Зачем лететь в космос?

Но зачем нам все это? Зачем тяжелым ракетам, зачем человеку лететь в космос?

Неужели раздаются такие голоса?

Да, раздаются... и даже из очень почтенных кресел королевских ученых, с трибун политиканов и от прилавков, где толкутся обыватели.

Именно сегодня, пожимая руку первому звездолетчику, Герою Знания, Герою Советского Союза, стоит ответить на этот вопрос.

Зачем человеку лететь в космос?

Усилиями подлинных Героев Знания, в числе которых мы чтим и Циолковского, и Кибальчича, и Александра Попова, и всех тех ученых и инженеров, которые воплотили в реальность мечту, кому адресованы слова признания и благодарности руководителей партии и правительства, мы создаем в нашей стране фантастических возможностей беспримерную технику, создаем ее вовсе не для того только, чтобы использовать космически точный прицел тяжелых ракет для наземных целей, скажем, в небольшом квадрате Тихого океана. Нет! Космическая точность прицела, сравнимая с сверхсказочным Вильгельмом Телем, попадающим за сотню километров в муху,— эта точность наших приборов, могучие реактивные двигатели ракет и топливо поразительной энергоемкости, позволяющее развивать мощность двигателей, сравнимую с величайшими энергостанциями,— это все нам нужно не во имя абстрактных далей, а во имя Земли!

Во имя Земли изучают астрономы далекие туманности, познавая исходные законы развития материи, во имя Земли и ее людей занимались ученые, казалось бы, совсем отвлеченными идеями вроде, например, бесперспективного, как казалось даже корифеям науки, расщепления атомных ядер или, еще раньше, курьезных опытов с подергиванием лапок лягушки, породивших в конце концов Великую Электротехнику...

Во имя Земли стремятся изучать люди вторую часть нашей двупланетной системы — Луну, где в девственной неприкосновенности видны следы первородных процессов развития планетного тела, давно стершиеся на Земле.

Во имя Земли должны мы узнать, что скрыто под вечными облаками Венеры, этой первой из трех планет, находящихся в зоне жизни. Во имя Земли мы должны узнать и утвердить величие Жизни, которая, по Энгельсу, должна зарождаться всюду, где условия будут благоприятствовать ей, и породить в конце концов как вершину развития породу разумных существ.

Но есть ли такие условия на Венере? Кто прав: профессор И. С. Шкловский, радиоастроном, недавно утверждавший, что температура на поверхности Венеры около 300° С и нет там ни морей, ни жизни — одно лишь мрачное дно плотного воздушного океана ядовитой атмосферы, или же доктор наук, пулковский астроном Н. А. Козырев, открывший на Луне вулканическую деятельность, который на днях объяснил по радио заблуждение радиоастрономов тем, что ионизированный слой Венеры не пропускает радиоволн и измеренная радиоастрономами температура относится не к поверхности Венеры, а к ее ионизированному слою в верхних слоях атмосферы. (А на Земле в верхних слоях атмосферы температура в ее условном понимании и того выше!) На самой же Венере, как считает Козырев, отражая взгляды многих астрономов, температура совсем, как на Земле, в жарких ее краях... А если так, то какую жизнь создала природа под слоем вечных облаков в этой удивительной всепланетной оранжерее?

А Марс? Если на Венере хочется увидеть прошлое еще юной Земли,

то на Марсе встретишь дряхлость планеты, которой никогда не б>дет на Земле. Ведь Земля не теряет, как Марс, атмосферу и водяные пары. Но, может быть, на Марсе жизнь когда-то была совсем такой, как на Земле. Неужели не появились в первородных океанах Марса первые живые клетки, не образовали организмов, не породили в конце концов разумных существ?

И не прав ли в этом случае тот же профессор И. С. Шкловский, который увидел объяснение загадочного замедления во вращении двух спутников Марса в том, что они полые и созданы искусственно былой марсианской цивилизацией?

Как же не знать того, что переживала Земля, что может ей грозить в грядущем, как не побывать во имя Земли на Луне, ее седьмом материке, на Венере, перенесясь в земное прошлое, на Марсе, чтобы увидеть предостерегающие картины замирания или... или обогатить там нашу цивилизацию за счет инопланетной цивилизации, рассчитывая на которую мы, по-видимому, ведь и вложили в вымпел посланной на Венеру станции такие символы, как модель земного шара и схему солнечной системы, понятные любым братьям по Разуму!

И дело, конечно, не в одних только близких к Земле планетах. Ведь, как мы уже видели, даже самые скептические умы допускают, что где-то в космосе разумная жизнь, несомненно, существует, местами достигая более высокого уровня развития, чем на Земле. А это значит, что наша мечта о вступлении человека в космос, осуществившаяся на Земле сегодня, где-то в другом месте Вселенной могла быть осуществлена раньше. И если люди за какие-нибудь сто лет заставили свои машины увеличить скорость от десятков километров в час до сорока тысяч километров в час, если в одном только двадцатом веке человечество сделало непостижимый скачок от признания атома до использования его внутренней энергии, то можно допустить, что где-то в космосе звездолеты уже летают со скоростями, близкими к скоростям света. Стоит вспомнить, что тогда ощутимо скажется парадокс времени, вытекающий из теории относительности, когда время космонавта, летящего с субсветовой скоростью, течет медленнее, чем время любых обитателей Галактики.

Этот парадокс времени, как оказывается, делает возможным перелеты между звездными системами за время, доступное, скажем, человеку.

Понять этот парадокс времени сравнительно просто, если допустить для наглядности, что течение времени, абсолютное и неизменное для всех точек и условий пространства, измеряется углом поворота воображаемой стрелки. Однако прожитый отрезок времени, отмечаемый длиной дуги, не одинаков для конца стрелки, для ее середины или для точки у самого центра вращения.

Для миров с обычными скоростями, для нашей Земли, любых звезд и планет прожитый отрезок времени соответствует перемещению конца стрелки. Звездолет же, набирая скорость, по мере приближения к субсветовой как бы перемещается по стрелке времени к оси ее вращения. И естественно, что при скоростях движения, близких к световым, когда прожитый отрезок времени на звездолете отмечается точкой близ центра вращения стрелки времени, дуга, пройденная ею, будет, скажем, в тысячу раз короче, чем дуга, описанная концом стрелки.

Подсчитано, что до самых далеких пределов видимой Вселенной космонавт мог бы долететь за время нормальной человеческой жизни.

И если мы только что могли представить себе звездолет в космосе, то у нас нет оснований отказываться от того, чтобы представить его летящим через бездны пространства к Земле.

Во время грядущих наших полетов в глубины космоса контакты земной цивилизации со звездными будут не только возможны, но и желанны. Их будет искать устремившийся в космос человек.

И во имя всего этого человеку стоит заглянуть в самые сокровенные, казалось, навечно закрытые от него пределы Знания — вот для чего человек полетел в космос.

Знание открывается не тем, кто с близорукой корыстью тянется к нему захватывающей рукой. Знание в полной мере раскрывается лишь перед теми, кто одержим великой и благородной, неуемной и зовущей вперед жаждой знания, которая подарила человечеству силу и разум, пар и электричество, металл и пластмассу, радио и телевидение, электронный мозг, атомную энергию, наконец, великие идеи коммунистического общества.

Человек, вступив в космос, уже побывав в нем, стоит на пороге самых удивительных открытий, которые прежде всего отзовутся на самой Земле, на жизни ее людей. Именно потому удовлетворение неуемной нашей жажды знания становится характерной чертой страны строящегося коммунизма, совершившей посылкой человека в космос подвиг, достойный коммунистического общества.

пред.          след.