Жить хоть сложно,
Но по слухам:
Падать можно,
Но не духом.
Весна Закатова (по Сократу)
Воскресным утром, ничем не выдавая своего подавленного состояния, Званцев встал, как обычно, с дивана в своем московском рабочем кабинете и, с невольной горечью вспоминая летнюю Переделкинскую встречу и свое с Васей радиоинтервью, накинув халат, прошел в ванную принять холодный душ и сделать гимнастику по Миллеру, как привык с детства.
Холодная струя на миг перехватила дыхание, потом вселила бодрость. Выключив воду, стал тоже по Миллеру растираться мохнатым полотенцем до ощущения тепла. Затем – массаж.
Пока он занимался гимнастикой, встала жена Танюша, и вошла в ванную.
По ее настоянию он не запирался изнутри, однажды там упал и еле поднялся сам.
Жена посмотрела на мужа и вскрикнула:
— Что это у тебя? На пояснице.
— Да ничего. Немного чешется.
— Какое там “немного”. Это же лишай! Где ты подхватил?
— Понятия не имею.
— Ты только посмотри.
— Зеркало высоко. В него не видно.
— А я-то вижу хорошо. Сейчас же вызову врача.
— Сегодня воскресение, я завтра съезжу сам.
— Ни в коем случае. Ты не молод. Я позвоню Анатолию Исаевичу домой. Он живет близко. Запускать нельзя. Кто знает, что это такое?
Званцев пожал плечами и стал одеваться.
Как всегда по воскресениям приехали Никита с Мариной.
Обедали вместе. Подавая десерт, Танюша спросила:
— Может быть не надо кофе? А если это связано с давлением?
— Если Анатолий Исаевич запретит, не буду. А пока налей.
— Никита, ты не знаешь, где мог папа подхватить лишай? Он мне не признается. Вы не ходили с ним в баню?
— Я думаю, ему не в чем признаваться. Он моется в ванной.
— Ну не знаю... Это ведь заразно... А вот и Анатолий Исаевич, — прервала себя Танюша, услышав дверной звонок.
Званцев прошел в кабинет и встретил там врача.
— Вы уж нас простите за беспокойство. Я думаю, ложная тревога.
— А мы сейчас посмотрим. Татьяна Михайловна права. В вашем возрасте предосторожность никогда не помешает.
— Ты слышишь, что Анатолий Исаевич говорит? У мужа лишай на пояснице. Это не симптом чего-нибудь серьезного.
— Проверим, — пообещал врач, осматривая пациента. — Ну, что ж картина мне ясна. Опоясывающий лишай. На нервной почве. И никаких других причин. Очевидно, у Александра Петровича был нервный стресс.
— Как стресс? А я ничего не знаю!
— Цените, Татьяна Михайловна, он вас бережет.
— Никита, Никита! Поди сюда. Какой у папы был стресс? — спросил мать у вошедшего в комнату сына.
— А он не рассказал? Не хотел меня выдать. Это я виноват.
— Час от часу не легче! Что-нибудь у тебя?
— Нет. У папы.
— Да будет вам! — запротестовал Званцев. — Еще Сократ две тысячи лет назад пережил такой лишай. И я переживу.
— Откуда у вас такие сведения о Сократе? — заинтересовался Бурштейн.
— Иначе он не выдумал бы свой афоризм для тех, кто готов пасть духом.
— Насчет Сократа вы меня просветили, — говорил врач, прощаясь.
Когда вернулись в кабинет, Танюша потребовала:
— Так что это за причина, от которой можно падать духом? Раз папа молчит, говори ты, Никита.
Сын начал неохотно:
— Я уже сказал, что виноват. Папину повесть о Нострадамусе приняли в журнале “Молодая Гвардия”. Попросили продолжения. Он написал, как вторую часть романа “Озарения Нострадамуса”. Ее напечатали “из-под пера”, вернее с машинки, с которой он выдавал оригинал в одном экземпляре, и без конца его правил.
— Да уж знаю. Этими черновиками завалено полкабинета.
— В таком же виде была и третья часть. Требовалось отдавать ее перепечатать машинисткам. Вместо этого я предложил набрать ее на компьютере и выдать чистый красивый экземпляр. Взял рукопись, положил в сумку и поехал с Мариной домой. По дороге заглянули в продовольственный магазин. И пока мы там были, дверцу машины вскрыли, и сумку с рукописью с заднего сидения украли...
— Так в чем твоя вина? — вступилась за сына мать. — В том, что тебя обокрали?
— Вина моя в том, что я до сих пор не перевел папу на компьютер. В нем всегда остается резервная копия. Мы условились тебя не волновать, а он взялся писать часть сызнова.
— У меня резервная копия в голове, — вступил Званцев. — Ведь человек вроде компьютера, пусть медленнее, но умнее.
— Спасибо, что поберегли, — с иронией сказала мама. – Медведь пустынника тоже уберегал от мух, когда одну из них камнем смаху раздавил у него на лбу...
