Инженерный проект плавающего туннеля существует... Когда-то я сделал его, веря, что построю мост через Северный полюс. Но я не мог ждать, я опередил жизнь и начал строить Арктический мост... пока вместе со своими героями. С ними вместе терпел я неудачи, изобретал, боролся, любил... Пусть же читатель поверит, как и я, что мы еще с ним спустимся когда-нибудь под льды Ледовитого океана, в подводный док дерзкого строительства. Автор

Часть первая
ЧЕРТА ЧЕРЕЗ КАРТУ

Глава первая
ПЛАВАЮЩАЯ ТРУБА

Торпедоносцы!

Высокий грузный моряк, казавшийся особенно огром­ным на маленьком капитанском мостике катера, поднес к глазам морской бинокль. Три тоненькие черточки висели над водой. Трудно было поверить, что это самолеты, атаку­ющие караван американских транспортов.

— Пеленг 320, курс 52!

Занозистый катер-охотник шел наперерез замеченным торпедоносцам. Навстречу ему, параллельным курсом с транспортами, быстро двигался советский эсминец. За ним оставалась кудрявая стена серого дыма.

— Андрейка, смотри, дымовую завесу ставит, — толкнул в бок товарища широколицый, улыбающийся моряк.

Тот, не обращая на него внимания, продолжал вгляды­ваться в небо. Его невысокая худощавая фигура выражала напряжение, немного скуластое лицо было бледно.

— Ничего, ничего, Корнев, — ударил его по плечу ши­роколицый, — получай боевое крещение. Ты знаешь, как меня немец крестил? По всем правилам: в купели, головой в воду. Хорошо, что я, как про меня болтают, чурбан во всех отношениях, — ну, вот и выплыл.

Говоря это, он поудобнее уселся на сиденье у пушки и, посвистывая, начал вращать маховички. Пушка стала поворачиваться, а вместе с ней и наводчик.

Командир катера спустился с мостика и подошел к зе­нитчикам. Матросы замолчали, подтянулись. Командир сердито зашевелил усами и вдруг неожиданно подмигнул Корневу. Потом, круто повернувшись на каблуках, зашагал в сторону, широко расставляя ноги.

Наводчик ухмыльнулся и показал товарищу поднятый большой палец.

— Ты, браток, Дубакина еще не знаешь. Подожди, по­плавай с ним. Во моряк!

Катер шел с предельной скоростью; он перелетал с вол­ны на волну, едва касаясь пенистых гребней. Два больших пенных буруна вздымались у него под бушпритом. Он слов­но состязался в скорости с торпедоносцами, которых дол­жен был перехватить.

— Эх, сбросили, гады проклятые! — выругался навод­чик, остановив вращение пушки.

Корнев вытянул шею.

— Где, Вася?

— Да вон, вон!

Пенная полоска, как удлиняющаяся змея, быстро ползла к одному из транспортов, еще не скрытому темной стеной дыма. На корабле, видимо, заметили опасность; он стал разворачиваться, стараясь уклониться от торпеды.

Между катером и транспортом быстро промчался низко сидящий в воде эсминец. Американский корабль скрылся за клубами дыма. Белая змея на глазах у зенитчика нырнула под растущую серую стену.

Из-за дымовой завесы на мгновение, казалось, сверкну­ло солнце. Стена с ярким оранжевым пятном неслась прямо на катер. Еще минута — и капитанский мостик с гигантом- командиром скрылся в тумане. Пушка с торчащим стволом превратилась в смутную тень. Корневу стало нестерпимо есть глаза.

Вдруг сразу посветлело. Первое, что увидел Корнев, была объятая пламенем, торчащая из воды корма. Круп­ными золотыми буквами на ней была выведена надпись: «Филадельфия».

— Вот, гады проклятые, что наделали! — скрипнул зу­бами Вася. — Ну, подождите!..

— Всем взять спасательные средства! — послышался громовый бас с капитанского мостика. — Встать у бортов, шлюпки на воду!

— Есть шлюпки на воду!

