Глава девятая
СТОРОЖ

— О’кей, мистер Кандербль. — Президент поднялся. — Я оказал все возможное влияние на акционеров Концер­на плавающего туннеля. Не скрою, я приветствую теперь с родительской нежностью вас — директора-распорядителя Концерна.

— Благодарю, мистер президент, — склонил голову Кандербль.

Президент потрепал его по рукаву.

— Поезжайте на Аляску, мой друг, поезжайте. Вы хо­рошо поработали здесь. Я следил за вашей борьбой, вос­хищавшей меня. Вы, как настоящий мужчина, оборонялись от этих биржевых волков, вцепившихся в тело Концерна, как только мистер... Но не будем говорить о нем.

— Да, сэр, лучше не будем, — мрачно произнес Кан- дербль.

— Говорить не будем, но помнить надо.

Президент задумался, прошелся по комнате и остано­вился перед большой гравюрой, изображавшей открытие первой биржи в Америке.

— Выгода! Личная выгода! До сих пор для американцев она была двигателем прогресса. В каких же случаях она на­чинает противоречить выгоде общественной? — Президент вопросительно посмотрел на инженера.

— Я полагаю, мистер президент, я полагаю... — замял­ся Кандербль. — Кроме выгоды, нужна, сэр, преданность делу техники. Без любви к технике выгода не может быть двигателем прогресса.

— Вы так думаете? А мне кажется, что здесь должно быть не так много романтической любви, а больше деловитого планирования. Как вы думаете, мой друг? Что, если частную выгоду планировать в общегосударственном масштабе?

Старик искоса поглядел на Кандербля.

— Еще война научила нас координировать деятельность отдельных отраслей промышленности, — согласился ин­женер.

— Вот именно, — оживился президент. — Но и теперь, в период реконструкции мира, правительство должно вли­ять на частную инициативу. Вы не представляете, какую борьбу приходится мне вести с деловыми кругами! Ах, ми­стер Кандербль! Если бы побольше было таких людей, как вы. — Старик похлопал Кандербля по плечу.

Инженер наклонил голову.

— Прощайте, мистер президент. Я отправляюсь на Аля­ску, где не предвижу никаких технических затруднений. Лишь вопросы финансирования...

— Финансирование, финансирование, — вздохнул Ирвинг Мор. — Когда-нибудь правительство получит воз­можность финансировать и такие работы, как плавающий туннель.

Мор крепко пожал руку инженеру.

Провожая Кандербля к дверям, он спросил:

— А как ваша очаровательная жена, мистер Кандербль, она тоже едет с вами?

— Нет, — сухо и резко ответил Кандербль.

— Ага! — понимающе произнес президент. — Она плохо переносит климат Туннель-сити.

— Нет, сэр. Я и Туннель-сити плохо переносим ее.

— Почему? — остановился президент. — Она такая ми­лая леди, несколько, правда, эксцентрична. Ах, понимаю... ее отец...

Кандербль поморщился.

— Право, мистер президент, мне порой кажется, что виноват во всем я. Она готова была переменить свою экс­центричность на любую другую маску... Она могла быть и другом и врагом туннеля, могла... а может быть, и была совершенно к нему безразличной.

— Вы неправы, мистер Кандербль, — строго остано­вил инженера Ирвинг Мор. — Вспомните, что вы судите не о своих служащих, а о той, с которой соединил вас Го­сподь Бог. Поступайте, как подскажет вам совесть, сэр, но не путайте служебных дел с семейными и помните о Библии.

— Да, сэр, — почтительно поклонился Кандербль.

— Прощайте, мой друг, — ласково сказал президент. — Думаю, что ваши акционеры будут довольны вами.

Прием у президента Соединенных Штатов закончился.

Новый директор-распорядитель и он же главный инже­нер Концерна плавающего туннеля прямо из Вашингтона вылетел в Туннель-сити. Он был полон энергии и реши­мости.