— Ну, это ты, Танек, уж чересчур, — запротестовал Званцев. — Такова писательская участь.
Трагедия добавила Званцеву седых волос. А Никита собрал отцу компьютер с увеличенным экраном, чтобы лучше папе видеть.
Третья часть романа была опубликована по вине Званцева с отрывом на четыре месяца, а заключительная и того больше, в конце 1995 года уже по воле главного редактора журнала Кротова.
Но в следующем году он выпустил роман отдельной книгой, как приложение к журналу. Хорошей рецензией о ней отозвался журнал “Гороскоп”.
Полный энтузиазма, Званцев пишет второй роман о предсказаниях провидца “Ступени Нострадамуса”.
И здесь его ждал новый удар похлеще кражи одной части. Он не сразу его почувствовал. Поначалу Кротов непонятно долго держал у себя первую часть с экскурсом в Историю, к таким персонажам, как Александр Македонский, Петр I, Наполеон, Гитлер, Сталин. Болея за будущее человечества, автор, через пришельца из “неомира”, старца Наза Веца, искал среди исторических личностей, в свое время завоевавших мир, способного теперь его возглавить, чтобы предотвратить грядущую экологическую катастрофу с Концом Cвета. Такого Героя, способного на будущий подвиг, не нашлось. Все они готовы были завоевывать мир, но не спасать.
Эта первая часть была опубликована частично в журнале ”Свет” и полностью в журнале “НИВА” в Акмоле, объявленной столицей Казахстана. Родившегося там Званцева избрали почетным гражданином города. А саму Акмолу переименовали в Астану.
А Кротов все тянул, ссылаясь, что нет подходящего по составу номера журнала, где можно начать публикацию романа.
А дальше грянул гром...
Когда Званцев принес остальные части романа, Кротов его огорошил:
— Редакция приняла решение отказаться от крупных вещей с продолжениями, — и совершенно нелогично добавил: — Но это не меняет отношения к вам, Александр Петрович, как к классику. Это общее решение.
Оно напоминало позицию некоторых толстых журналов, сразу заявлявших, что журнал отныне фантастику не печатает. А прошлые свои публикации считает ошибкой.
Бедные Свифт и Гоголь, не говоря уже о Жюле Верне и Уэллсе!..
Никита с тревогой выслушивал отца, страшась последствий нового стресса.
— Не бойся, — сказал отец. — Истинная литература выше конъюнктуры, а литератор, подобен дамасской стали, проходя закалку. Ты – мой творческий наследник. Но требуется научиться ждать! И нам предстоит совместная работа над романом, который я задумал.
— Какой роман? Я о нем ничего не знаю.
— Я введу тебя в курс дела. Я прожил весь ХХ век, прошел огонь и воды. Все, что необходимо для закалки, приобрел, “опоясывающий лишай” получал... Разве что пояс придется затянуть потуже. Ведь все мои сбережения за 60 лет литературной работы поспешные реформы превратили в прах, перенеся меня если не на другую планету, то в мир жалкого капитализма, которому бы развиваться сотни лет, а его подстегивают, чтоб “завершился”, как сталинские пятилетки, в четыре года, а то и в 300-500 дней. И по примеру страны, распавшейся не на “содружество”, а едва ли не на “совражество” независимых государств, как эпидемия, пошло дробление всего, что можно и нельзя расчленить. На нежизненные обломки распались производственные объединения, комбинаты, издательства или крупные заводы, где цеха и типографии требовали свободы. Вот и журналы завоевали “свободу”.
— Но, ведь, свобода – общечеловеческая ценность.
— Ее превратили в произвол, скажем, тех же редакций, не знающих контроля. “Куда хочу, туда и ворочу”. Мы возвращаемся к ситуации 20-х годов, когда наследием НЭПа были карликовые писательские группы вокруг журналов, где печатали своих. Лишь Горький на I съезде писателей смог всех объединить, а теперь его Союз распадается на “писательские осколки“... Толку будет мало. Хорошего не жди.
— Однако, Кротов, вроде, перевел тебя, папа, в оппозицию ко всему, что происходит.
— Дело не в Кротове. Став главным редактором и вытеснив Иванова на престижный пост генерального директора объединения неизвестно чего, Кротов метался, стремясь создать журнал, ни на кого, как он говорил, не похожий, богатый и читаемый. Кидался из края в край. Вернется неизбежно и к большой форме. Крупные книги учат жить. И привлекают. Мелкие по величине и глубине лишь развлекают.
Ни одно издательство не отважилось на “Ступени Нострадамуса.” И лишь вмешательство еще существовавшей Роскомечати во главе с И. Д. Лаптевым, позволило “Современнику” издать оба романа вместе, как дилогию “Звезда Нострадамуса”, включив ее в еще не ликвидированную федеральную программу изданий...
И Нострадамус в подаче Званцева увидел Свет.