Корнев, схватив запасный пробковый пояс, отошел от орудия и встал на носу.

К горящему транспорту подошел один из эсминцев, спуская на ходу шлюпки. На волнах, в багровом отсвете пожара, то здесь, то там виднелись головы людей. Шлюпки быстро набивались спасенными.

— Люди за правым бортом! — крикнул Вася, стоявший теперь на сиденье и державшийся одной рукой за поднятый ствол пушки.

Корнев сразу увидел плывущих. Погруженные в воду только по пояс, они, видимо, на чем-то сидели. Дубакин с мостика тоже заметил их и изменил курс катера. Пловцы теперь быстро приближались.

— Тихий! — рявкнул в машинный телефон Дубакин.

Пловцы были уже на ближней волне.

— Держи! — Корнев, размахнувшись, бросил спасатель­ный пояс.

Человек с черными слипшимися волосами и ястребиным профилем крикнул на русском языке с легким кавказским акцентом:

— Зачем пробками бросаешься? Веревку бросай! Давай скорей веревку!

Корнев, несколько удивленный, схватил лежавший у его ног сверток каната и, взмахнув им над головой, ловко бро­сил конец кавказцу. Тот поймал его на лету и, выбирая ка­нат, стал подтягиваться к борту.

Катер остановился.

Десятки рук предлагали спасенным помощь, но кавказец мотал головой.

— Трубу поднять надо, понимаешь, трубу.

— Какую трубу? — возмущался Дубакин. — Сам-то жив остался, ну и молчи, горец кахетинский.

— Железную трубу. Очень надо! Понимаешь, под водой она. Мы на ней с мистером инженером верхом сидим. Я за ней специально в Америку ездил.

— Ну, тащи, ребята, трубу, черт с ней! — скомандовал Дубакин.

Когда двух пловцов и столь необходимую им трубу под­няли на палубу, корма «Филадельфии» скрылась под водой.

Кавказец и его спутник стояли, окруженные моряками.

— Инженер Авакян, — отрекомендовался спасенный. — Я — советский гражданин. Вот мой мокрый заграничный паспорт. Ездил в Америку с заказами. Ай-ай-ай! Как жаль, что ценный груз на дно пошел. А это — мистер Кандербль, замечательный американский инженер. Мы его изобретение на Урале хотели осуществить... Да вот, понимаешь, от всего оборудования только одна труба осталась. Она герметически закупорена и под водой плывет. Мы на ней верхом сидели.

Позади Авакяна, скрестив руки на груди, стоял высокий человек с длинным некрасивым лицом, тяжелым подбород­ком и спокойными серыми глазами. Он не понимал, что говорилось вокруг, не говорил и сам. На его лице не было ни страха, ни смущения, ни радости, как у многих спасенных. Невозмутимый, он стоял, как будто взял билет для морской прогулки именно на это судно.

— Я все ждал, ждал, когда стемнеет, — продолжал Ава­кян. — Думал, в темноте проскочим, ценный груз доставим. Вот какая беда! Ай-ай- ай!

— Здесь не бы­вает темно в это время года, — ото­звался Вася.

— Плохо, что не бывает темно, — безапелляционно за­явил Авакян.

— Почему?

— Соловьи не поют, розы не закрываются.

Дружный смех покрыл слова Авакяна.

— Вот это парень! — хохотал Вася.— Сразу видно, свой в доску.

Моряки повели группу спасенных вниз. Корнев остался на палубе. Опершись о перила, он смотрел вдаль. Амери­канские транспорты и дымовая завеса остались за другим бортом. Перед глазами Корнева расстилалась безграничная серая даль Баренцева моря. Где-то там, за вечно дрейфую­щими льдами Полярного бассейна, земля — Америка.

Но сколько тысяч километров обходным путем при­шлось сделать американским транспортам, подвергаясь опасности нападения, пока они прошли путь между аме­риканским и европейским континентами!

Корнев обернулся. Взгляд его остановился на лежащей у переборки металлической трубе. Лицо моряка стало сразу внимательным. Он подошел, потрогал трубу ногой и оста­новился в глубоком раздумьи.

