— Земледельческая механика, — говорил нам академик Свирщевский, — научная основа механизации сельского хозяйства. Пусть это звучит, на первый взгляд, и парадоксально, но не будь механизации сельского хозяйства, не смогли бы появиться ни искусство, ни литература. О каком искусстве или литературе могла бы идти речь, если бы человек все еще ползал с суком, ковырял землю, чтобы добыть для пропитания ее дары? Механизация сельского хозяйства освобождала человека от излишнего труда, замененного более производительным орудием, потом машиной, давала возможность направить труд на другие отрасли хозяйства, предоставляла человеку досуг, время и силы для развития духовных способностей, создающих и литературу и искусство. Конечно, механизация земледельческого труда была не единственной причиной их появления, но я готов отстаивать ее значение и в этом деле...
Пусть, как и всякий влюбленный в свою профессию специалист, академик несколько и преувеличивает, считая специальность механизатора сельского хозяйства «осью, вокруг которой вертится мир». Но в слова его стоит вдуматься. Человек стал человеком, когда взял в руки именно тот самый сук, которым можно было примитивно возделывать землю. И первое орудие, появившееся благодаря мышлению человека, способствовало дальнейшему развитию этого мышления. Первобытный сук сменили сложнейшие машины, высвобождающие для удовлетворения других нужд человека колоссальное количество труда.
Сук прошел громадный путь до современного плуга. Нужны были тысячелетия, чтобы совершилось это превращение. Изменение рабочей части плуга отражало накопленный веками
опыт земледельца. Воспроизведение устоявшейся формы этой части плуга считалось искусством. В далекие времена, боясь утратить удачную форму деревянного в ту пору корпуса плуга, люди объявили эту форму священной, из поколения в поколение слепо копируя ее. Отступить от священной формы значило совершить святотатство.
Минули века. На смену деревянному плугу пришел стальной. Но рабочая часть его создавалась все так же вслепую, только на основе опыта, без научного осмысливания. Науки о том, как пахать и как делать орудия для этого, не было.
В капиталистических странах и поныне каждая фирма производит орудия обработки почвы своей «самой выгодной», «самой совершенной», «самой оригинальной» конструкции, навязывая ее оглушенным рекламой покупателям. Более двух тысяч систем плугов существует на Западе. Приобретающий их крестьянин или фермер не имеет представления о том, хорошо или плохо на самом деле эти орудия обрабатывают землю.
Первым ученым, взявшимся подвести научную основу под конструирование сельскохозяйственных орудий и машин, был Василий Прохорович Горячкин. Он смог опереться на положения русской науки о плодородии почвы, заложенной трудами П. А. Костычева и В. В. Докучаева и еще более развитой в советское время академиком В. Р. Вильямсом. В содружестве с Вильямсом и осуществил свой замысел почетный академик В. П. Горячкин.
Орудия надо конструировать так, чтобы они помогали плодородию земли. Их нужно научиться конструировать не вслепую, их надо уметь рассчитывать, как рассчитывают ферму моста. Если существует строительная механика, то почему нельзя создать новую науку — земледельческую механику? Но оказалось, что для этого надо прежде раскрыть, объяснить, понять механизм плодородия почвы.
* * *
В старое время крестьянин пользовался сохой, чтобы хоть как-нибудь разрыхлить землю. Он и не подозревал, что может существовать наука о том, как пахать.
Соху сменил плуг. По-прежнему шел за ним пахарь. Лемех поднимал тонкий пласт земли. Особенно тяжело было пахать целину. Но тяжелый труд окупал себя: только с целины можно было снять хороший урожай. Земля, уже паханная, из года в год рожала все меньше и меньше. «Истощается», — поспешили сделать вывод западные ученые.
Простой земледелец знал, как надо поступать в таком случае. Если дать земле отлежаться лет двадцать — двадцать пять «в перелоге», тогда она, «отдохнувшая», снова будет дарить щедро. Но мало земли у людей, где же им ждать 25 лет! Приходится запахивать землю раньше. А она, уставшая, рожает все меньше.
