Эллен очень хотелось снять лунный цирк, который виднелся справа. Издалека это можно было сделать лишь с высокой точки. Резкость очертаний была одинакова и вблизи, и вдали. На Луне все казалось обманчиво близким... Можно было идти бесконечно долго, не приближаясь к цели.
Эллен выбрала скалу с пологим подъемом, удобным для танкетки. Она показала ее Петру Сергеевичу, добавив, что ей не хотелось бы для предполагаемой съемки отвлекать кого-нибудь от сбора коллекции камней.
Громов покосился на нее и сказал, что танкетка доставит ее наверх.
Эллен сощурилась.
Том Годвин. конечно, слышал этот разговор. Ведь каждое слово звучало во всех шлемофонах...
Эллен вскочила на танкетку. Сердце у нее взволнованно билось. Танкетка стала круто взбираться по камням,
— Селена!. — сказал Евгений.
— Мой Мираж! — тихо ответила Эллен и предостерегающе подняла палец.
Три фигурки виднелись внизу. Они наклонялись и выпрямлялись.
Эллен отлично слышала голоса Громова и Аникина. Том Годвин молчал.
Эллен пожалела в душе, что связь ухудшается так медленно...
— Селена, вы почти совсем не подходите ко мне, — сказал Евгений.
— Тссс, мой Мираж!.. Здесь все очень сложно... И потом... Я уже совсем по-другому воспринимаю Луну...
— Почему же вы не напишете этого в корреспонденциях? Я так жду, когда вы будете диктовать их мне.
— Корреспонденции?.. Ах, мой Мираж!.. Чтобы написать, почему Луна стала для меня другой, мне надо стать такой, как Жорж Санд.
— Вам Луна кажется иной?
— А как вы думаете?
— Скажите... Потому, что мы встретились здесь?
— Вы так считаете?
— Я считаю... мне кажется... если в самом деле... На Земле сейчас ночь... В небе светит Луна... Она так красива! Хотите, я открою дверцу танкетки... вы увидите край окна и Луну над деревьями...
— Откройте, мой Мираж... Это будет, как во сне.
Эллен наблюдала за Евгением. Он, взволнованный, распахнул дверцу танкетки. В окне виднелись деревья. Подоконник был залит белым светом.
Эллен соскочила с танкетки, стала искать, откуда лучше будет видна Луна в полусфере. И она увидела Луну, совсем круглую, яркую, с отчетливым рисунком теней...
Какое странное чувство! Она видела Луну почти за четыреста тысяч километров и одновременно находилась на ней...
— Я хочу, чтобы вы стали лунатиком, слышите... Я хочу этого, — сказала Эллен.
— Удивительная Луна, — отозвался Евгений.
— Наша Луна!
— Да, да! Наша...
— Теперь смотрите сюда, мой Мираж. Буду показывать я... — и Эллен протянула руку.
Среди хаоса скал лунный цирк поражал геометричностью форм. Горный хребет кольцом охватывал глубокую равнину. Тени делали кольцевые горы рельефными, словно нарисованными тушью. В первый момент казалось, что среди скал высится искусственное сооружение титанов. Исполинский амфитеатр уступами спускался к немыслимо огромной арене, посередине которой стоял, как ось колеса, одинокий горный пик, отбрасывая на арену острую тень.
— Правда, красиво, мой Мираж? Когда я перестала бояться, я полюбила Луну.
— Я... я тоже, Селена.
— Мужественная, суровая красота, строгая, могучая, ничем не тронутая и таинственная. Командор и Аникин спорят о происхождении лунных цирков. А если... если они... построены? Что римский Колизей! Я бродила по нему ночью при лунном свете... Там было очень много кошек. Кромка стен была волнистой и серебрилась. Вместо арены виднелись темные провалы когда-то скрытых под ней помещений для диких зверей и гладиаторов. Что скрыто под ареной лунных цирков?
— Заложить бы буровую скважину...
— Да, да... буровую скважину, — рассеянно повторила Эллен. — Я сейчас видела Луну, словно отраженную в земном зеркале... Послушайте, мой Мираж. Простите меня. Вы подумаете, что я только женщина, глупая и смешная. Ведь если она даже среди лунных скал... И все-таки... Скажите, если у вас в танкетке будет зеркало, я увижусь в него?
Евгений удивился, но ответил:
— Конечно, вы увидите себя в зеркале, если его поместить здесь, около меня, перед аппаратурой.
— Мой Мираж, милый... Я очень попрошу. Это рискованно — посмотреть на себя.
— Я сейчас... я попрошу зеркальце у Наташи.
А через минуту маленькая женщина всматривалась в свое изображение. Это изображение сначала было передано через космос на телеэкран в макете танкетки, установленной в лаборатории, отразилось в зеркале, которое держал в руках Евгений, и вместе с зеркалом было воспроизведено аппаратурой на Луне.
Но Эллен вовсе не думала, «как» она видит себя, она лишь тревожно всматривалась в свое лицо, измененное новой прической, утомленное, и... пожалуй, чуть выигравшее от этого... или от причуд резкого лунного освещения,
— Вы знаете, мой Мираж, я вижу у себя новые морщины.
— Селена! Смотрите! — крикнул Евгений, и едва не выронил зеркало.
Эллен обернулась.
На выпуклом горизонте лунного моря, недавно покинутого путниками, что-то сверкнуло. Звездой рванулись во все стороны ослепительные лучи, и зеленое облако светящейся короной стало расплываться по черному небу, как заря неведомого светила.