— Что, браток, смотришь? — услышал он голос Васи.

— Видишь ли... — растягивая слова и с напряжением отвлекаясь от своих мыслей, проговорил Корнев, — эта же­лезная труба заделана герметически с обеих сторон и имеет плавучесть.

— Эх ты, студент! Никак моряком стать не можешь. Все тебя к твоей инженерии тянет. Опять, что ли, изобретать начал? Ну, так что же с того, что она плавучая? Всякое ме­таллическое судно плавучее.

— Нет... видишь ли... я эту трубу не как судно рассма­триваю. Я только что думал: каких трудов, каких жертв стоит привести из Америки караван! А вот представь себе такую трубу, только очень длинную...

— Пять «Ю-88», пеленг 370, курс 45, — раздалось сверху.

Вдали часто затявкали зенитки. Корнев встрепенулся.

— По местам! Боевая тревога! — загудел знакомый бас Дубакина.

— Эх, не успел я тебе досказать! — быстро проговорил Корнев. — Потом... после боя...

Послышался топот. Моряки разбегались по своим ме­стам, на ходу надевая пробковые пояса.

— Ну, студент, — похлопал Вася Корнева по плечу,— пойдем постреляем, а потом доизобретем.

Подойдя к зенитке, Корнев увидел Авакяна. Тот уже был в сухой одежде, по-видимому позаимствованной у кого-то из моряков. Его черные волосы были растрепаны. Рядом с ним, скрестив руки на груди, стоял высокий американец.

— Сурен Авакян, — отрекомендовался кавказец, про­тягивая руку моряку. — Когда помогать будет надо, одним глазом моргни,

Корнев хотел было сказать, что сюда нельзя, но слишком уж искренняя готовность помочь была написана на лице Сурена.

Зенитки на эсминцах и дальних транспортах усилили огонь. Все небо покрылось белыми облачками; они летели по ветру и постепенно становились черными.

Пикирующие бомбардировщики были теперь отчетливо видны. Они напали на дальние транспорты, ныряя один за другим вниз. Далеко, у самого горизонта, поднимались крохотные столбики воды, на мгновение выраставшие при­чудливыми колоннами. На транспортах подняли аэростаты воздушного заграждения. Огромные колбасы, похожие на рыб, повисли над караваном.

Тройка пикировщиков, резко изменив курс, пошла вдоль линии кораблей, на катер. Они приближались, вырастая на глазах. Стал слышен воющий звук моторов.

— Корнев, не зевай! — крикнул от зенитки Вася, быстро вращая маховички.

Ствол орудия дернулся, блеснул огонь. Сурен, наблю­давший за самолетами, вздрогнул от неожиданности.

Вася поворачивался вместе со стволом. Корнев, со сна­рядом в руках, стоял около него. Ленточки на его бескозыр­ке развевались по ветру. Снова раздался выстрел.

Один из «юнкерсов» шел в пике. Гул моторов все нарас­тал, превращаясь в рычание. Около ближайшего транспорта разом появились два фонтана. Два взрыва слились в один оглушающий удар. Выходя из пике, «юнкере» пронесся поч­ти над самой голевой Сурена. Что- то загремело вокруг, словно просыпали дробь.

Сурен оглянулся и вдруг увидел, что Вася, цепляясь за замок орудия, валится с сиденья. На месте наводчика уже сидел Корнев. Сурен бросился к снарядам.

К раненому неторопливо подошел американец, накло­нился и, взяв его на руки, тяжело ступая, понес на корму. Через минуту он вернулся, не спеша вынул из кармана не­промокаемый портсигар и протянул его Корневу.

Моряк мотнул головой, напряженно глядя вверх. Сурен стоял около него со снарядом в руках. Американец деловито подтащил целый ящик снарядов и уселся на него.

Снова стал слышен нарастающий рев моторов. Два «юнкерса», пренебрегая рвущимися около них снарядами, дела­ли второй заход. Прижимая к груди снаряд, Сурен смотрел вверх. Американец закурил папиросу и встал во весь рост.

