Глава третья
НЕУМОЛИМОЕ УРАВНЕНИЕ
— Как вас зовут, детка? — спросил Малютка Билл.
— Вероника Лоуэлл, — сказала Эллен, разглядывая знаменитого гангстера, которого знала по фотографиям в журналах, правда, сама его еще никогда не фотографировала. Не так давно он угодил в тюрьму за... неуплату налога с очень значительных доходов. В тюрьме он давал интервью и вышел из нее сопровождаемый адвокатами и почитателями, как триумфатор.
Малютка Билл вовсе не был бандитом, соскочившим с обложки комикса. Он не носил мягкую шляпу на затылке, не курил сигар и не говорил на ужасном нью-йоркском жаргоне — сленге. Малютка Билл назывался Антонио Скиапорелли и очень гордился своей фамилией. Ведь итальянский астроном Скиапорелли первый открыл марсианские каналы! Говорят, в итальянском квартале у него жила семья: ревнивая жена и трое детей. Малютка Билл был низенького роста, благообразен, напоминал владельца магазина, был вежлив, жесток, рано полысел, но не утратил подвижности. Конечно, он не был бандитом в обычном понимании слова. Но его бизнес, которым он занимался с большим размахом, не укладывался, мягко говоря, в обычные, допустимые рамки. Хорошо оплачиваемые юристы почти всегда могли доказать, что его действия, по существу говоря, были законными. В самом деле, что незаконного можно усмотреть в том, что Малютка Билл помогал отправиться в путешествие «без билета» какой-то Веронике Лоуэлл. Если вы подсаживаете безбилетного пассажира в вагон частной железной дороги, то закон этого не карает, он предоставляет администрации дороги возможность взыскать с безбилетного штраф.
— Мне нужно снять с вас размеры, мисс Вероника, — сказал Малютка Билл тоном портного, принимающего заказ.
— Я вешу сто три фунта, — сказала Эллен.
— Что значат сто фунтиков там, где они насчитываются десятками тысяч!..
Малютка Билл не любил пустых разговоров с заказчицей, с Большой Мадам, как ее зовут, у него особых разговоров о лишних фунтах не было. Когда об этом зашла речь, то она сказала, что все будет так, как угодно богу, важно, чтобы читатели волновались, они станут больше покупать газет. Значит, основная забота — сделать для девочки скафандр и поместить ее в баллон, с виду точно такой же, как те, которые будут грузиться в ракету. Подменить один из них будет не так уж трудно. Кто заметит, что у него отвинчивается изнутри крышка? Вероника Лоуэлл! Это имя, пожалуй, в самом деле станет знаменитым...
Малютка Билл в своем бизнесе считал себя вполне добросовестным. Баллон переделывали хорошие инженеры. В нем было устроено сиденье немногим хуже, чем кресло пилота. Всякие там пружинные амортизаторы, смягчающие толчок взлета, и прочие Премудрости были предусмотрены. Баллон «с содержимым» получился, конечно, тяжелее других, но на руках его никто таскать не будет, а машины лишнего груза и не почувствуют...
Расчет Малютки Билла был абсолютно точен. Фирма, поставлявшая баллоны с кислородом, получила один из них в готовом виде. Он был погружен вместе со всеми в грузовик. Вернее, он уже стоял в кузове грузовика, когда тот въехал во двор завода. Приглашенный из цирка иллюзионист очень искусно скрыл его от взглядов зеркалом, которое исчезало по желанию шофера. Оно и исчезло, когда баллоны начали грузить. Баллоны пересчитали, и оказалось, их было уже достаточно, напрасно хотели грузить еще один.
Грузовик благополучно выехал со двора и доставил баллоны прямо в космопорт, где погрузочные краны тотчас поместили их в ракету «Колумб», готовящуюся к полету.
В одном из баллонов сидела Эллен. Она очень страдала, но не от духоты или жары. Чудесный космический костюм, который был на нее надет, автоматически поддерживал нормальную температуру, дыхательный аппарат работал безукоризненно. Эллен могла бы уже чувствовать себя в космосе. Страдала она от другого — от темноты, от кромешной тьмы, которая ее окружала... Это было оплошностью Малютки Билла, но ее не снабдили электрическим фонариком. Эллен не побоялась отправиться в космос, но темноты она боялась... Темноты и тишины... Ей бывало лучше, когда снаружи доносились звуки, грохот машин, крики людей. Но перед стартом ракеты все стихло, и это были самые страшные минуты. Предстоящего взлета Эллен ждала как избавления, она знала, что перегрузка при взлете не превышает перегрузки организма при пикировании самолета, а она сама водила спортивные самолеты и проделывала на них опасные фигуры пилотажа... Кроме того, у нее была пилюля снотворного средства, которое должен был по инструкции принять и пилот. Взлет пройдет легко, но вот темнота и тишина...
