пахать и как делать орудия для этого, не было.

В капиталистических странах и поныне каждая фирма про­изводит орудия обработки почвы своей «самой выгодной», «са­мой совершенной», «самой оригинальной» конструкции, навя­зывая ее оглушенным рекламой покупателям. Более двух ты­сяч систем плугов существует на Западе. Приобретающий их крестьянин или фермер не имеет представления о том, хорошо или плохо на самом деле эти орудия обрабатывают землю.

Первым ученым, взявшимся подвести научную основу под конструирование сельскохозяйственных орудий и машин, был Василий Прохорович Горячкин. Он смог опереться на положе­ния русской науки о плодородии почвы, заложенной трудами П. А. Костычева и В. В. Докучаева и еще более развитой в со­ветское время академиком В. Р. Вильямсом. В содружестве с Вильямсом и осуществил свой замысел почетный академик В. П. Горячкин.

Орудия надо конструировать так, чтобы они помогали плодородию земли. Их нужно научиться конструировать не вслепую, их надо уметь рассчитывать, как рассчитывают ферму моста. Если существует строительная механика, то по­чему нельзя создать новую науку — земледельческую механику? Но оказалось, что для этого надо прежде рас­крыть, объяснить, понять механизм плодородия почвы.

 

* * *

 

В старое время крестьянин пользовался сохой, чтобы хоть как-нибудь разрыхлить землю. Он и не подозревал, что мо­жет существовать наука о том, как пахать.

Соху сменил плуг. По-прежнему шел за ним пахарь. Лемех поднимал тонкий пласт земли. Особенно тяжело было пахать целину. Но тяжелый труд окупал себя: только с целины мож­но было снять хороший урожай. Земля, уже паханная, из года в год рожала все меньше и меньше. «Истощается», — поспе­шили сделать вывод западные ученые.

Простой земледелец знал, как надо поступать в таком слу­чае. Если дать земле отлежаться лет двадцать — два­дцать пять «в перелоге», тогда она, «отдохнувшая», снова будет дарить щедро. Но мало земли у людей, где же им ждать 25 лет! Приходится запахивать землю раньше. А она, устав­шая, рожает все меньше.

Западные ученые всерьез занялись «истощающейся» зем­лей. Наиболее прогрессивные из них, такие, как Либих, не хо­тели верить, что земля не может восстановить своего плодоро­дия, ведь «отдыхает» же она в перелоге.

Все дело в ее химическом составе, решают они. Растения во время своего развития берут у земли нужные им вещест­ва. В земле не остается этих веществ. Их надо вернуть. И на «истощившуюся» землю везут скрупулезно подобранные удо­брения.

Но почему-то опять урожаи не увеличивались, а уменьша­лись!

Значит, недостаточно только вернуть земле израсходован­ные вещества, решает Либих, надо ускорить процесс выветри­вания. Ведь, очевидно, благодаря этому процессу минеральные вещества лежащих в перелоге почв становятся годными для пищи растений. И либиховцы советуют пахать совсем по-осо­бенному — ставить пласт дыбом, чтобы его обвевал ветерок со всех сторон. Тогда будет «совсем так, как в перелоге». Англий­ские инженеры даже выдумали плуг, пашущий «на взмет».

Но и это не помогло. На вздыбленной взметом пашне уро­жаи падали еще быстрее.

Со злорадным удовлетворением зафиксировали это идео­логи капиталистического общества.

Земля истощается, урожаи падают! Иначе и быть не может!

На весь мир провозглашают они вновь «открытый», непре­рекаемый «закон природы» — «закон убывающего плодоро­дия». Оказывается, отпущенные природой запасы «безвозврат­но уничтожаются». Тщетно искать путей восстановления богатств земли. Они подобны банковскому счету, который без­рассудно используется слишком многочисленными наследника­ми, обреченными на разорение. Чересчур расплодилось чело­вечество!

Снова на свет вытаскивается теорийка хитрого попа Маль­туса: нужно уменьшить количество наследников. Спасение че­ловечества в сокращении его численности. Благостно все, что способствует этому сокращению. Само провидение ниспосылает безрассудным людям, не желающим сократить рождаемость, войны и эпидемии, которые унесут «лишние рты».

Эти «научные теории» наруку империалистам, которые го­товят и уже применяют самые подлые средства массового

уничтожения людей. Циничные генералы рекламируют смерто­носные газы и искусственно вызванные эпидемии, как самые «деловые» и выгодные способы ведения войны. Уничтожаются только люди, а дома и заводы остаются целыми. Пусть сохра­няются материальные ценности; чем больше умрет людей — тем лучше! Земле все равно не прокормить их всех. Таков «за­кон природы», «один из важнейших законов цивилизации».

