По маленькой каюте гидромонитора взволнованно ходил Алексей. Его карие глаза блестели, на щеках выступил румянец.
Денис, ссутулившись, сидел на койке, дядя Саша — на вертящемся стуле около письменного стола. Он следил за Алексеем теплым взглядом, слушая его горячие слова.
— Кто объяснит мне «технологию» творчества? — говорил Алексей. — Почему к самому простому идешь вслепую, кружным путем, а придя, удивляешься? Ведь ты был рядом, в двух шагах! Почему ни я, ни Василий Васильевич, ни десятки других инженеров и ученых не додумались, что трубы во льду не нужны?
— Ты затрагиваешь, Алеша, очень сложный вопрос, — сказал Александр Григорьевич. — Денис рассказал мне по дороге, что на эту мысль его вывело ваше с Василием Васильевичем распоряжение вытягивать трубы на полтора метра. Он додумал, казалось бы, совсем немного: вытянуть их и дальше! Если можно обойтись без труб на длине в полтора метра — можно обойтись без них совсем.
— Вот именно! — Алексей остановился и, словно видел Дениса в первый раз, стал разглядывать его лицо.
Тот даже смутился.
— Он додумался до этой простой вещи, потому что все время думал о том, как обойтись без труб, — продолжал дядя Саша. — Ему нужен был лишь толчок. И этот толчок дали ему вы, инженеры, стремившиеся в тот момент лишь найти выход из бедственного положения.
— Подумайте, дядя Саша, — сказал Алексей. — Сколько людей внесли в идею мола свои поправки! Как не похоже то, что мы сейчас создаем, на мои первые смутные мечты!
Дядя Саша встал:
— В наше время, Алеша, при нашем уровне техники, изобретатели никогда не открывают «америк». Изобретатель как бы кладет последний кирпич в здание, сложенное из бесчисленных достижений, мыслей, изобретений его предшественников или современников. Изобретатель кладет последний кирпич, потому что ему есть куда положить. Даже и сам кирпич подчас сделан другими. Надо только его взять и положить на место. Не сделает этого один, сделает другой. Алексей ударил Дениса по плечу:
— Не могу себе простить, Дениска, что я сам не додумался до такой величайшей по эффекту идеи!
— Все сделанное кажется простым, — сказал дядя Саша. — Но можно ли думать, что инженеры-проектанты могут сделать такой идеальный проект, в котором все предусмотрят, в котором народ ничего не сможет улучшить? Нет таких инженеров, нет таких проектов. А творческие возможности народа неиссякаемы. И решения, рождающиеся в народе, всегда самые простые, самые остроумные. Когда-то подобный Денису представитель народа расставил по-иному своих помощников в шахте, в забое и опрокинул все точные расчеты инженеров. Нефтяник в Баку и одновременно с ним москвич на автозаводе додумались до простейшей вещи — затачивать инструмент, пока он не успел затупиться, — и опять целый переворот в технике. Таких примеров тысячи. И все они нисколько не сложнее предложения вытаскивать трубы изо льда.
— Важно, что все они одинаково эффективны. В этом главное! — сказал Алексей. — Я уверен, что идея Дениса будет принята «на ура» всеми.
Дядя Саша пристально посмотрел на Алексея.
— Видишь ли, Алеша... Хочется предостеречь тебя. Я первый был взволнован предложением Дениса. Но спроси его самого — поддерживает ли он эту идею до конца? Я чувствую, что он сам еще не решил, какую позицию занять. Твое мнение, как я вижу, готово, а вопрос заслуживает очень серьезного изучения. Он требует, если хочешь знать, подлинно партийного, государственного подхода.
Алексей встал и схватился за дверную ручку.
— Мы сейчас же примем решение у Ходова!
— Да, мы должны прежде всего сообщить об этой идее начальнику и главному инженеру строительства. Это человек огромного опыта, трезвого ума, ясной мысли, — согласился дядя Саша.
Алексей нахмурился, закусил нижнюю губу, посмотрел на Дениса. Тот понял этот взгляд по-своему.
— Кто ж додумался? Я, что ли? Ведь не я решил вытягивать трубы изо льда. Вы с Василь Васильевичем, — проговорил низким басом Денис, словно оправдываясь.
Ходов принял Алексея, Дениса и парторга в салоне капитана. Он молча указал на стулья. Репродуктор связи в салоне не был включен. Слышались шорохи и голоса, словно было открыто окно в наполненную людьми комнату. Шла перекличка по линии. Василий Васильевич проверял положение на всех строительных участках, раскинутых между искусственными островами по трассе мола в Карском море. Группы кораблей, возглавляемых ледоколами, прокладывали полынью для спуска трубчатых каркасов.
