По коридору ледокола почти бежала Галя, на ходу стряхивая снег с меховой куртки.
Галя постучала в каюту Алексея и порывисто распахнула дверь.
Алексей сидел, склонившись над столом, из репродуктора слышались шорохи и голоса. Галя застыла на пороге.
— Почему же трубы не выходят, если вы прогрели их током? — кричал Алексей. — Почему, говорю, не выходят?
Нельзя послать к вам Денисюка. Не может он разорваться. У него тоже кранов не хватает. Простите, тут у меня другой вызов. — Алексей переключил какие-то рычажки. — Что? Опять срыв? Глубина больше, чем предполагали?.. Нет, и не думайте лезть в воду, к водолазным работам возвращаться не будем. Собирайте трубы на льду, а не под водой. Спускайте готовым блоком...
Алексей выключил аппаратуру, оглянулся и, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба, улыбнулся Гале. Под глазами у него были темные круги.
— Как хорошо, что ты приехала. Что-нибудь срочное? Опять срыв? Отовсюду сообщают, что срыв...
— Почему ты думаешь, что произошло что-нибудь? — спросила Галя, протягивая руку. — Здравствуй... Алеша...
Звонил телефон. Алексей снял трубку правой рукой, левую протянул Гале.
— Колонну вездеходов я уже направил к вам. Вы задерживаете сводку о замораживании. С меня Ходов ее требует. Хорошо, я буду ждать. — Алексей повернулся к Гале. — Почему думаю? Ты зашла ко мне не как всегда... не переоделась, — и он тепло улыбнулся.
Галя опустила голову.
— А я думала, что ты никогда не замечаешь.
Алексей встал.
— Это верно, Галя. Я не замечал... не замечал, — добавил он с особым ударением.
Галя вспыхнула.
— Что, Алеша, трудно? — совсем о другом спросила она.
— Трудно, Галя... очень трудно. Садись, рассказывай, что там у вас случилось? Так плохо идет работа на опытном участке!.. Никак не ладится... расползается все... Василий Васильевич, и тот нервничает, все напоминает, что никогда не верил в новый метод.
— У нас ничего не случилось, Алеша. Мы просто закончили разведку грунтов дна.
— Как закончили? — удивился Алексей.
— Спешили, работали без сна, чтобы перейти в твое распоряжение. Нас трое... вездеход... Мы сможем помочь в наиболее трудном месте на опытном участке. Так решил наш комитет комсомола.
— Спасибо, Галя, — сказал Алексей, пристально глядя на девушку. — Дай я помогу тебе снять куртку. Ведь здесь тепло... А тебе в последний месяц и погреться было негде.
— Как у тебя хорошо! — Галя сняла шапку, черные волосы рассыпались, она откинула их со лба. — Знаешь, я часто представляла себе тебя в этой каюте... Вот и не удержалась... — она виновато улыбнулась, — прибежала... Скажи...
очень плохо на участке?
— Да, Галя, плохо. Мы отстаем от всего строительства. Трудно с вытаскиванием и переброской труб. Но в то же время отказ от подводных работ оправдал себя.
— И что же теперь? — Галя подняла глаза.
— Спасибо, Галя... И за разведку спасибо... и за то, что зашла ко мне. Понимаешь, у меня все время было ощущение, что мне кого-то не хватает.
— Кого-то?.. — спросила Галя.
— Знаешь... Должно быть, мне тебя не хватало.
— Почему меня?
— Теперь как-то сразу хорошо стало... уверенно!
Снова звонил телефон.
— Слушаю, Василий Васильевич. Я ждал вашего звонка.
Сейчас приду.
Алексей встал и выразительно посмотрел на Галю.
— Откажешься от вытаскивания труб? — спросила она.
— Отказаться... от самородков? От твоих самородков? — Алексей заглянул Гале в глаза и взял ее руки в свои. — Н ик о г д а!
Минуту они простояли молча. Потом Алексей повторил очень тихо, едва слышно:
— Никогда, — и отпустил Галины руки.
Стоя в дверях каюты, Галя взглядом провожала ладную сухощавую фигуру Алексея, быстро шагавшего по коридору. Одетый в лыжный костюм, он походил на спортсмена. На сердце у Гали было легко и радостно.
...В салоне капитана собрались Ходов, Федор и дядя Саша. Парторг строительства смотрел в темный иллюминатор. Федор разглядывал на столе карту. Ходов расхаживал по салону.
— Пришли? — обернулся он к Алексею. — Прошу прощения, если оторвал от дел. Но именно о делах хочу говорить. Я уже поставил в известность парторга ЦК партии товарища Петрова и капитана Терехова о том, что вызван в Москву для личного доклада Волкову. Надеюсь, вы понимаете, что я вынужден доложить об окончании опыта.
— Какой опыт вы считаете законченным? — нахмурился Алексей.
— Опыт «затруднения» строительства с помощью вытаскивания труб. Вот сводки. Полюбуйтесь. — Ходов потряс перед Алексеем бумагами.
— Я их знаю.
— А я их выучил наизусть. Позор! Ваш участок подводит все строительство. Неужели вам еще не ясно, что порочная идея перестроить метод строительства без коренного изменения механизации провалилась?
— Вы знаете, что нам все же удалось приспособить многие механизмы, мы изменили способ опускания труб, отказались от подводных работ.