Напрасно «они» думали, что так легко справиться с ин­женером Гербертом Кандерблем! У мистера Кандербля есть такие союзники, как его технические успехи, которые не скрыть от мирового общественного мнения. Нельзя одной биржевой и газетной игрой уничтожить строительство, так блестяще развивающееся с технической точки зрения. Тун­нель будет строиться!

Даже рабочие стали покладистее. Сейчас с них можно потребовать все что угодно. Вот что значит умелая органи­зация. Побежденным в нескольких схватках, им осталось теперь лишь глухо ворчать. Пусть ворчат: это не так уж вредит делу.

Чем ближе подлетал Кандербль к Туннель-сити, тем больше овладевала им жажда деятельности. Столько надо сделать сразу же по возвращении!

Темпы русских всегда были для Кандербля источником неприятностей. Чтобы не отстать, американской части туннеля требовалось огромное напряжение, поддерживать которое умел лишь Герберт Кандербль.

За последние недели, пока Кандербль уничтожал своих биржевых врагов и оборонялся от коварного Меджа, темпы строительства сдали. Кандербль предполагал задать своим помощникам хорошую встряску.

Прямо с аэродрома, где его встречал инженер Вандер­майер, мистер Кандербль проехал на аэросанях к офису строительства — единственному десятиэтажному зданию в приземистом городе Туннель-сити.

В течение двух часов он принимал у себя инженеров. Из дверей кабинета нового директора-распорядителя они выскакивали красные или бледные, но одинаково преис­полненные служебного рвения... Трое из них — руководи­тель транспорта, начальник сварочных работ и начальник полиции Туннель-сити — лишились своих мест и в течение двадцати четырех часов должны были освободить занима­емые квартиры.

Затем мистер Кандербль вместе с начальником работ в подводном доке сели в маленький скоростной автомобиль и помчались в туннель. Столпившиеся на улице рабочие провожали его мрачными взглядами.

— Приехал, проклятый!

— «Лошадиная челюсть», говорят, стал директором-рас­порядителем.

— Нам легче от этого не будет.

По великолепной металлической дороге туннеля, не зна­ющей ни поворотов, ни подъемов, автомобиль развивал огромную скорость. Гонщики-рекордсмены могли бы по­завидовать такому идеальному треку. Рулем не приходилось пользоваться. Предложенное Кандерблем устройство, свя­зывающее колеса автомобиля со специальным воздушным рулем, всегда направляло машину по середине туннеля.

Сидя в закрытой кабине, инженеры слышали моно­тонный свист обтекавшего машину воздуха. Через ко­роткие промежутки времени мимо проносились искры зажженных ламп. Машина делала свыше двухсот кило­метров в час. Тем не менее ехать по туннелю предстояло свыше шести часов.

Кандербль сообщил своему помощнику все новости.

— Я плюю на поступок мистера Меджа и не склонен приписывать ему большого значения, — закончил он. — Всю жизнь я презирал бизнесменов и теперь только укрепился в этом мнении. У нас в стране прогрессивный президент. Но надо помнить, что страна только тогда достигнет процве­тания, когда на место вершащих ныне дела капиталистов- бизнесменов и биржевиков станут американские инженеры. Весь прогресс Америки создан инженерами, поднявшими технику на небывалую высоту. Капитал и средства произ­водства должны быть сосредоточены не у беспринципных финансистов, а у людей техники, которые и должны выве­сти мир из того хаоса, в который он неизменно ввергается. Однако должен вам сказать, Сэм, что один из инженеров, одновременно являющийся капиталистом, причиняет мне наибольшее количество хлопот.

— Кого вы имеете в виду, мистер Кандербль?

— Ричарда Элуэлла.

— О! Кандидат в президенты? Противник мистера Мора?