— Это не пепел! — воскликнула Эллен.
— Это метеорит, Селена.
— Неужели прав этот милый забияка Ваня, а не ваш брат?
— Прыгайте на танкетку! Скорее! Помчимся!
— О да, скорее! Что там случилось, мой Мираж, на... нашей Луне?
Сверху было видно, как три фигурки, делая большие прыжки, спускались к равнине.
Танкетка мчалась следом, подпрыгивая на камнях, перелетая по нескольку метров над поверхностью.
Танкетке не сразу удалось догнать бегущих.
На небосводе был виден огромный, расплывающийся шар.
— Метеорит, Леночка, метеорит! — кричал Аникин, ловко вскакивая на танкетку. — Что я тебе говорил! — перешел он с Эллен на «ты». — Мы сами увидим сейчас оставленный им след! Конец спорам!
— Клянусь долларом, не похоже на атомную бомбу, совсем не похоже! — бормотал Том Годвин, ухватившись за выступ на танкетке и вскакивая на нее, как ковбой на коня.
Маленькая танкетка мчалась к месту взрыва, как славной памяти тачанка во время атаки.
Перегруженные моторы грелись.
Скоро небо из черного стало зеленым. Танкетка вошла в поднятое взрывом облако. Оно было более разреженным, чем во время недавнего «пеплопада». Однако Евгений за¬медлил скорость и включил прожектор.
Солнце просвечивало через зеленый туман, и само казалось странным, ярко-зеленым...
Зелеными казались и скрытые за прозрачными колпаками лица людей.
Евгений совсем замедлил ход.
Сверху падал твердый дождь. Это были хлопья пепла и мелкие, медленно оседающие песчинки.
Танкетка остановилась около дымящегося кольцевого вала.
Все соскочили на камни и осторожно подошли к новому образованию.
Том Годвин попробовал вал ногой. Он был рыхлым.
Аникин прикинул размеры образовавшегося кратера:
— Метров сто.
На дне кратера лежали осколки небесного камня.
— Какой гигантский снаряд! — сказала Эллен.
— Это что! — отозвался Аникин. — А ты представь себе древние небесные снаряды с озеро Байкал величиной. Падал такой камушек и насыпал кольцевые горные хребты при взрыве...
— Этого никогда не было, — спокойно заметил Петр Сергеевич.
— Это почему же? — возмутился Аникин.
— Как видите, характер взрыва метеорита совершенно не напоминает извержение вулкана. Камни разбрасывались не из жерла вулкана, направляющего, как ствол орудия, их полет, а во все стороны; мельчайшая пыль образовала расширяющееся шаровое облако. Вся выброшенная порода оседает не кольцевым хребтом, как в лунных цирках, а по всему диаметру шара. И только вот эта морщина, — указал он на образованный взрывом вал, — представляет собой кольцо.
— Морщина! — отвечая своим мыслям, воскликнула Эллен. — Как это верно!
— Да, морщина, — подтвердил Громов. — От встречи с метеоритами на Луне появлялись только морщины, но отнюдь не горные кряжи.
— Морщины и раны, — поправила Эллен.
Громов пристально посмотрел на нее:
— Да, если хотите, то морщины и раны-кратеры.
— А кратер лунного цирка— не рана?
— Конечно, нет. В его центре вовсе не лежат осколки упавшего когда-то метеорита, а высится прежде действовавший вулкан.
— Не думаю, что Федор Афанасьевич согласится с этим, — сказал Аникин.
— Не ручаюсь за академика Коваленкова, но тебе, Ваня, очевидно, все же придется с этим согласиться.
— Если бы на Земле взорвалась такая чертовщина, — сказал Том Годвин, — там немедленно решили бы, что сброшена атомная бомба... и начали бы войну.
— Видите, Годвин, как опасно играть с атомным оружием, бряцать им, грозить применить при первом подозрении... На Земле действие метеоритов ослаблено атмосферой, но и там остался кратер в Аризонской пустыне диаметром более километра. Тысячи лет назад там упал гигантский метеорит. А в тунгусской тайге в 1908 году ударился уже не метеорит, как установили последние экспедиции, а произошел ядерный взрыв. Можно спорить, что было его причиной: гибель ли марсианского корабля или неизвестный феномен природы, но одно можно сказать — начинать атомную войну из-за первого взрыва, не разобравшись в его происхождении, нельзя. Однажды я присутствовал на собрании физиков в Москве, где всеми уважаемый академик, анализируя тунгусскую катастрофу, подсчитал, что вероятность такого явления на Земле, могущего послужить началом атомной войны, вовсе не так уж мала. Она равна, как он сказал, вероятности выигрыша автомобиля в лотерее...
— Черт возьми! Если мне придется снова попасть в Америку, я расскажу, какой видел взрыв, и посоветую президенту от любых других взрывов воздержаться.
— Хотите, Годвин, я напишу это в своей очередной лунной корреспонденции на Землю? — предложила Эллен. — И знаете, что я еще добавлю к ней? Я расскажу людям о морщинах, которые остаются после космических встреч... И не только от космических встреч, но и от всяких других... иногда на лице, иногда в сердце... Если бы я могла показать вам зеркало, Том... я подсказала бы вам, какие морщины у меня появились вновь.
— От встреч с Луной? — спросил Годвин.
— Нет... Не только... Начиная с встречи с вами... Лучше, когда морщины бывают без ран.