Западные ученые всерьез занялись «истощающейся» землей. Наиболее прогрессивные из них, такие, как Либих, не хотели верить, что земля не может восстановить своего плодородия, ведь «отдыхает» же она в перелоге.
Все дело в ее химическом составе, решают они. Растения во время своего развития берут у земли нужные им вещества. В земле не остается этих веществ. Их надо вернуть. И на «истощившуюся» землю везут скрупулезно подобранные удобрения.
Но почему-то опять урожаи не увеличивались, а уменьшались!
Значит, недостаточно только вернуть земле израсходованные вещества, решает Либих, надо ускорить процесс выветривания. Ведь, очевидно, благодаря этому процессу минеральные вещества лежащих в перелоге почв становятся годными для пищи растений. И либиховцы советуют пахать совсем по-особенному — ставить пласт дыбом, чтобы его обвевал ветерок со всех сторон. Тогда будет «совсем так, как в перелоге». Английские инженеры даже выдумали плуг, пашущий «на взмет».
Но и это не помогло. На вздыбленной взметом пашне урожаи падали еще быстрее.
Со злорадным удовлетворением зафиксировали это идеологи капиталистического общества.
Земля истощается, урожаи падают! Иначе и быть не может!
На весь мир провозглашают они вновь «открытый», непререкаемый «закон природы» — «закон убывающего плодородия». Оказывается, отпущенные природой запасы «безвозвратно уничтожаются». Тщетно искать путей восстановления богатств земли. Они подобны банковскому счету, который безрассудно используется слишком многочисленными наследниками, обреченными на разорение. Чересчур расплодилось человечество!
Снова на свет вытаскивается теорийка хитрого попа Мальтуса: нужно уменьшить количество наследников. Спасение человечества в сокращении его численности. Благостно все, что способствует этому сокращению. Само провидение ниспосылает безрассудным людям, не желающим сократить рождаемость, войны и эпидемии, которые унесут «лишние рты».
Эти «научные теории» наруку империалистам, которые готовят и уже применяют самые подлые средства массового
уничтожения людей. Циничные генералы рекламируют смертоносные газы и искусственно вызванные эпидемии, как самые «деловые» и выгодные способы ведения войны. Уничтожаются только люди, а дома и заводы остаются целыми. Пусть сохраняются материальные ценности; чем больше умрет людей — тем лучше! Земле все равно не прокормить их всех. Таков «закон природы», «один из важнейших законов цивилизации».
В. И. Ленин в свое время разоблачил защитников этого закона, указывая, что «закон» этот понадобился им для того, чтобы «... оставить в тени капиталистические препятствия земледельческому прогрессу, чтобы свалить все на естественный «закон убывающего плодородия почвы...». Ленин писал, что «...ни о каком «законе» и даже ни о какой кардинальной особенности земледелия не может быть и речи».
Абсолютно неверно было брать укоренившуюся в некоторых странах отсталую систему возделывания земли, вообразить ее застывшей и неизменной для всех времен и провозгласить, что раз земля практически дает из года в год продуктов меньше, то это и есть «закон природы». А между тем говорит Маркс: «С развитием естественных наук и агрономии изменяется и плодородие земли, так как изменяются средства, при помощи которых элементы почвы делаются пригодными для немедленного использования».
Основываясь на работах Маркса и Энгельса, Владимир Ильич Ленин опроверг аргументы защитников пресловутого «закона», основанные на теории «извечности», на теории «отрицания развития всего существующего». Ленин показал, что дело не в ограниченных производительных силах, а в способах сельскохозяйственного производства, от которых, в конечном счете, и зависит плодородие земли.
