Мнемонический роман в двух книгах
Все события в романе
не выдуманы и совпадения с реальными фактами и именами
не случайны
Волны незримые,
Волны глубинные
Опаснее волн штормовых...
Весна Закатова
Это может быть.
Это должно быть.
Это будет!
А. Казанцев.
Там за далью непогоды
Есть блаженная страна
Н. М. Языков
Открыла обсуждение нового романа Званцева секретарь ЦК ВЛКСМ по пропаганде Мишакова, молодая интересная женщина. Всем своим видом она претендовала на этом собрании на ведущую роль:
— Выход книги Званцева “Арктический мост” в комсомольском издательстве не должен остаться незамеченным в наше острое в международном плане послевоенное время. Война грозит вернуться на атомном уровне, чем нас пытаются запугать. Но товарищ Сталин, вождь всех времен и народов, бдителен, и нам в области агитации и пропаганды надлежит быть такими же. В этой связи с рецензией романа Александра Званцева “Арктический мост” выступит наш уважаемый писатель, авторитет в области научно-художественной литературы Лев Иванович Гумилевский.
Автор и его редактор Кирилл Андреев сидели рядом в первом ряду, где, кроме них, никто мест не занял. Они встретились в соседнем доме на другой улице в Бюро пропусков, куда их погнала военизированная охрана выпрашивать по телефону не заказанные им пропуска. Комсомольские вожди, по примеру "Большого" ЦК, также отгородились от народа. По дороге сюда Андреев тихо сказал Званцеву:
— Беда в том, что ваш роман посвящен дружественным отношениям между нашей страной и Америкой, а она после атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки проводит дипломатию атомного шантажа, — тихо сказал Андреев. — Боюсь, что конъюнктура сегодняшнего дня заслонит ваш прогноз о выгоде деловых отношений с Америкой...
Званцеа промолчал. Он не знал, как ответить на неожиданную реплику своего редактора.
Тем временем Мишакова, стройная, собранная, уступила место пожилому человеку, вышедшему из зала.
Он прокашлялся и начал:
— Предваряя разбор произведения, я сразу должен сказать, что это не роман, а явление в нашей литературе.
— Это как же понять? — склонился к Званцеву Кирилл Андреев. — Звучит высшей похвалой. Не хитрит ли старик?
— Автор не останавливается перед переписыванием чужих строк, говоря, как его персонаж перемещается по Токио, старательно повторяя названия улиц и переулков, переписывая их из других книг.
— А как еще можно сказать о пути с Лубянки к Большому театру? — с сарказмом тихо произнес Андреев.
— Книга повторяет известный роман Келлермана “Тоннель” о создании железнодорожного сообщения между Европой и Америкой.
— А “Война и мир” повторяет “Слово о полку Игореве”? — съехидничал Андреев. — Лев Иванович упустил, что это новое решение проблемы – подводный плавающий тоннель подо льдами Арктики из СССР в Америку...
— Но, спрашивается, кому нужно такое наше сближение с враждебным соседом, грозящим нам атомной бомбой? — патетически провозгласил рецензент.
В этом духе было все его выступление. В заключение он сказал:
— Я сожалею, что подобный призыв в наше время находит свое выражение в литературной форме.
— Очень странная рецензия! Пожалуй, ее надо читать наоборот, — заключил Андреев.
Но комсомольские руководители заказывали разгромную рецензию, так ее и воспринимали. Их заказ был выполнен добросовестно.
Осиновый кол в “похороненную книгу” вбил сам первый секретарь ЦК Комсомола Н.А.Михайлов, говоря жестко и непримиримо:
— Это серое, политически незрелое произведение, выход которого в комсомольском издательстве говорит о притуплении там бдительности. Наша задача состоит в борьбе с идейным противником, а не лезть в подмастерья к нему. Мы должны гордиться своей идеологией коммунизма, а не опускаться до создания совместных с капитализмом сооружений, которые в принципе не могут существовать в силу своей уязвимости. Я думаю, что тираж книги слишком велик. Комсомольским организациям и библиотекам рабочих и крестьянских клубов нужно отказаться от ее приобретения. Издательству надо относиться более осторожно к произведениям незрелого автора. Мы ждем от Союза писателей солидарности с нами.
— Считайте себя, Александр Петрович, ступенькой лестницы для восхождения малых вождей вверх, — заключил Андреев.
Накануне обсуждения чуткий главный редактор журнала “Техника молодежи”, друг Званцева, Володя Орлов, метивший подняться выше, сказал, в присутствии других фантастов:
— Не думай, Саша, что мы заступимся за твой “Арктический мост”. Слезай, приятель, с телеги. Лишний груз.
Потопление “Арктического моста” в ЦК Комсомола закончились, но в Союзе писателей ожидаемый поддержки комсомольцы не нашли. Там просто прошли мимо этого. И спустя некоторое время “крамольный” роман вышел в независимом молодежном издательстве “Трудрезервиздат”, предназначенный для ребят новой рабочей смены.