В. И. Ленин в свое время разоблачил защитников этого за­кона, указывая, что «закон» этот понадобился им для того, что­бы «... оставить в тени капиталистические препятствия земледельческому прогрессу, чтобы свалить все на естествен­ный «закон убывающего плодородия почвы...». Ленин писал, что «...ни о каком «законе» и даже ни о какой кардинальной особенности земледелия не может быть и речи».

Абсолютно неверно было брать укоренившуюся в некото­рых странах отсталую систему возделывания земли, вообра­зить ее застывшей и неизменной для всех времен и провоз­гласить, что раз земля практически дает из года в год продук­тов меньше, то это и есть «закон природы». А между тем говорит Маркс: «С развитием естественных наук и агрономии изменяется и плодородие земли, так как изменяются средства, при помощи которых элементы почвы делаются пригодными для немедленного использования».

Основываясь на работах Маркса и Энгельса, Владимир Ильич Ленин опроверг аргументы защитников пресловутого «закона», основанные на теории «извечности», на теории «отрицания развития всего существующего». Ленин показал, что дело не в ограниченных производительных силах, а в спо­собах сельскохозяйственного производства, от которых, в ко­нечном счете, и зависит плодородие земли.

Передовые методы сельскохозяйственного производства недоступны капиталистической системе, при которой сельское хозяйство обречено на застой, ибо одно из основных положе­ний теории Маркса и Энгельса говорит, что противополож­ность между городом и деревней при капитализме «...разру­шает необходимое соответствие и взаимозависимость между сельским хозяйством и промышленностью». Экономической основой этой противоположности, учил Сталин, «...является эксплуатация деревни городом, экспроприация крестьянства и разорение большинства деревенского населения всем ходом развития промышленности, торговли, кредитной системы при капитализме».

Передовые способы сельскохозяйственного производства, разработанные наукой о плодородии, становятся достоянием лишь социалистической системы, так как почва для противопо­ложности между городом и деревней, между промышлен-

ностыо и сельским хозяйством уже ликвидирована в СССР ны­нешним нашим социалистическим строем.

Советская наука о плодородии, развитие которой было пре­допределено гениальными i трудами В. И. Ленина, показала, в чем сущность плодородия почвы и как можно этим плодо­родием управлять.

Дело не только в химическом составе почвы, дело в ее структуре.

 

* * *

 

Еще русский ученый П. А. Костычев установил, что целина состоит из крупиц, комочков, величиной от горошины до ореш­ка. Эти комочки земли вбирают в себя влагу подобно губкам. После дождя вода, насытив комочки, может свободно пройти между ними, задерживаясь лишь на подпахотном горизонте, где сохраняется не испаряясь. Между комочками легко про­никает и воздух, необходимый для жизнедеятельности аэроб­ных, любящих воздух бактерий, «заготовляющих» из органи­ческих веществ почвы пищу растениям.

Какой же становится почва после выращивания на ней злаков?

Люди и орудия, которыми они пользуются при обработке полей, разрушают комочки земли в верхнем слое почвы. Раз­рушаются эти комочки и от жизнедеятельности бактерии-кор­милиц. Заготовляя из органических веществ пищу для расте­ний, эти бактерии расходуют также и перегной, цементирую­щий комочки, которые, потеряв перегной, распадаются. Почва перестает быть комковатой, становится бесструктурной, как пыль на дороге. Если пройдет дождь, смочит поверхностный слой, то он заплывет. Влага теперь будет проникать вглубь уже не по свободным промежуткам между комками, как в струк­турной почве, а по капиллярам, образованным между мельчай­шими частичками почвы. Движение влаги будет медленным. При сильном дожде она не успеет проникнуть вглубь и стечет по поверхности. Оставшаяся в заплывшем слое влага закупо­рит все капилляры, оставит без воздуха воздухолюбивые бак­терии, прекратит их работу по заготовке пищи растениям. Верхний слой почвы скоро высохнет. Тотчас по капиллярам, как керосин в фитиле лампы, снизу начнет подниматься вла­га; она будет высасываться из глубины и испаряться на по­верхности. Почва станет высыхать, чего не было при ее струк­турном строении, когда ушедшая вниз влага никак не могла подняться по широким каналам между комками.

И вот на земле, где питательных веществ, по расчетам хи­миков, более чем достаточно, растения хиреют от жажды и голода, даже если и прошли сильные дожди. Для них гибельна бесструктурная почва.