И Эллен приняла таблетку раньше, чем это было нужно для взлета. Сознание затуманилось. Она почему-то подумала о Громове. Увидела себя в спортивном зале космического института. Люди с пружинной сетки подпрыгивали высоко под потолок. Так будет на Луне... Там будет легко, совсем легко... И она провалилась в пустоту...
Сознание возвращалось постепенно. Почему-то она сначала увидела маму. Мама была. жива. У нее было ласковое, озабоченное лицо, и она все время поправляла так знакомые Эллен с детства очки. Потом очки исчезли, и милые близорукие глаза стали еще ласковее.
— Мама! — крикнула Эллен и проснулась.
Холодный ужас объял ее... Ей показалось, что она перестала существовать. Она не ощущала себя... она ничего не видела, ничего не слышала, и она... ничего не весила... Вокруг были стенки гроба... Она коснулась их руками... И это было первым ощущением, вернувшим, наконец, ее к действительности...
Ее тело ничего не весит! Она — в космосе! Но, может быть, она погибла при взлете? Нет! Все так, как надо. Она — первая американка в межпланетном пространстве, она будет первой женщиной на Луне. Предстоит только открыть крышку баллона и... подружиться с пилотом Томом Годвином.
Для настоящей женщины, какой себя Эллен считала, это будет не так уж трудно...
Эллен легко отвинтила крышку баллона и высунула голову. В складском отсеке «Колумба», где хранились баллоны, было темно.
Эллен осторожно выбралась. Вернее, держась за край баллона, она легко всплыла из него и ударилась о потолок отсека.
Эллен хорошо изучила план расположения помещений «Колумба», широковещательно разрекламированный в печати. Ей удалось отыскать люк в кабину пилота и открыть его. К счастью, он не был плотно задраен...
Едва отодвинула она крышку люка, как в грузовой отсек ворвался луч света.
И все страхи Эллен сразу исчезли. Цель ее достигнута. Она летит в американской ракете среди звезд, в вечном космосе!.. Она невесома, значит, двигатели ракеты даже не почувствовали ее веса, или он был предусмотрительно компенсирован Антонио Скиапорелли...
Пилот Том Годвин спал. Действие снотворного еще не кончилось. Очевидно, он принял его позже. Он лежал огромный, в кажущемся еще более огромным кресле. Перед ним жили, двигались стрелки приборов, зажигались и гасли лампочки, отражающие работу автоматов.
Но Эллен не обратила на них внимания. Она была заворожена окном впереди. В нем было видно страшное спрутообразное яркое Солнце, рядом с которым на неправдоподобно черной саже неба пристально горели немигающие звезды.
А справа была Луна... Она закрывала пол-окна, похожая на огромную учебную карту, объемную, с резкими тенями, заметными больше, чем неровности планеты.
Эллен улыбнулась Луне. Это была «ее Луна»... Потом попыталась понять, что она в ста тысячах километров от Земли... Осознать это все равно было невозможно, и она, как в ознобе, передернула плечами.
Том Годвин шевельнулся. Эллен спряталась за его спиной, ожидая, когда он проснется.
И он проснулся... Что-то встревожило его. Он стал говорить с Землей... о топливе. Наконец он увидел Эллен... Может быть, испугался, но скорее был раздосадован... Во всяком случае он. не очень считался с тем, как должен говорить джентльмен. Может быть, ему не хватало воспитания. Во всяком случае она старалась установить с ним хорошие отношения и призналась ему, кто она и как попала на космический корабль.
Эллен сидела на краю пульта и покачивала ногой. Скафандр, пожалуй, был даже элегантен. По крайней мере она выглядела в нем эффектно, откинув шлем за спину...
— Слушайте, мэм, — сказал Том Годвин, вынимая из какого-то прибора перфорированную карточку. — Понимаете ли вы, что ваш Малютка Билл вместе с миссис Хент не позаботились о том, чтобы вес ракеты не превышал расчетного? Понимаете ли вы теперь, что ваши сто фунтов здесь лишние? — Том Годвин посмотрел Эллен прямо в лицо и невольно подумал, что на Земле она показалась бы ему интересной. Он спохватился и внушительно добавил: — При взлете автоматы делали свое дело, набирали нужную скорость и перерасходовали на ваш лишний вес топливо, и теперь...