Раздался выстрел. Сурен протянул снаряд. Секунда... снова выстрел.

— Молодец, Корнев! Ай, молодец! — послышалось с ка­питанского мостика.

Сурен и Кандербль видели, как, не выравнивая маши­ны и оставляя за собой черный след, немец пронесся над ближним транспортом и врезался в волны.

— Ура! — закричал Сурен, протягивая Корневу следу­ющий снаряд.

Американец улыбнулся и прищелкнул языком. Подойдя к Корневу, он снял с пальца красивое кольцо со сверкаю­щим камнем и протянул его моряку.

— За удачный выстрел, сэр, — проговорил он по- английски.

Корнев замотал головой, напряженно следя за небом.

Американец обратился к Сурену. Тот быстро перевел:

— Мистер Кандербль говорит, что восхищен удачным выстрелом. Он ненавидит немцев и просит принять подарок не от него лично, а от всех американцев в знак их восхище­ния героизмом русских. Понимаешь?

— Я понимаю по-английски, — быстро проговорил Корнев, не отрывая глаз от самолетов и вращая маховички.

— Это не простое кольцо, — сказал американец. — В него вставлен не бриллиант, а искусственный алмаз, изго­товленный по моему методу. Он дорог не своей стоимостью, которая выше цены настоящего бриллианта, но вложенной в него инженерной мыслью.

— Снова заходит, за своего друга рассчитаться хочет, — проговорил Корнев.

— Тогда я обращусь официально к командиру ко­рабля, — сказал Кандербль, поднимаясь на мостик.

— Верните его! — крикнул Корнев. — Мы, русские мо­ряки, достаточно высоко ценим технический гений Амери­ки, чтобы не отказаться от подарка. Я хотел только...

Рев мотора заглушил его голос. Сурен бросился за Кан- дерблем.

Страшный удар потряс суденышко. Сурен свалился на палубу и покатился к поручням. Американец поймал его. Какой-то моряк пронесся мимо них и скрылся за бортом.

— Шлюпку, живо! — скомандовали сверху.

Сурен вскочил. Люди пробегали мимо него. Заскрипели блоки. На носу катера клубами поднимался черный дым. Сурен схватил за руку своего американского друга, и они вместе побежали к зенитке.

Неподвижный ствол пушки глядел в сторону. На палубе лежали в неестественных позах два тела. Тошнота подсту­пила Сурену к горлу. Он увидел затылок одного из моряков. Ленты бескозырки смешались с кроваво-серым веществом.

Вместе с американцем Авакян повернул убитого.

Нет. Лицо убитого было ему незнакомо. Это не Кор­нев — наводчик. Значит, вон он лежит, в окровавленной тужурке.

— Ай-ай-ай, какое дело! — проговорил Сурен.

Катер стал резко накреняться. Из шлюпки им что-то кричали. Не обращая внимания на крутой наклон палубы, Сурен и американец подняли едко пахнущее кровью тело Корнева и, цепляясь за поручни, понесли его.

— Так ведь мертвый он, — заметил кто-то, обгоняя их.

Из шлюпки тянулись руки. Сурен и Кандербль передали тело Корнева.

— О’кей, — сказал американец, широко перешагивая через борт.

Он взял безжизненную руку Корнева и надел на окро­вавленный мизинец кольцо.

Сурен, в последний раз оглянувшись, прыгнул в шлюп­ку. Перегруженное сверх меры суденышко слегка черпнуло бортом. Стоявший во весь рост в шлюпке Дубакин отчаянно ругался.

Зенитки со всех транспортов и сопровождающих кораб­лей продолжали вести огонь. Маленькие белые, но скоро темневшие барашки плыли по небу. Разорванные остатки дымовой завесы упавшими черными тучами неслись по волнам.

Серая пелена медленно затягивала небо. Постепенно исчезли и самолеты и черные барашки. Холодное солнце потускнело. Начинался шторм.

Пустынные волны мерно катились на север, к холодным, вечно дрейфующим льдам.

след.