— Прошу прощения, вы тратите на этот новый способ больше времени. Монтаж трубчатых блоков на льду затруднен, требует работы на морозе. Вы совершенно не справились с доставкой труб на передний край участка. Доставленные трубы оказываются для новой глубины длиннее или короче. Их приходится «по месту» или обрезать, или надставлять. Появились новые операции! И это называется рационализация! Пока вы добились только вот чего, — Ходов опять потряс перед Алексеем злополучными сводками. — Когда же это вас чему-нибудь научит?
— Я учусь. Все время учусь, Василий Васильевич... и в том числе у вас.
Дядя Саша отошел от иллюминатора, пряча в усах улыбку.
Ходов согнул узкую спину и, заложив за нее руки, спросил:
— Вы что же... все еще, прошу прощения, настаиваете на продолжении своего провалившегося опыта?
— Я настаиваю на завершении нашего опыта и на переходе всего строительства на новый метод, который мы разработаем.
— Это упрямство? — Ходов впился в Алексея холодным взглядом.
— Может быть, это упорство, Василий Васильевич? — вмешался дядя Саша. — И, пожалуй, хорошее упорство.
Ходов закусил губу.
— В Москве я вынужден буду доложить, что переброска, равно как и вытаскивание труб, не обеспечена специальными машинами. Строительство не сможет переходить на новый метод при существующей механизации. Заменять труд машин человеческими мускулами, возвращаться на десятилетия назад мы не будем. Об этом своем решении я и считал необходимым поставить вас, Алексей Сергеевич, в известность. Работы на вашем опытном участке смогут продолжаться, как я полагаю, лишь до моего возвращения из Москвы. На это время, поскольку инженер Карцев все еще будет занят только своим опытным участком, руководство строительством возлагаю на вас, товарищ Терехов. Тебя, товарищ Петров, как парторга ЦК прошу помочь. Я постараюсь вернуться как можно скорее. Душа будет болеть за вас за всех.
Говоря это, Ходов пожал всем руки. Сутуля узкую спину, он пошел к выходу. Вертолет уже ждал его, чтобы умчать в Москву.
Федор, Алексей и дядя Саша остались одни.
Дядя Саша пристально смотрел на Алексея, стараясь уловить в его взгляде растерянность. Но он заметил только решительное упорство. Хорошая улыбка снова спряталась в усах дяди Саши.
— Нашему Василию Васильевичу, Алеша, нельзя отказать ни в резкости, ни в справедливости суждений. Партийный комитет обсуждал положение на строительстве. Дела на нашем опытном участке потому идут плохо, что вопрос мы решили только наполовину.
— Да, вы правы, дядя Саша, — задумчиво сказал Алексей. — Мы еще продолжаем решать этот вопрос, вот почему было бы преждевременно прекратить опытные работы и поиски решения.
Дядя Саша сел к столу и, поставив подбородок на руку, скрывшуюся в его густой бороде, сказал:
— Боюсь, что за последнее время ты, Алеша, все свои силы отдавал не поискам новых решений, а текущим заботам: как бы не отстать еще больше на опытном участке.
— Да, это правда, — согласился Алексей.
— Самое трудное место — это транспортировка. Что же ты думаешь об этом?
Алексей немного смутился.
— Я думал... думал о том, чтобы прокладывать специальную полынью... доставлять трубы кораблем...
— Не выйдет, — прервал до сих пор молчавший Федор. — Ледоколов не хватит. Прикидывал. Из портов не доставишь.
— Пожалуй, ошиблись мы, что поручили тебе руководить опытным участком, — продолжал дядя Саша.
Алексей вспыхнул.
— Надо было оставить тебе свободу мысли. Надо было бы, чтобы ты не погонял своих «опытников», а смотрел бы на приемы их работы со стороны, критиковал бы их, находил бы новые решения.
— Понимаю, дядя Саша, — сказал Алексей, опустив голову. — Конечно, самое трудное критиковать себя.
— И отказываться от своего, — добавил дядя Саша.
— Алексей, мы советовались, — сказал Федор, выколачивая трубку. — Пока прав Ходов. Ты оказался в плену у своих первоначальных мыслей. Когда пробиваешься через тяжелые льды, никогда не идешь прямым путем. Все ищешь нового пути.
Алексей краснел все больше и больше. Действительно, он погряз в мелких неполадках и заботах рабочего дня. Разработав новый технологический процесс для опытного участка, за последнее время он лишь старался во что бы то ни стало выполнять его, не смотрел на него критически... со стороны. Да, именно со стороны.
Дядя Саша и Федор не сказали Алексею ничего обидного, они не сказали ему, казалось бы, и ничего значительного, но они добились от него именно того, чего хотели.
Алексей выскочил из салона капитана, как из бани. Вытирая потное красное лицо, он побежал к своей каюте.
«Ехать на участок немедленно! На минуту представить себе, что ничего не знаешь, видишь все впервые! Критически осуждать и отвергать все, — пусть даже предложенное им самим. И того же потребовать от других, а не слепого и усердного выполнения раз принятого».
Рывком открыв дверь в свою каюту, Алексей увидел там заснувшую Галю. Она сидела у стола, уронив на него голову с рассыпавшимися черными волосами.
В первое мгновение Алексей смутился, он хотел разбудить спящую девушку и вдруг почувствовал желание поцеловать ее волосы, пока она спит и не заметит этого, но Галя проснулась и сразу же заметила в Алексее перемену. Его возбужденное лицо сияло внутренним светом.
Она спросила его только взглядом. Вместо ответа он предложил:
— Хочешь поехать со мной на участок?
Гале смертельно хотелось спать, но она вскочила, счастливая, готовая ехать куда угодно. Она любовалась Алексеем.