— Да. Внезапно он вновь проявил активность. Он про­вел планомерную кампанию против строительства нашего туннеля, противопоставляя ему идею трансконтинентально­го воздушного сообщения через полярный бассейн. Какая- то чепуха! Как можно всерьез говорить о бесперебойных полетах по этой трассе. Однако он сумел завладеть обще­ственным мнением. На днях предполагается даже пробный перелет с Алеутских островов в Европу. Конечно, никто не будет осуществлять дутые проекты Элуэлла, но во всяком случае эти разговоры очень затруднили наше текущее фи­нансирование.

Вандерманер покачал головой. Кандербль продолжал:

— Лучшим ответом на всю эту возню будет ускорение строительства. Надо во что бы то ни стало обогнать рус­ских. Это удовлетворит национальные чувства американ­цев и привлечет новые капиталы, столь необходимые нам сейчас.

Вандермайер снова покачал головой. Это был малень­кий человек с тоненькими модными усиками. У него был высокий, обычно тихий голос. С виду он производил впе­чатление человека, лишенного воли и инициативы, но ми­стер Кандербль знал, насколько это обманчиво. Никто не умел с такой неумолимой последовательностью проводить в жизнь распоряжения Кандербля, как Вандермайер. Он никогда не давал советов своему начальнику, но его мнение как-то само собой становилось известным Кандерблю, и он всегда с ним считался.

Вот и теперь Кандербль посмотрел на своего помощника и спросил:

— Вы полагаете, что перебои с финансированием могут иметь для нас серьезные последствия?

— Я не хотел бы иметь этой уверенности, — уклончиво ответил Вандермайер.

Некоторое время ехали молча.

— Как скоро предполагаете вы, сэр, — спросил Вандер­майер, — приступить к прокладке рельсового пути, чтобы перейти к железнодорожному движению внутри туннеля? Ведь работы по прокладке железной дороги Бильта уже можно считать законченными.

И сразу же Вандермайер понял, что совсем неудачно за­дал этот вопрос. Кандербль сердито насупился и ответил не сразу:

— К сожалению, Сэм, я должен вам сказать, что прав­ление Концерна предложило мне воздержаться временно от прокладки железнодорожного пути в туннеле. Это будет связано с большими затратами.

— Но ведь это технически рационально, сэр, — позволил себе осторожно заметить Вандермайер.

— К черту! К дьяволу! — вдруг взорвался Кандербль. — Я и сам знаю, что это технически рационально, но в наших условиях всегда упираешься в денежные вопросы, в про­блему выгоды. Если нашим акционерам — этим денежным мешкам — будет выгодно, чтобы мы возили тюбинги на лошадях, они заставят нас это делать. К дьяволу! Я не успел еще прибрать их к рукам. После третьего января, когда будут выплачены дивиденды по туннельным акциям, я не позволю им разговаривать со мной таким языком.

— Третье января, — задумчиво произнес Вандермайер,— это совсем близко. — В голосе его звучала забота.

Мистер Кандербль понял его без пояснений. Третье ян­варя, день выплаты дивидендов держателям акций, — от­ветственная дата. Кандербль знал, как стараются сейчас его помощники изыскать необходимые средства. Строительство было урезано в самых основных расходах. О предполагав­шемся дополнительном выпуске акций с целью нового де­нежного займа нечего было и думать в условиях разгорев­шейся дискуссии о целесообразности туннеля.

Кандербль погрузился в мрачные мысли. Всю дорогу Вандермайер не прерывал его.

Ходом работы в подводном доке Кандербль остался до­волен. Вандермайер был на высоте. И если была задерж­ка в сборке туннеля, то лишь из-за перебоев в доставке тюбингов и других материалов. Производственная жизнь дока шла размеренно, как пульсация переменного тока. Вандермайер ввел жесткий распорядок дня для рабочих, которые обязаны были вставать, работать, есть, развлекать­ся неукоснительно в строго положенные для этого минуты. Вандермайер был положительно золотым человеком. Он завел в подводном доке настоящий бар со всем арсеналом самых грубых развлечений, которые считал для рабочих необходимым и.