Эту истину установили наши ученые, создавшие науку о почве: Докучаев, Костычев, Вильямс.

Для восстановления плодородия нужно вернуть почве структурность. Продолжая работу своих предшественников, со­ветские ученые стремились найти способ, как сделать из бес­структурной земли структурную, как спрессовать в глубине почвы комочки, спаяв их связующим веществом, нераствори­мым в воде. Подобные вещества в коллоидной химии называ­ются гелями, или цементами. Таким цементом для почвы слу­жит перегной.

Какие же силы могут проделать эту колоссальную работу?

Мысль ученых остановилась не на каких-то неведомых машинах, а на растениях, на их корнях. Пронизывая почву, корни расчленяют ее на комочки, спрессовывают их. Потом, отмирая в глубине, превращаются в перегной. Не­растворимый в воде, он цементирует комочки. Исчезнувшие корни оставят после себя в почве каналы. По ним воздух проникает вглубь земли, и воздухолюбивые аэробные бак­терии могут активно трудиться, заготовляя пищу для ра­стений.

Академик В. Р. Вильямс, рассчитывая на свойство расте­ний «формировать» землю, приписывал его не всем ра­стениям, а лишь многолетним. Он считал, что однолет­ние растения, к числу которых принадлежат выращиваемые злаки, только разрушают почву. Чтобы восстановить ее, надо на следующий год после снятия урожая зерновых вы­севать в поле уже не злаки, а многолетние травы, бобовые. Густая сеть их корней заново сформирует почву, вер­нет ей плодородие. Это положение легло в основу травополь­ной системы земледелия, предложенной Вильямсом. Различ­ные растения в строго определенном порядке должны были сменяться на полях в девятиполье или десятиполье. Вильямс считал также необходимым по-новому обрабатывать почву. Утративший структуру верхний слой почвы следовало снять на глубину до 10 сантиметров и сбросить на дно более глу­бокой борозды, чтобы потом прикрыть его более глубоким слоем земли, сохранившей структуру, — словом, поменять слои местами. Верхний слой вместе с проросшими сорняками и их семенами, вместе с личинками вредителей оказывался похороненным в глубине. Так, по мысли Вильямса, создава­лась «культурная» почва.

Но мало создать культурную почву, надо ее уберечь от вредных влияний иссушающих ветров — суховеев, спасти от выветривания. Поэтому наряду с травопольной системой земледелия в общий комплекс научного земледелия входили за­щитные лесные полосы и водоемы.

Земледелие в нашей стране ведется на научной основе. Травопольные севообороты за последнее десятилетие нашли широкое распространение, появляются и лесные полосы и во­доемы в степных наших районах, оберегая посевы, сохраняя созданную там культурную почву.

Рекомендованная наукой система земледелия в тех райо­нах; где многолетние травы имели большие урожаи, давала хорошие результаты, приносила немалую пользу, способствуя высоким и устойчивым урожаям.

Но ни одно научное положение не может быть превра­щено в безжизненную догму, не должно применяться шаблон­но, без учета местных условий. Вильямс сам настаивал на видоизменении своей системы применительно к мест­ным условиям, рекомендовал приспосабливать ее к требова­ниям государственных планов и направленности хозяйства.

На юге, например в некоторых районах Украины, где условия были совсем иными, чем в областях, в которых экспе­риментировал Вильямс, многолетние травы давали слишком низкие урожаи. Жидкая корневая система скупой в тех районах растительности не выполняла возложенных на нее задач. Трафаретное применение травопольной системы земле­делия привело в таких районах к обратному результату: не к увеличению общего урожая зерновых, а к его уменьшению в связи с сокращением посевных площадей злаков. Много­летние травы, не давая достаточно сена, в то же время слабо восстанавливали и почву, понапрасну занимая поля.

На это указал в своих решениях февральско-мартовский Пленум нашей партии. Научная система земледелия нужда­лась в творческом подходе: не в бездумном и слепом копировании испробованных в одном месте методов, а в дальнейшей разработке, усовершенствовании.

 

* * *

 

Ивану Владимировичу Мичурину принадлежат замеча­тельные слова: «Мои последователи должны опережать меня, противоречить мне, даже разрушать мой труд, в то же время продолжая его. Из только такой последовательно разрушае­мой работы и создается прогресс».

Это высказывание крупнейшего нашего ученого, сделав­шего так много для науки, привел другой ученый-новатор — колхозный ученый Терентий Семенович Мальцев. Полевод зауральского колхоза «Заветы Ленина» и директор созданной там опытной станции, он последовательно развивал совет-

скую науку о плодородии почвы, как и требовал того Ми­чурин, шел дальше своих предшественников, противоречил им, даже разрушал укоренившиеся представления, перера­ставшие в шаблон и догму.