Званцев понял, что значит конъюнктура в литературе. Твердо решил создавать образы и очертания светлого завтрашнего дня, а не скрывать уродства современности с ее фальшивой “конституцией” провозглашающей свободы, а на деле с репрессиями, лагерями и бесправием тружеников села, лишенных даже паспортов.
Еще до изничтожения “Арктического моста” без глубинных бомб его верстка представлена была вместе с “Пылающим островом” в приемную комиссию Союза писателей, и член Секретариата Константин Симонов сказал:
— Мы в долгу перед вами, товарищ Званцев. Еще до войны вам нужно уже было быть с нами.
И, полый новых замыслов, Саша с Таней отправился на юг.
Черное море. Кавказское побережье. Сухуми. Абхазия... Здесь начинающий писатель нашептывал лежащей на его коленях дочери главу за главой свой “Пылающий остров”. И вот снова эти заветные места. На этот раз Новый Афон с его легендами, пещерами, где жили монахи. Но это – высоко над морем, а ниже над приморским шоссе – корпуса санаториев. Саша с Таней приехали сюда, и поселились в одном номере, никто не спросил об их родственных отношениях, сдали паспорта... ходили купаться на пляж, покупали фрукты и транжирили деньги.
Издательство обещало перевести сюда аванс, но перевода все не было и не было. По убеждению Саши, бухгалтера – враги человеческие. Деньги кончались, но духом он не падал. В кармане у него была путевка Бюро пропаганды художественной литературы и ему ничего не стоит провести вечер в санатории и получить ставку 150 рублей. На обратные билеты хватит.
Они познакомились с абхазцем, директором совхоза, и Саша, чтобы не ходить в дирекцию санатория и не навязываться, показал абхазцу путевку. Тот с энтузиазмом согласился организовать в санатории писательский вечер и уладить все с дирекций.
Вечер проходил на открытом воздухе перед ракушкой, где иногда играл оркестр. Саша увлеченно рассказывал об Арктическом мосте, о прямом скоростном сообщении с Америкой через Северный полюс. Но не по воздуху, как летали герои-летчики Чкалов и Громов, а под водой в тоннеле, и не в прорытом под дном океана, а в плавающим подо льдами. Скорости поездов будут превышать 2000 километров в час.
— А нельзя ли в Черном море проложить Одесса-Сухуми или Севастополь-Сочи? — слышится вопрос.
— Нет. Лучше подумать, как Дальний восток приблизить, проложить трубу вдоль сибирского побережья Мурманск-Чукотка и вторую мыс Дежнева-Владивосток через Охотское море, — предлагал отдыхающий здесь полярник.
— У нас еще Камчатка есть. Опять же Сахалин. Обмозговать это надобно.
— Япония там рядом. Ей тоже захочется сухопутной державой стать. С железнодорожным сообщением на материк
— Очень интересные предложения, — отозвался Званцев, — но насколько я знаю, японцы приняли на вооружение “Арктический мост” и по его принципу сейчас там делается проект плавучего подводного тоннеля между островами Хонсю и Хоккайдо и этот проект будет конкурировать с другим, по которому тоннель прорывается под дном пролива, разделяющего эти острова.
Слушатели неохотно расходились. Кто-то вспомнил о тунгусском метеорите, и Званцева окружили на шоссе, засыпав вопросами.
Директор совхоза еле пробился к нему, чтобы вручить гонорар за проведенный вечер, передав по поручению директора санатория 80 рублей.
Званцев вспылил, чего с ним почти никогда не бывало.
— Это только полставки. Почему директор считает возможным менять утвержденную правительством ставку? Я не возьму этих денег и считаю, что встречался с отдыхающими в шефском порядке бесплатно.
— Вам придется самому пройти к директору санатория и вернуть ему деньги. В таком деле я не могу быть посредником. Я абхазец, он грузин и наши отношения, как у кота с чужим псом.
— Хорошо. Не откажите в любезности проводить меня к нему.
— С большой охотой. Ваша встреча с отдыхающими была очень интересной, особенно, если встанет вопрос о соединении Одессы с Сухуми.
Директор совхоза провел Званцева в отделанный с претензией на роскошь кабинет директора. Полный грузин, усатый, с лоснящимся сытым лицом, сидел за столом с несколькими аппаратами, хотя телефонная линия была всего одна.
— Вот, товарищ писатель принес вам гонорар за свое выступление обратно.
— Зачэм обратно? — возмутился грузин. — Вот путевка, на нэй моя резолюции. Платить 80 рублэй.
— Но это только полставки, утвержденной правительством РСФСР.
— Так то РСФСР. Здесь Грузия! Понимать надо. Я опрэделяю расходы. Санаторий ввэрен мнэ! Нэльзя бросать дэньги. За 80 рублэй люди недэлю корпят. За один час 150 содрать! Не Большой дорога, не дремучий лэс!
— За выступления у нас предусмотрены две ставки 150 рублей или ничего. И я возвращаю вам ваши деньги, считая, что провел встречу с читателями на общественных началах. Прошу вернуть мне путевку с вашей резолюцией.