Кандербль повеселел. Настроение его улучшилось еще и потому, что он увиделся с русским инженером — мисс Анной Седых. Разговор с ней был приятен и привел Кан- дербля в самое хорошее расположение духа. Он стал даже шутить. Когда Анна Седых напомнила ему, что первого ян­варя кончается срок договора о технической помощи Аме­рике со стороны Армстроя и она предполагала бы вернуться в СССР, мистер Кандербль похлопал мисс Анну Седых по плечу, рассмеялся и сказал, что компания не мыслит себе продолжение работ без помощи мисс Анны Седых. Он, как распорядитель Концерна, может предложить ей прекрасное жалованье в тысячу долларов в неделю.

Аня, улыбаясь, посмотрела на Кандербля и покачала головой.

— Нет, сэр, — сказала она, — я не поступлю к вам на службу.

— Почему? — удивился Кандербль. — Компания очень ценит ваши услуги, и если вам кажется недостаточной на­званная мной сумма, я могу предложить вам тысячу двести долларов в неделю.

— Нет, — снова покачала головой Аня. — Я здесь нахо­дилась только для оказания технической помощи американ­ской части строительства Арктического моста. В дальней­шем американские инженеры смогут уже сами продолжать работы по опусканию якорей.

Хорошее настроение у мистера Кандербля сразу исчезло. Он нахмурился и грубо сказал:

— В таком случае я должен снестись по радио с вашим начальником — мистером Корнейвом. Я полагаю, что Стэп- пен посчитается с моей просьбой.

Аня пожала плечами. На этом закончился ее разговор с новым директором-распорядителем Концерна полярно­го плавающего туннеля. Следующий разговор с мистером Кандерблем состоялся только четвертого января, когда она явилась в здание правления Туннель-сити, чтобы догово­риться о своем отъезде.

Ее поразило странное оживление в коридорах и ком­натах правления. Возбужденные чем-то люди бегали взад и вперед с растерянными лицами, останавливались груп­пами, обсуждали что-то и при ее приближении тотчас же рассыпались.

Клерки в жилетках сновали, как мыши, мимо нее. Курье­ры с галунами носились вверх и вниз по лестницам. Лифты почему-то не работали. Швейцаров, которые открывали прежде двери, не было.

Ане пришлось подниматься по узкой, неудобной лест­нице на восьмой этаж, где находился кабинет мистера Кан- дербля.

Уже на лестничной площадке она столкнулась с плотной толпой горланящих людей. Аню стало занимать это необы­чайное оживление. Она пыталась обратиться с вопросами. Люди с мрачными лицами сердито смотрели на нее и го­ворили о локауте. Аня ничего не понимала.

По коридору она продвигалась с трудом. Люди в меховой одежде, давно небритые, грязные, заполняли весь коридор.

Наконец Аня увидела знакомое лицо. Это был монтер Майк Дикс, один из руководителей рабочих.

— Что происходит здесь, мистер Дикс? — обратилась она к нему.

— А! Русская леди! — воскликнул Дикс. — Страшные вещи происходят, мисс Седых. «Лошадиная челюсть» объ­явил грандиозный локаут. С сегодняшнего утра уволены все рабочие строительства.

Аня непонимающе сморщила лоб.

— Что вы хотите сказать, мистер Дикс? Я плохо поняла вас.

— Чего ж тут не понять? — грубо заметили сзади. — Мы уволены и можем идти на все четыре стороны. А по договору деньги нам должны платить в Нью-Йорке. Как мы теперь доберемся до него, вот что скажите нам?

— Уволены все рабочие строительства, моя леди, — по­яснил Майк. — Это полная неожиданность для нас.

— Чем же эго вызвано? Значит, прекращаются все ра­боты?

— Нам наплевать на работы и на туннель, — послыша­лось вокруг. — Но мы знаем, что это за штучки. «Лошади­ная челюсть» хочет сбавить нам заработок. Через неделю он снова начнет прием уже на новых условиях.

— Не может быть! — ужаснулась Аня.