Передовые методы сельскохозяйственного производства недоступны капиталистической системе, при которой сельское хозяйство обречено на застой, ибо одно из основных положений теории Маркса и Энгельса говорит, что противоположность между городом и деревней при капитализме «...разрушает необходимое соответствие и взаимозависимость между сельским хозяйством и промышленностью». Экономической основой этой противоположности, учил Сталин, «...является эксплуатация деревни городом, экспроприация крестьянства и разорение большинства деревенского населения всем ходом развития промышленности, торговли, кредитной системы при капитализме».
Передовые способы сельскохозяйственного производства, разработанные наукой о плодородии, становятся достоянием лишь социалистической системы, так как почва для противоположности между городом и деревней, между промышлен-
ностыо и сельским хозяйством уже ликвидирована в СССР нынешним нашим социалистическим строем.
Советская наука о плодородии, развитие которой было предопределено гениальными i трудами В. И. Ленина, показала, в чем сущность плодородия почвы и как можно этим плодородием управлять.
Дело не только в химическом составе почвы, дело в ее структуре.
* * *
Еще русский ученый П. А. Костычев установил, что целина состоит из крупиц, комочков, величиной от горошины до орешка. Эти комочки земли вбирают в себя влагу подобно губкам. После дождя вода, насытив комочки, может свободно пройти между ними, задерживаясь лишь на подпахотном горизонте, где сохраняется не испаряясь. Между комочками легко проникает и воздух, необходимый для жизнедеятельности аэробных, любящих воздух бактерий, «заготовляющих» из органических веществ почвы пищу растениям.
Какой же становится почва после выращивания на ней злаков?
Люди и орудия, которыми они пользуются при обработке полей, разрушают комочки земли в верхнем слое почвы. Разрушаются эти комочки и от жизнедеятельности бактерии-кормилиц. Заготовляя из органических веществ пищу для растений, эти бактерии расходуют также и перегной, цементирующий комочки, которые, потеряв перегной, распадаются. Почва перестает быть комковатой, становится бесструктурной, как пыль на дороге. Если пройдет дождь, смочит поверхностный слой, то он заплывет. Влага теперь будет проникать вглубь уже не по свободным промежуткам между комками, как в структурной почве, а по капиллярам, образованным между мельчайшими частичками почвы. Движение влаги будет медленным. При сильном дожде она не успеет проникнуть вглубь и стечет по поверхности. Оставшаяся в заплывшем слое влага закупорит все капилляры, оставит без воздуха воздухолюбивые бактерии, прекратит их работу по заготовке пищи растениям. Верхний слой почвы скоро высохнет. Тотчас по капиллярам, как керосин в фитиле лампы, снизу начнет подниматься влага; она будет высасываться из глубины и испаряться на поверхности. Почва станет высыхать, чего не было при ее структурном строении, когда ушедшая вниз влага никак не могла подняться по широким каналам между комками.
И вот на земле, где питательных веществ, по расчетам химиков, более чем достаточно, растения хиреют от жажды и голода, даже если и прошли сильные дожди. Для них гибельна бесструктурная почва.
Эту истину установили наши ученые, создавшие науку о почве: Докучаев, Костычев, Вильямс.
Для восстановления плодородия нужно вернуть почве структурность. Продолжая работу своих предшественников, советские ученые стремились найти способ, как сделать из бесструктурной земли структурную, как спрессовать в глубине почвы комочки, спаяв их связующим веществом, нерастворимым в воде. Подобные вещества в коллоидной химии называются гелями, или цементами. Таким цементом для почвы служит перегной.
Какие же силы могут проделать эту колоссальную работу?
Мысль ученых остановилась не на каких-то неведомых машинах, а на растениях, на их корнях. Пронизывая почву, корни расчленяют ее на комочки, спрессовывают их. Потом, отмирая в глубине, превращаются в перегной. Нерастворимый в воде, он цементирует комочки. Исчезнувшие корни оставят после себя в почве каналы. По ним воздух проникает вглубь земли, и воздухолюбивые аэробные бактерии могут активно трудиться, заготовляя пищу для растений.
