Фрагмент 18

 

Ларин и Наташа выходят на летное поле Внуковского аэродрома.

В руках у Наташи букет цветов.

В небе снижается реактивный гигант.

Он касается колесами бетонной дорожки...

...разворачивается...

...останавливается...

Открывается дверца, к которой подкатили лестницу.

В проеме академик Арканов. Он несколько церемонно приподнял над головой шляпу. Стоит загорелый, бодрый.

...Арканов спустился и жмет руки встречающим: Ларину и Наташе. Наташа передает ему цветы, целует в щеку.

...Открытый автомобиль Ларина мчится по Киевскому шоссе из Внукова в Москву.

На переднем сиденье Наташа. Она обернулась к академикам.

— Дело не только в том, что экспедиция сорвана, — с жаром говорит Арканов. — Вслед за тихоокеанскими островами теперь заражается Сахара! А кто сказал, что она необитаема? Политиканы! Вот! Этот дар мне передали люди, которым некуда оттуда уйти!

Арканов вынимает из кармана моток нити.

— Что это? — спрашивает Ларин.

— Неважно! Легенда связывает эту нить с Серебряным верблюдом. Якобы она находилась на нем. Вздор! Но для меня эта нить — протест против ядерных взрывов.

— Я понимаю вас, Сергей Федорович! К сожалению, заражаются не только отдельные участки океана или пустыни. Заражается весь земной шар. Наталья Владимировна измерила повышенную радиоактивность даже в Тунгусской тайге.

— Ах, там? Радиоактивные осадки? Я так и знал. Значит, вы не зря съездили в тайгу?

— Не зря, — улыбается Наташа. — Можно мне посмотреть эту нить, Сергей Федорович?

— Сделайте одолжение, но, пожалуйста, осторожнее. Я очень дорожу ею.

Наклонив голову, Наташа перебирает узелки нити, как четки.

Машина мчится по подмосковному шоссе. Зритель ощущает движение. Лента дороги со спусками и подъемами — прямо перед ним.

По обе стороны убегают назад подмосковные пейзажи: березовые рощи, домики, поля...

— Вот вы говорили о туарегах и о зараженной Сахаре, — начинает Ларин. — А я вот смотрю на эти мирные поля и рощи и думаю...

— О чем? — интересуется Арканов.

— О Фаэтоне.

— Вздор! — отрезает Арканов. — Земле взрыв не угрожает. Наша планета в устойчивом состоянии.

— Не угрожает — со стороны сил природы, — уточняет Ларин.

 

...И вот Арканов и Ларин уже в служебном кабинете Ларина. Они продолжают начатый в дороге разговор.

— Вы не отвечаете, почему взорвался Фаэтон, — говорит Ларин.

— Припомнился мне Эйнштейн, — говоря это, Ларин встает к сейфу и вынимает из него фотографию. — Видите? Мария Кюри, молодой Эйнштейн, Макс Планк, а там позади: Резерфорд, Ланжевен. Колоссы физики!

Фотография. На ней написано: Брюссель, 1911 год. У доски стоит Мария Кюри в черных перчатках по локоть. Пишет мелом на доске формулу «Е-МС2».

— Мария Кюри сказала тогда, что своими обожженными руками она обязана энергии, вычисленной по формуле Эйнштейна. Она была первой жертвой радиации.

— Сколько таких жертв потом было! — говорит Арканов, возвращая фотографию.

— Помните испытание американской водородной бомбы у атолла Бикини?

Ларин разворачивает перед Аркановым журнал.

Рисунок на странице — четыре атома водорода превращаются в атом гелия. Рисунок на миг становится мультипликацией.

— Четыре атома водорода превращаются в атом гелия с выделением огромной энергии, — задумчиво говорит Ларин. — Обыкновенная вода становится «горючим». Великие физики видели в этом неиссякаемые ресурсы топлива, предотвращение навсегда возможности энергетического голода...

— Но эту мечту великих извратили, низвели ее до водородной бомбы! — говорит Арканов.

... Страница перевертывается. Фотография водородного взрыва близ Бикини.

— Совершенно верно, — подтверждает Ларин. — Были ученые, которые, как вы помните, протестовали против первого же водородного взрыва, боялись, что...

Ларин стоит теперь перед картиной Айвазовского, украшающей его кабинет. Море на картине, заняв весь экран, вдруг оживает. Волны, разбиваясь о скалы, напоминают взрывы, пена взлетает столбами.

Слышен голос Ларина:

— ...взрыв бомбы в глубине может повлечь за собой цепную реакцию всего водорода, заключенного в воде океана.

— Ядерный взрыв океана... Но это же немыслимо! — восклицает Арканов.

Море застыло, превратилось в картину.

Ларин отворачивается от нее к Арканову:

— Вы утверждаете, что такой взрыв невозможен?

Арканов взволнован.

— Утверждать что-либо в отношении Фаэтона вообще трудно.

— Вы, Сергей Федорович, всю жизнь изучаете его осколки, метеориты. Скажите, нет ли в них чего-нибудь, говорящего о характере взрыва?

Арканов задумывается.

Ларин достает из стола и передает вместе с лупой в руки Арканова кусок метеорита, отшлифованный с одной стороны.

Арканов смотрит через лупу.

Видим срез с характерными вкраплениями.

— Хондры! — объявляет Арканов.

— Да, капли расплавленного вещества, внедрившиеся в тело осколка, — говорит Ларин.

Арканов пристально смотрит на него.

— Да, это следствие взрыва... но не обязательно — термоядерного.

— А если искать следы такого взрыва?

Арканов порывисто встает.

— Искать? Вот ежели бы ученые всего мира... А что вы думаете? Не отзовутся, не заинтересуются?! Вздор! Это всех касается, всех, кто живет на нашей планете!

 

* * * 

 

      < пред.                         след. >