— Мы предполагаем, что это так, — пояснил Майк. — Мы не можем подыскать другого объяснения. К сожалению, я не могу попасть для переговоров к мистеру Кандерблю. Он заперся в кабинете и никого не принимает.

Аня пообещала Майку помочь ему увидеться с Кандер- блем, и рабочие пропустили ее в приемную.

Здесь было тоже много людей, но это были чистые, опрятные люди в воротничках и галстуках. Они почтитель­но расступились перед Аней. Аня узнала многих знакомых инженеров.

Время от времени дверь в кабинет Кандербля открыва­лась, и из нее высовывалась голова секретаря Мэйса, кото­рый выкрикивал фамилию какого-нибудь инженера. Через несколько минут этот инженер с озабоченным лицом выхо­дил из кабинета и скрывался в наполнявшей коридор толпе.

Улучив момент, Аня попросила доложить о себе. Мэйс мрачно взглянул на нее и кивнул головой.

Через минуту он открыл дверь, выпустил очередного инженера, но другого не пригласил. Сам же остался в при­емной. Аня уже хотела подойти к нему, как вдруг дверь вновь открылась, и показалось длинное лицо с тяжелым подбородком.

— Мисс Анна Седых, прошу вас, — послышался голос Кандербля.

Инженеры зашептались. Аня поправила волосы и про­шла в кабинет.

Кандербль молча пожал ей руку и стал расхаживать по комнате.

Аня села в кресло и пытливо вглядывалась в лицо аме­риканца.

— Я пришла, чтобы поговорить с вами о моем отъез­де... — начала Аня.

— Это невозможно теперь, — прервал Кандербль. — Вы инженер и должны быть с нами в лагере инженеров.

— Я не понимаю, — подняла Аня брови. — Объясните мне, что происходит?

— Проклятье! — ударил кулаком по столу Кан- дербль. — Происходит самое скверное. Я уволил всех рабочих строительства и приостановил все работы. Оста­ются только инженеры, и вы в том числе. Каждый из вас должен занять свое место, чтобы сохранить в целости строительство.

— Послушайте, мистер Кандербль, я отнюдь не хочу выступать на вашей стороне в вашей борьбе с рабочими. Насколько я понимаю, вы преследуете своим локаутом до­тошно ясные цели...

— Ах, замолчите, леди!.. Что вы знаете? Вы думаете, что я только живодер, мечтающий о том, чтобы содрать с ра­бочего побольше шкур. Нет... Нет... Анна, — Кандербль остановился, болезненно сморщив лоб, — именно вам мне хотелось бы сказать, что я весь принадлежу идее строитель­ства подводного туннеля и только ради этой идеи делаю все, что вызывает ненависть всех этих людей, в лучшем случае предназначенных для повиновения.

— Но почему вы объявили локаут?

— Это не локаут, — тихо произнес Кандербль. — Я уволь­няю рабочих не для того, чтобы наказать их. Я увольняю их не для своей выгоды, а только потому, что мне нечем им платить.

— Нечем платить? — смущенно повторила Аня.

— Да, нечем платить, мисс Анна. — Кандербль сел в кресло против Ани. — В Нью-Йорке произошли непри­ятные события. Наши враги сыграли с нами плохую штуку. Туннельные акции на бирже в результате развернувшейся к прессе антитуннельной кампании полетели вниз. Паро­ходчики дали нам бой. За одну неделю, пока я был здесь, Концерн потерял много миллионов долларов... Я боюсь назвать цифру... Чтобы спасти положение, чтобы дать Кон­церну оправиться в финансовом отношении, я должен пре- кратитъ работы.

Аня смотрела на американца и видела, как болезненные судороги пробегали по его длинному некрасивому лицу.