Академик В. Р. Вильямс, рассчитывая на свойство растений «формировать» землю, приписывал его не всем растениям, а лишь многолетним. Он считал, что однолетние растения, к числу которых принадлежат выращиваемые злаки, только разрушают почву. Чтобы восстановить ее, надо на следующий год после снятия урожая зерновых высевать в поле уже не злаки, а многолетние травы, бобовые. Густая сеть их корней заново сформирует почву, вернет ей плодородие. Это положение легло в основу травопольной системы земледелия, предложенной Вильямсом. Различные растения в строго определенном порядке должны были сменяться на полях в девятиполье или десятиполье. Вильямс считал также необходимым по-новому обрабатывать почву. Утративший структуру верхний слой почвы следовало снять на глубину до 10 сантиметров и сбросить на дно более глубокой борозды, чтобы потом прикрыть его более глубоким слоем земли, сохранившей структуру, — словом, поменять слои местами. Верхний слой вместе с проросшими сорняками и их семенами, вместе с личинками вредителей оказывался похороненным в глубине. Так, по мысли Вильямса, создавалась «культурная» почва.
Но мало создать культурную почву, надо ее уберечь от вредных влияний иссушающих ветров — суховеев, спасти от выветривания. Поэтому наряду с травопольной системой земледелия в общий комплекс научного земледелия входили защитные лесные полосы и водоемы.
Земледелие в нашей стране ведется на научной основе. Травопольные севообороты за последнее десятилетие нашли широкое распространение, появляются и лесные полосы и водоемы в степных наших районах, оберегая посевы, сохраняя созданную там культурную почву.
Рекомендованная наукой система земледелия в тех районах; где многолетние травы имели большие урожаи, давала хорошие результаты, приносила немалую пользу, способствуя высоким и устойчивым урожаям.
Но ни одно научное положение не может быть превращено в безжизненную догму, не должно применяться шаблонно, без учета местных условий. Вильямс сам настаивал на видоизменении своей системы применительно к местным условиям, рекомендовал приспосабливать ее к требованиям государственных планов и направленности хозяйства.
На юге, например в некоторых районах Украины, где условия были совсем иными, чем в областях, в которых экспериментировал Вильямс, многолетние травы давали слишком низкие урожаи. Жидкая корневая система скупой в тех районах растительности не выполняла возложенных на нее задач. Трафаретное применение травопольной системы земледелия привело в таких районах к обратному результату: не к увеличению общего урожая зерновых, а к его уменьшению в связи с сокращением посевных площадей злаков. Многолетние травы, не давая достаточно сена, в то же время слабо восстанавливали и почву, понапрасну занимая поля.
На это указал в своих решениях февральско-мартовский Пленум нашей партии. Научная система земледелия нуждалась в творческом подходе: не в бездумном и слепом копировании испробованных в одном месте методов, а в дальнейшей разработке, усовершенствовании.
* * *
Ивану Владимировичу Мичурину принадлежат замечательные слова: «Мои последователи должны опережать меня, противоречить мне, даже разрушать мой труд, в то же время продолжая его. Из только такой последовательно разрушаемой работы и создается прогресс».
Это высказывание крупнейшего нашего ученого, сделавшего так много для науки, привел другой ученый-новатор — колхозный ученый Терентий Семенович Мальцев. Полевод зауральского колхоза «Заветы Ленина» и директор созданной там опытной станции, он последовательно развивал совет-
скую науку о плодородии почвы, как и требовал того Мичурин, шел дальше своих предшественников, противоречил им, даже разрушал укоренившиеся представления, перераставшие в шаблон и догму.
