В отеле жить без средств нельзя,
Вот мост - защита от дождя.
На этот раз мы с главным советским художником Нью-Йорской Выставки отдали дань и парижским музеям, вернисажам и театрам, и особенно уличной жизни города. Лишь ради этого, экономя мизерные наши франки, отказались мы от двуспальной кровати со свежим хрустящим бельем в отеле. И подружились с постоянными подмостными обитателями Парижа, деля жесткое каменное ложе с бродягами, начинающими художниками и с лицами неопределенных занятий. Мост, спасая от дождя, сближал всех.
И утром, умывшись в Сене и тщательно почистив костюмы и доведя до блеска обувь, позавтракав на весь день, мы отправлялись в поход.
Кстати сказать, уже после войны, сидя в ресторане нашего писательского клуба, со всемирно известным радиоастрономом Иосифом Самойловичем Шкловским, в ту пору моим сторонником обитаемости иных миров, я услышал, что он, профессор, член-корреспондент Академии Наук СССР, член Королевского общества Великобритании, английский академик, как иностранец, не платя ежегодный взнос в 15 фунтов стерлингов за полагающиеся ему книги, три дня после научной конференции изучал Париж из-под знакомого нам “непромокаемого” моста, только завтракая на весь день.
Особенно поразил нас тогда музей в Лувре с Венерой Милосской. Единственная в отведенном ей зале со стенами черного бархата, мраморная, тронутая тысячелетиями, статуя потрясала...
Острое ощущение получили мы, поднимаясь по наклонному пути в открытой клети до самой верхней площадки Эйфелевой башни. Прямо под ногами разверзалась зовущая к себе пропасть. На ее уходящем дне ширился простор огромного города, открываясь как бы медленно всплывающим воздухоплавателям.
Казалось, мы, побывав на крыше сто второго этажа “Импайэр-стейт-билдинг”, были застрахованы здесь от сильных впечатлений, но скоростной подъем в закрытом лифте, пусть с усилением тяжести, не идет в сравнение с открывающейся жуткой пропастью под тобой...
Закончилось наше “парижское обозрение” 14-го июля, в день стопятидесятилетия Великой Французской революции, когда Бастилию взял и якобы разрушил в ярости народ.
Сделано это было много позже рабочими по решению Конвента, пока лишь ограничившего власть еще не свергнутого совсем монарха.