— Да, мисс Анна, — сказал Кандербль поднимаясь, — пароходчики выиграли бой. Мистер Элуэлл... Вы знаете этого инженера, пытавшегося стать президентом?.. Этот Элуэлл выдвинул авантюрную идею ледовых аэродромов и всякую подобную чепуху. И, представьте себе, он сумел мобилизовать против нас общественное мнение. Его крики о прогрессе техники и устарелости туннеля воздействовали на самое легко появляющееся чувство толпы — на страх. Па­роходные акции взлетели небывало высоко и... — Кандербль остановился перед ней, сжав кулаки. — Знаете, кто оказался владельцем купленных за бесценок пароходных акций?

— Кто?

— Мистер Медж. Наш недавний директор-распоряди­тель, бывший прогрессивный деятель, сторонник туннеля и, наконец, его руководитель до тех пор, пока не предста­вился случай стать бизнесменом. Только с его помощью можно было нанести нам такое финансовое поражение. Он хорошо знал, в какое место бить, — и вот... — Кандербль развел руками,— этот бизнесмен Медж стал обладателем огромного капитала, фактическим владельцем Атлантиче­ской пароходной компании, а я, инженер, руководитель величайшего строительства в мире, вынужден прекратить работу, потому что завтра мне будет нечем заплатить моему швейцару.

Кандербль прошелся по комнате и снова сел.

— Вот почему я ставлю на все необходимые места своих верных инженеров с револьверами в руках. Вот почему и вы должны быть в их числе.

Аня подумала.

— Я должна снестись по радиотелефону с Мурманском.

— Я и сам предполагал сообщить об этом несчастье Стэппену,— мрачно сказал Кандербль.

Аня встала. Кандербль, пожимая ей руку, как-то устало и в то же время с выражением надежды взглянул на нее. Потом он крикнул в открывшуюся дверь:

— Эй, Мэйс! Живо! Позовите этого Дикса. Надо выпро­водить отсюда все это грязное сборище.

Через два дня Аня снова явилась к Кандерблю, но узна­ла, что он выехал в подводный док. Он просил передать ей, как только она появится, что ей необходимо также выехать в туннель. Он будет ждать ее там.

Мэйс услужливо сообщил, что инженер Вандермайер отправляется в туннель через двадцать минут.

Аня вышла на улицу. Толпа праздных людей в меховых одеждах слонялась по мостовой, сидела на ступеньках подъ­езда, загромождала тротуар. Почему-то все эти люди не хо­тели уходить от здания офиса.

Кто-то остановил Аню. Это был Майк Дикс.

— О, леди, как я рад, что встретился с вами! «Лошадиная челюсть» удрал от нас в подводный док. Только вы, леди, можете помочь нам. Наши ребята в ужасном положении. Они должны уезжать отсюда, но администрация требует обратно меховую одежду. У ребят же имеются только летние пальто. Их не сажают ни в автомобили, ни в поезда, пока они не сдадут одежды. А ведь сейчас такие морозы... В то же время мы не можем оставаться здесь, так как мистер Кандербль не гарантирует скорого возобновления работ,— Майк Дикс горько усмехнулся. — Ко мне, мисс Седых, при­ехала невеста... Не правда ли, все это достаточно скверно? Вот у вас, в России, наверное, так не бывает. Ребята очень волнуются. Мы хотим просить вас помочь нам. Нам не про­никнуть в туннель. Поговорите с Кандерблем. Есть же в нем что-нибудь человеческое? А? Как по-вашему, мисс Седых?

Аня опустила голову. Она помнила строгий запрет Алек­сея Александровича не вмешиваться во взаимоотношения американской администрации с рабочими. Однако, поду­мав, Аня решила, что передача просьбы Дикса не является еще вмешательством. Не помочь всем этим людям, с на­деждой смотревшим на нее, она не могла.

Простившись с Диксом, Аня подошла к устью туннеля. Путь был перегорожен колючей проволокой. Люди в до­хах, с ручными пулеметами в руках, прогуливались взад и вперед. Аня узнала в них двух полицейских и одного мо­лодого инженера, заведовавшего раньше проектным бюро правления.

Заиндевевший автомобиль Вандермайера стоял у зияю­щего отверстия туннеля.