Основоположники научного земледелия, конечно, были правы, объясняя плодородие почвы ее структурным строе­нием. Но верно ли утверждение, что только многолетние тра­вы могут восстанавливать структуру почвы? Т. С. Мальцев взял это под сомнение. В природе однолетние растения от­нюдь не разрушают верхний слой почвы. На полях он разру­шается машинами, разрушается самим процессом пахоты. Когда пласт оборачивается, верхний слой почвы, наиболее богатый питательными веществами, попадает в глубину, где не может быть использован в полной мере.

Неужели пахота уродует землю?

Да, излишне частая пахота, ежегодная пахота нано­сит вред земле, отвечает колхозный ученый.

Т. С. Мальцев предложил и с успехом применил на полях колхоза «Заветы Ленина» новую систему земледе­лия. Он отказался от, ежегодной пахоты, отказался от вос­становления структуры почвы с помощью многолетних трав. Однолетние растения, даже сами злаки, могут не только восстанавливать, но при определенных условиях все время повышать плодородие почвы, сохраняя ее структуру, обога­щая ее питательными веществами.

В августе 1954 года село Мальцево Шадринского района Курганской области преобразилось. Сотни автомашин запол­нили его улицы. Около двухэтажной школы возвышалась гро­мада брезентового зала, вместившего полторы тысячи гостей, которые съехались со всей страны на доклад колхозного уче­ного-новатора.

Они услышали, что пахать надо один раз в четыре года, но пахать на глубину 40—50 сантиметров и без оборота пла­ста! Надо глубоко взрыхлить землю и не оборачивать ее, не перемешивать ее слои. В промежутках между годами пахоты почву надо обрабатывать лишь с поверхности дисками, уни­чтожать ими прорастающие сорняки, прикрывать взрыхленной землей ушедшую в глубину после дождя влагу. Надо дать злаковым растениям прорастать в уплотненном грунте.

«За бесконечное количество поколений, — говорил Т. С. Мальцев, — у травянистых растений, как многолетних, так и однолетних, в естественных условиях выработалась спо­собность расти и развиваться в уплотненной почве. При этом корни отмерших растений разлагались там же, где они вы­росли. В самом верхнем слое почвы откладывался органиче­ский остаток наземных частей. Их разложение происходило в аэробных условиях. Образовав­шаяся пища для растений проникала с осадками в более глубокие слои почвы, где и поглощалась корнями растений».

Т. С. Мальцев увидел в этом при­родную закономерность и свою си­стему земледелия создавал не во­преки этой закономерности (как по системе, рекомендующей оборот пласта), а исходя из нее. Корни растений должны разлагаться имен­но там, где они растут. Тогда и при выращивании культурных растений будет достигаться тот же эффект, какой дают в природных условиях растения, выработавшие за свою эволюцию способность не истощать, а все время обогащать почву. Эта способность растений и послужила причиной появления почвы на земле.

Гости прошли на колхозные по­ля и воочию убедились, что хлеб на давно не паханной земле растет луч­ше, чем на паханной ежегодно. Ло­мались привычные представления и тысячелетние традиции.

По методу Мальцева сейчас на­чинают обрабатывать многие тысячи гектаров в Курганской области и в Казахстане, на Украине, в Молда­вии, в Сибири.

Передавая свой опыт, Т. С. Мальцев говорил всем, кто хо­тел применить у себя его метод: «Медвежью услугу своим учителям оказывают те из последователей, которые, боясь хотя бы на йоту отступить от выводов своих учителей, распро­страняют эти выводы всюду и на все времена. По-настоящему будет развивать учение своего предшественника тот последо­ватель, который, применяя это учение в новых условиях, сумеет выявить на его основе новые закономерности...»

Терентий Семенович Мальцев считает необходимым, обя­зательным развивать, видоизменять, приспосабливать по-но­вому свою систему к различным условиям.

Советская научная общественность высоко оценила заслу­ги колхозного ученого. Министерство сельского хозяйства СССР, рассмотрев представление Всесоюзной академии сель­скохозяйственных наук имени В. И. Ленина, присудило Те­рентию Семеновичу Мальцеву Золотую медаль имени Мичу­рина за 1953 год.

Труженики сельского хозяйства празднуют новую победу отечественной агробиологии.

Вместе с развитием науки о плодородии почвы менялись и меняются орудия ее обработки, становясь подлинными ору­диями науки.

 

пред.              след.