— Да, да! — говорил Ходов в микрофон. — Вытягивать на полтора метра. Радиаторы встанут выше сугробов. Напрасно сомневаетесь. Я только что получил донесение, что Денисюк со своей бригадой прекрасно справился с задачей: вытащил трубы!.. Вот он сейчас стоит передо мной. Садись, товарищ Денисюк. Что? Для нас сейчас каждый человек важен! А вы людей поморозили. Переводите обмороженных на подводную работу, в тепло. Что? Ничего, под водой теплее. Не сорок градусов, а всего только минус один и восемь десятых. У меня все.
Ходов быстро взглянул на пришедших.
— Третий участок? Вы слышали мой разговор со вторым? Примите все к исполнению. Дизельная станция будет вам сброшена на парашюте. Что вам еще надо? Разве у вас не хватает подъемных кранов? Нет, вам придется обойтись своими, не задерживайте меня разговорами. Четвертый участок? Прошу кратко доложить. Что? Пурга? Знаю, что пурга. Ну и что же? Разве у нас тут субтропики? Такая же пурга. Верю, что тяжело. Не хватает людей? Не уподобляйтесь битым полководцам, которые только и делают, что просят подкрепления.
— Что там у вас случилось? Почему приехали с аварийного участка? — бросил Ходов Денису, но, не дождавшись ответа, снова закричал в микрофон:
— Почему задерживаете сводку о ходе замораживания? Что? Слишком трудно? Все мы знали, как трудно будет строить мол. У меня все. Нет, подкрепления не будет. Обойтись своими силами!
— По линии! Всем по линии! Делаю перерыв на полчаса.
Заслушаю очередные сводки.
Ходов выключил аппаратуру и устало посмотрел на пришедших. На столе перед ним лежал ворох бумаг, которые он с недовольным видом придвинул к себе.
В дверь заглянул радист:
— Луна взошла, Василий Васильевич. Телевизорную связь с Москвой устанавливать?
— Как же вы, Иван Гурьянович, в этакую пургу догадались, что луна взошла? — спросил Ходов, потягиваясь и поднимаясь со стула.
— По календарю, товарищ начальник! Там часы восхода и солнца и луны обозначены... и по циферблату часов, — бойко отрапортовал радист.
— По циферблату часов? — повторил Ходов и снова опустился на стул. — С Москвой — через час. У меня еще не все сводки. Слушаю вас, — обратился Ходов к Денисюку.
Денис потерял дар слова. Опустив длинные руки, он только молча шевелил щетинистыми усами.
Дядя Саша откашлялся. Алексей молчал, поблескивая глазами.
Видя, что Денис не соберется с силами, дядя Саша кратко рассказал Ходову о предложении Дениса, которое сулило экономию несметного числа труб.
Ходов встал и холодным взглядом оглядел смущенного Дениса, взволнованного Алексея и выжидающего парторга. Потом прошелся по просторному салону.
Все молчали. Снаружи доносился шум и свист пурги. В салоне было тепло, и Денис расстегнул полушубок. Плохо выбритое лицо его побагровело.
— Похвально, очень похвально, — процедил сквозь зубы Ходов. — Техническая задача решена блестяще, но...
— Но? — пытливо спросил Алексей.
— Но метафизически.
— Почему метафизически? — искренне удивился Александр Григорьевич.
— Метафизически, то есть вне связи со всеми другими явлениями, — скрипучим голосом пояснил Ходов. Заложив руки за спину, сгорбившись, он ходил взад и вперед по салону. — В нашем случае, — без учета всех остальных обстоятельств и положения на строительстве. Какую задачу поставила перед нами партия? Какое задание дало правительство? Построить опытный участок мола в Карском море. Проверить результат его действия на природу весной. Это значит, что к весне вся трасса мола должна быть заморожена.
Все выжидательно молчали. Ходов прошел за стол и сел на свое место. Зажигалась сигнальная лампочка телефона, но Ходов нажал кнопку, давая знать, что говорить не может.
— Мол должен быть закончен. Да... На него требуется много металла, огромное количество труб. Правительство знало это и отпустило нам нужные фонды. Но дело не в фондах. Вспомним, как делаются и где делаются эти трубы. На юге. В тепле. Без участия людей. Расплавленный металл льется в цех-автомат с одной стороны, и готовые трубы выносятся из цеха конвейером с другой. Вам хочется сэкономить эти почти без всякого труда полученные трубы? Какой ценой вы хотите этого добиться?
— Василий Васильевич! — страстно прервал Алексей. —
Но ведь если не надо труб, то ледяной мол будет строить легче, чем железную дорогу той же протяженности! Он становится рентабельным! Нет самых трудоемких земляных работ! Не будет металла!
— «Легче», говорите? — прищурившись, спросил Ходов. — По-вашему, легче работать на льду в пургу, в мороз, полярной ночью? По-вашему, легче не только спускать трубы под лед, но еще и вытаскивать их обратно, переносить на новый участок? Прошу прощения, у меня иные представления о легкости. Вы, как всегда, увлекаетесь, Алексей Сергеевич. В данном случае вы увлекаетесь экономией металла. Не понимаете, что стране выгоднее делать для нас трубы в благоприятных условиях, избавляя этим полярных строителей от дополнительного труда в условиях тяжелых.