И Званцев, положив деньги на стол грузина, взял лежавшую там путевку и разорвал ее в мелкие клочки, положив их на стол, повернулся и вышел из увешанного коврами кабинета. Его провожали испуганные лица служащих санатория, видевших эту сцену.
Как ни в чем ни бывало, с чувством выполненного долга Саша направился в корпус за Таней и через несколько минут они уже спускались к морю с полотенцами.
На шоссе их встретил абхазец, директор совхоза:
— Александр Петрович, я должен предупредить вас, что прокурором района дана санкция на ваш арест.
— Как? За что? — изумился Званцев.
— За избиение директора санатория.
— Что за нелепица? Вы же присутствовали при этом!
— Я только абхазец, а он грузин. Он оскорблен тем, что вы не только вернули выданные им деньги, но и порвали документ с его резолюцией. Составлен акт, что вы бросили обрывки ему в лицо, при этом ударив его. Акт подписали все присутствующие, кроме меня. И мне это еще зачтется.
— Это провокация, и суд установит истину!
— Едва ли. Судья – грузин и мое показание абхазца во внимание не примет.
Званцев привык все решать мгновенно:
— Таня, беги, получи свой паспорт и приходи сюда на шоссе, я буду ждать здесь с нашими вещичками.
Через десять минут они встретились на том же месте с чемоданчиком.
— Мне паспорт выдали, а твой велено задержать, — запыхавшись, говорила Таня.
— Важно в Гудаутах пересечь границу РСФСР, – говорил Саша, сигналя проносящимся машинам.
Одна из них, груженая бочками с горючим, остановилась.
— До Гудаут подбросите? Денег нет.
Из кабины высунулся шофер-грузин:
— Слуший, какие дэньги? Садис в кузов, там бочка грязный. Зачэм дэньги, эсли человэк хороший. Садис!
Машина тронулась. Званцев смотрел назад на фигуру предупредившего их абхазца, скрывшуюся за поворотом.
Но Званцев продолжал смотреть назад, ожидая погони. И милицейский виллис появился сзади. Там мог быть ордер прокурора.
Но милиционеры спешили по другим делам. Они быстро догнали грузовик с нефтяными бочками и перегнали его.
Еще несколько “подозрительных” машин догоняли нефтевоз и равнодушно исчезали впереди.
В Гудаутах уже была РСФСР и конечная станция железной дороги. Денег на билеты не было. Пришлось до Сочи ехать зайцами. Удача сопутствовала им. Контролер явился перед самыми Сочи. Но при виде Званцева, он не потребовал с него билета, а воскликнул:
— Товарищ полковник! Какая встреча! Отдыхали здесь?
— Да вот, просчитался, — ответил Званцев, узнав автомеханика, опрокинувшегося на автомашине-мастерской с моста в Трансильвании. — Возвращаемся пустыми. Едем зайцами.
— Да, зайца вы ловко сбили на альпийской дороге. Небось, жаркое было вкусное. Вы меня извините, разрешите продолжить проверку билетов?
— Рад был встретиться. Давай, проверяй, и не кувыркайся больше.
И тот ушел, не оглядываясь.
В Сочи в сквере перед вокзалом ночевали уезжающие курортники. Среди них Званцев обнаружил сотрудника своего института Сашу Констанцева, завтрашнего профессора, красивого крымского татарина с молодым лицом и седыми волосами.
— Очень удачно вы меня нашли, — сказал тот, помня как Званцев с Иосифьяном отстояли его от сталинской высылки в казахские степи вместе со всем крымским народом за общение кого-то с немцами. — Мне не удалось заблаговременно купить билет в мягкий вагон, и деньги остались. Я вам отдам на два жестких билета.
— А как же вы?
— Я с вашей помощью поеду на крыше.
— Как с нашей помощью? — не понял Званцев.
— Я буду спускаться к вам, и высыпаться на верхней полке.
Так они и ехали до самой Москвы. Саша Констанцев с приятелями, альпинистами, ехал на крыше, спускаясь в купе к Саше с Таней, чтобы выспаться. И, будучи талантливым ученым, нисколько не смущался от такого нарушения железнодорожных правил.
Через месяц, зайдя в Союз писателей, Званцев узнал, что его просят зайти в районное отделение МВД.
Это было недалеко, и вскоре Званцев сидел напротив пытливо разглядывающего его пожилого широколицего скуластого майора МВД, не похожего на допрашивавших его когда-то капитанов.
— Так значит, без паспорта и удрали? — с улыбкой спросил он.
— Я же знал, какая будет волокита и как охотно подчиненные оскорбившегося грузина лжесвидетельствуют.
— Это вы правильно сделали. Видите, у меня под рукой толстую папку? Это “ваше дело”, вам вслед, вместо соли на хвост, посланное. Нам бы много хлопот стоило вас выручить, если б они вас арестовали. Вот ваш паспорт. Они не имели права задержать этот документ. Будьте осторожнее в национальном вопросе, особенно в абхазо-грузинском.
Так закончился для Званцева 1946-й “ухабистый” год.