Вандермайера еще не было. Аня поднялась по крутой лестнице из шлюзной выемки на насыпь, служившую дам­бой. Эта дамба, завершавшая подводную стенку, предохра­няла шлюзовую выемку от вод замерзшего сейчас океана.

Аня взглянула вдаль. Насколько хватал глаз перед ней простиралось ровное, занесенное снегом ледяное поле.

На тысячу километров под этими льдами проходил под­водный туннель, в котором еще несколько дней назад ки­пели работы.

Аню окликнул кто-то сзади. Это был маленький Ван­дермайер.

Через шесть часов автомобиль въехал в тускло освещен­ный гигантский цилиндрический зал. Мостовые краны не нужными переплетами закрывали полутемный свод.

Вандермайер помог Ане сойти. Они забрались на метал­лическую площадку. Каждый их шаг, каждый звук голоса гулко отдавался в гудящей тишине металлического зала.

Они долго шли. Жутко-пустынно было вокруг. Ни од­ного человека не встретили они, кроме стоявшего у входа с ручным пулеметом в руках бывшего начальника электро­монтажных работ. Аню угнетала эта тишина. Она попро­бовала заговорить с Вандермайером, но тот только вежли­во улыбнулся в ответ. Аня поняла, что американцу тяжело было нарушать торжественную тишину заброшенного стро­ительства.

Вдали показалась высокая фигура. Она то входила в по­лосу слабого света, то исчезала в темноте.

Аня сразу узнала Кандербля, хотя и не могла разглядеть его.

Медленными, неторопливыми шагами шел человек вдоль дока. Перед ним была полная темнота. Огней там уже не было. Шаги звенящим эхом отдавались в цилин­дрических стенах.

Он остановился и, скрестив руки на груди, уставился в сгущавшуюся перед ним темноту.

Кандербля окликнули. Инженер вздрогнул. Эхо еще долго звучало в металлическом стволе дока, то усилива­ясь, то утихая.

Вандермайер и Аня подошли к Кандерблю.

— Я остаюсь с вами, сэр, — сказала Аня, протягивая руку.

— Спасибо, — кратко ответил Кандербль.

Аня окинула взглядом пустынное сооружение, где она, по указанию Алексея Александровича, должна была прове­сти неопределенное время, следя за сохранением в целости всего оборудования.

Вандермайер отошел. Кандербль пожал узкими плечами и огляделся.

— Вот, — горько сказал он, — состою здесь в качестве сторожа.

— Мистер Кандербль, — тихо начала Аня, глядя в пол, — у меня есть просьба к вам...

И она рассказала о положении рабочих, которых видела перед отъездом.

Кандербль устало махнул рукой.

— О’кей, мисс Седых... Инженер Кандербль в первый раз в жизни пойдет навстречу рабочим. — И он отвернулся.

Аня, не поднимая головы, бросила быстрый взгляд на американца.

— Мистер Кандербль, у меня есть к вам еще одно по­ручение.

— Я слушаю вас, Анна.

— Замнаркома поручил мне от его имени предложить вам перейти на работу в советский док.

Кандербль поднял голову и долго смотрел в темноту

перед собой.

— Мне?.. На службу в русский док? В подчинение к дру­гим инженерам?

Он горько пожал плечами и задумался.

Кандербль и Аня тихо пошли вдоль металлической пло­щадки. Вокруг становилось все темнее.

Неприятное чувство вместе с темнотой обволакивало Аню. Она предложила повернуть обратно.

— Каков же будет ваш ответ? — спросила Аня. — Я долж­на телеграфировать.

— Что? Мой ответ? — словно проснулся Кандербль. — Нет, моя леди, инженер Герберт Кандербль слишком горд, чтобы пойти к кому-нибудь в подчиненные. До сих пор он только распоряжался инженерами. Кроме того, я американец, Анна, и я останусь на американском стро­ительстве.

И Герберт Кандербль, замолчав, оперся на перила.

 

пред.             след.