Денис дернулся на месте. Этого возражения он и ждал!
Ходов продолжал говорить ровным, скрипучим голосом, приводя аргументы один неопровержимее другого:
— Приняв предложение Денисюка, вы возложили бы на строителей двойную работу. Они попросту не справились бы с ней. Это и понятно. Наш технологический процесс рассчитан до минут, едва ли не до секунд. Для него созданы специальные машины. — Ходов положил руку на телефон. — Я каждый час слышу о трудностях, о срывах, о неполадках. Принять предложение Денисюка, заставить вместо машин работать людей, — это значит: во имя экономии металла сорвать строительство. Мол не замерзнет к весне, а значит, будет и не нужен. Уж если стремиться к экономии труб во что бы то ни стало, то есть еще более эффективный и простой метод.
— Какой же? — не выдержал Денис.
— Не строить мол совсем, — отрезал Ходов.
Никто не возразил начальнику. Александр Григорьевич сидел нагнувшись, запустив руку в густую бороду. Алексей, видимо, едва сдерживал себя. Денис был ошеломлен.
— Не строить мол совсем, — холодно повторил Ходов. — А если решили мол строить, то надо думать, как его построить, а не измышлять способы к затруднению строительства. Я понимаю хорошие побуждения Денисюка, но я смотрю на вещи реально. Мы должны всячески облегчить труд людей в тяжелых условиях арктической зимы, всячески облегчить... даже если для этого потребовалось бы вдвое больше труб. Для нас важнее всего люди! Люди, а не трубы! Прошу прощения, у меня сейчас будет разговор на линии. Я вам больше не нужен?
— Прошу прощения! Я не согласен с вами, товарищ Ходов! — резко сказал Алексей.
Ходов пожал плечами.
— Мы имеем возможность сэкономить стране несметное количество металла... как мы можем пройти мимо этого? — запальчиво спрашивал Алексей.
— Сэкономить число часов работы машин-автоматов? Да. Но какой ценой? Ценой замены работы машин напряжением мускулов людей, людей, которые обмораживаются на ветру, спускаются в ледяную воду. Вы не так понимаете задачи коммунистической стройки, товарищ Карцев, — Ходов поднялся.
Алексей стоял, не спуская с него пристального взгляда. Казалось, он вложил в этот взгляд весь свой темперамент, всю свою волю, все упорство.
Парторг строительства поднялся.
Ходов счел необходимым обратиться к нему:
— Александр Григорьевич! Что ты скажешь? Ты отвечаешь за строительство наравне со мной, ты больше, чем кто-либо, печешься о людях. Что ты скажешь?
Александр Григорьевич стоял посредине салона, запустив в бороду руку и наклонив в раздумье голову.
— Мое мнение, товарищи, ничего бы не решило. Есть другое мнение — более весомое, более решающее.
Ходов и Алексей выжидательно молчали. Парторг спокойно посмотрел на них и сказал:
— Вопрос этот без народа решить нельзя. Надо, чтобы свое мнение сказали сами участники стройки — партийные и непартийные. Я думаю, что партийный комитет строительства согласится со мной.
— Хотите обсуждать мое мнение на собрании? — понизив голос и с трудом сдерживая гнев, спросил Ходов.
— Да. Решение должно быть подлинно государственным, оно не будет принято ни мной, ни Алексеем, ни тобой, Василий, а принято будет в Москве. Там дорожат мнением каждого строителя.
— Можете собирать любые мнения, — сказал Ходов, ударив по столу ладонью. — Я отвечаю за свое мнение партийной совестью. Я знаю узкие места строительства. Мне поручено строительство мола, а не металлургического завода по изготовлению труб. Для меня люди дороже металла. Прошу прощения.
— Пусть скажет свое слово и народ, — веско заметил парторг.
— Да, надо поговорить со строителями! — ухватился за мысль парторга Алексей.
— Я не против обсуждения. Остерегайтесь митинговым запалом толкнуть строителей на невыполнимые обязательства. Еще раз прошу прощения. У меня время связи с дальними участками. Берусь в любой аудитории доказать несостоятельность и несвоевременность ваших забот об экономии строительных материалов.
Алексей, заикаясь, сказал:
— Н-на ком-мунистической стройке... н-надо говорить и д-думать... д-думать и говорить по-иному!..
— И думать, и говорить, и действовать нужно только так, чтобы обеспечить готовность мола к весне любой ценой.
— Любой ценой? — вызывающе переспросил Алексей. — Да, — отрезал Ходов.
Посетители вышли. Ходов остался один. Он сорвал трубку.
— Телевизорную связь с Москвой! Немедленно! — скомандовал он.