Основоположники научного земледелия, конечно, были правы, объясняя плодородие почвы ее структурным строением. Но верно ли утверждение, что только многолетние травы могут восстанавливать структуру почвы? Т. С. Мальцев взял это под сомнение. В природе однолетние растения отнюдь не разрушают верхний слой почвы. На полях он разрушается машинами, разрушается самим процессом пахоты. Когда пласт оборачивается, верхний слой почвы, наиболее богатый питательными веществами, попадает в глубину, где не может быть использован в полной мере.
Неужели пахота уродует землю?
Да, излишне частая пахота, ежегодная пахота наносит вред земле, отвечает колхозный ученый.
Т. С. Мальцев предложил и с успехом применил на полях колхоза «Заветы Ленина» новую систему земледелия. Он отказался от, ежегодной пахоты, отказался от восстановления структуры почвы с помощью многолетних трав. Однолетние растения, даже сами злаки, могут не только восстанавливать, но при определенных условиях все время повышать плодородие почвы, сохраняя ее структуру, обогащая ее питательными веществами.
В августе 1954 года село Мальцево Шадринского района Курганской области преобразилось. Сотни автомашин заполнили его улицы. Около двухэтажной школы возвышалась громада брезентового зала, вместившего полторы тысячи гостей, которые съехались со всей страны на доклад колхозного ученого-новатора.
Они услышали, что пахать надо один раз в четыре года, но пахать на глубину 40—50 сантиметров и без оборота пласта! Надо глубоко взрыхлить землю и не оборачивать ее, не перемешивать ее слои. В промежутках между годами пахоты почву надо обрабатывать лишь с поверхности дисками, уничтожать ими прорастающие сорняки, прикрывать взрыхленной землей ушедшую в глубину после дождя влагу. Надо дать злаковым растениям прорастать в уплотненном грунте.
«За бесконечное количество поколений, — говорил Т. С. Мальцев, — у травянистых растений, как многолетних, так и однолетних, в естественных условиях выработалась способность расти и развиваться в уплотненной почве. При этом корни отмерших растений разлагались там же, где они выросли. В самом верхнем слое почвы откладывался органический остаток наземных частей. Их разложение происходило в аэробных условиях. Образовавшаяся пища для растений проникала с осадками в более глубокие слои почвы, где и поглощалась корнями растений».
Т. С. Мальцев увидел в этом природную закономерность и свою систему земледелия создавал не вопреки этой закономерности (как по системе, рекомендующей оборот пласта), а исходя из нее. Корни растений должны разлагаться именно там, где они растут. Тогда и при выращивании культурных растений будет достигаться тот же эффект, какой дают в природных условиях растения, выработавшие за свою эволюцию способность не истощать, а все время обогащать почву. Эта способность растений и послужила причиной появления почвы на земле.
Гости прошли на колхозные поля и воочию убедились, что хлеб на давно не паханной земле растет лучше, чем на паханной ежегодно. Ломались привычные представления и тысячелетние традиции.
По методу Мальцева сейчас начинают обрабатывать многие тысячи гектаров в Курганской области и в Казахстане, на Украине, в Молдавии, в Сибири.
Передавая свой опыт, Т. С. Мальцев говорил всем, кто хотел применить у себя его метод: «Медвежью услугу своим учителям оказывают те из последователей, которые, боясь хотя бы на йоту отступить от выводов своих учителей, распространяют эти выводы всюду и на все времена. По-настоящему будет развивать учение своего предшественника тот последователь, который, применяя это учение в новых условиях, сумеет выявить на его основе новые закономерности...»
Терентий Семенович Мальцев считает необходимым, обязательным развивать, видоизменять, приспосабливать по-новому свою систему к различным условиям.
Советская научная общественность высоко оценила заслуги колхозного ученого. Министерство сельского хозяйства СССР, рассмотрев представление Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина, присудило Терентию Семеновичу Мальцеву Золотую медаль имени Мичурина за 1953 год.
Труженики сельского хозяйства празднуют новую победу отечественной агробиологии.
Вместе с развитием науки о плодородии почвы менялись и меняются орудия ее обработки, становясь подлинными орудиями науки.