— Что теперь? — спокойно поинтересовалась Эллен, с любопытством разглядывая обстановку кабины.
Том Годвин взглянул на перфорированную карточку.
— Вы можете находиться на борту еще 27 минут.
— Поезд подходит к станции? — чуть насмешливо спросила Эллен, отлично понимая, что выйти в космосе негде.
— Нет. В математическое уравнение приходят ваши сто лишних фунтов, и оно становится неумолимым уравнением...
— Можно закурить сигарету? — спросила Эллен, тревожно вглядываясь в суровое лицо астронавта.
— На горение табака тратится кислород. А он рассчитан на одного... человекообразного... — с нарочитой жесткостью произнес пилот.
— Годвин! С вами женщина!..
— Черт возьми! В этом вся и беда! — в отчаянии стукнул кулаком по пульту пилот. — Закон космоса не делает разницы между мужчинами и женщинами.
— А вы? — вызывающе бросила Эллен.
— Я не закон, мэм. Я только служака. Вот радиограмма, ответ на мой рапорт о вашем появлении. — И он устало прочитал: «Выполняйте инструкцию».
Эллен улыбнулась.
Тогда он начал говорить терпеливо, как школьнице:
— Топлива, как подсчитала вычислительная машина, не хватит, чтобы посадить на Луну двух человек, а врученная мне инструкция гласит, что всякий, незаконно оказавшийся на борту космического корабля, подлежит немедленному уничтожению... в данном случае через двадцать семь... нет, уже через двадцать три минуты...
— Вы шутите, Годвин! — едва сдерживая себя, воскликнула начинающая все понимать Эллен.
— Я хотел бы проснуться, мэм, — упавшим голосом ответил Годвин.
Он с болью смотрел на молодую женщину. Он видел ужас на ее лице. Раздражение против нее сразу исчезло. Что чувствует сейчас она, бедняжка?.. Что привело ее сюда? Легкомыслие, авантюризм или отвага? Что она рассчитывала найти? Шум всемирной славы на Земле и таинственный мир покоя в космосе? Эх, девчонка! Здесь нет покоя! В космосе движется все: ничтожная молекула газового облака и планетная система звезды, одинокий метеорит или медленно вращающийся, но летящий с жуткой скоростью звездный остров галактики... Здесь нет покоя, как нет пощады или жалости! Законы космоса так же просты и ясны, как притяжение, и гак же неумолимы... Энергия, скорость, вес... Лишний вес может находиться на борту еще двадцать одну минуту. Инструкция ясна, как алгебраическая формула.
Все это сбивчиво, стараясь теперь щадить Эллен, объяснял ей Том Годвин, космический пилот...
Он встал с кресла, усадил в него Эллен, сам взволнованно ходил по тесной кабине.
— Теперь я поняла, что такое неумолимое уравнение. Спасибо, Годвин, — чужим, каким-то пустым голосом произнесла она...
Да, внутри у нее была пустота, пришедшая взамен мгновенному ужасу, который холодом обжег ее. Теперь осталась только пустота.
— Слушайте, Эллен. Это чертовски глупо, — сказал Годвин, в растерянности останавливаясь у кресла.
— Глупо, Том. Очень глупо, — послушно согласилась она.
Они впервые назвали друг друга по имени. Это произошло само собой, непроизвольно и просто.
— И вы так спокойны? — спросил Годвин.
— Нет, Годвин. Нет, Том... Я не спокойна... — не меняя голоса, но доверительно сказала Эллен.
— Вы настоящая девушка! — воскликнул Годвин и отвернулся к окну.
— Сколько осталось минут? — донесся до него усталый голос Эллен.
— Тринадцать, — сказал он, боясь обернуться.
— Она сдержит свое слово, — в раздумье говорила Эллен. — Мое имя будет набрано только крупным шрифтом. Газеты выйдут тройным тиражом...
— Все Хенты подлецы! — в бешенстве крикнул Годвин.
Эллен потянулась к нему:
— Годвин! Для меня вы — весь мир, который я покидаю.
Годвин почувствовал в этих словах столько искренности, отчаяния и в то же время силы, что мог только промычать:
— Да, мэм, но...
Потом она откинулась на спинку кресла и сказала с горькой иронией:
— А я всегда говорила, прощаясь: «Может быть, увидимся»...