Поднялся штормовой ветер.
Алексею приятно было вдыхать рвущийся в легкие воздух, весело было ощущать его бьющие струи, бороться с ними. Приходилось упираться ногами в палубу, чтобы не побежать, когда ветер дул в спину, или наклоняться, словно переходя вброд бурный поток, когда ветер дул в лицо.
Этот встречный ветер представлялся Алексею той сопротивляющейся силой Арктики, которой он бросал вызов.
Начиналась буря. Алексей был рад ей. Он хотел борьбы, желал трудностей, которые надо было бы преодолевать.
Корабль кренило с борта на борт. Свинцовые, зеленоватые на скатах, кипевшие на верхушках пеной гигантские валы бесшумно подкатывались к самому кораблю, но но ударялись о него, а ныряли под киль. Казалось, что они уходят вглубь, но на самом деле они поднимали корабль на свои могучие спины. Судно взлетало, словно на гору, чтобы в следующее мгновение опуститься в низину. Палуба уходила из-под ног и накренялась.
Сидя в каюте, Алексей было почувствовал себя плохо, но здесь, па ветру, все сразу прошло.
Он смотрел на зеленовато-мраморную волну и ему почему-то вспомнилась Женя... Холод в их отношениях... И все из-за его резкости. Как он ненавидит себя за это! Застенчивые люди – он об этом слышал – нарочно прикрываются резкостью, грубостью или еще чем-нибудь. Но почему он так спокойно рассуждает о Жене? Ведь он должен был мучительно страдать, готов был к этому! Ведь он знает свою чувствительность. Читает книгу или смотрит кинокартину, а к горлу подкатывается комок, на глазах влага... Стыд! Непростительная слабость! А сейчас? Почему он вспомнил о Жене только когда повеяло холодом от мраморной волны? Еще одна прекрасная проверка самого себя. Он просто неспособен на настоящее чувство! Может быть, так и должно быть. Только идея, а все остальное где-то вдалеке...
Москва, друзья, гордая Женя... – все теперь казалось Алексею бесконечно далеким. Близким был Дальний Берег. Ничего, что он будет, рядовым работником на арктическом строительстве. Впереди – полярная ночь, пурга, ледовые штормы, встречи с полярниками, доклады о моле, обсуждения проекта и... подготовка к Великой Полярной Стройке!.. Да, именно подготовка. Иначе Алексей и не мог рассматривать предстоящую жизнь в Арктике.
На капитанском мостике, тревожно вглядываясь в горизонт, стоял друг Алексея Федор Терехов, капитан корабля.
В море Федор был воплощенной заботой. Он постоянно чувствовал на себе ответственность за корабль, за людей, находившихся на нем. В шторм никогда не ложился па койку раздевшись, не спал более одного-двух часов подряд. Его можно было увидеть на мостике в любую вахту. Он всегда проверял всех. Когда нужно было пробиваться сквозь льды, он не доверял этого никому, боролся со льдами сам, щадя корабль, не нанося льдинам слишком сильных ударов. Если, бывало, сидя в каюте, Федор ощущал, как содрогается корпус судна от крепкого удара, на который рискнул вахтенный помощник, он мчался наверх и разносил незадачливого штурмана, поучая его, как надо бить льдины.
Капитан Терехов умел выжидать неделями, находясь вблизи острова, медля с выгрузкой, не желая рисковать кунгасами и грузом. Его настойчивое терпение, казавшееся на первый взгляд промедлением, всегда приводило к тому, что за один рейс его корабль успевал сделать много больше, чем любое другое судно.
Сейчас, когда шторм только начинался, Терехов уже стоял на капитанском мостике. На Федоре был плащ из влагоотталкивающей ткани с откинутым капюшоном, надетых поверх куртки. Внешность его не вязалась с представлением Алексея о капитанах в щегольских кителях.
Заметив Алексея, Федор спустился к нему по трапу и сказал:
– Шторм разыгрывается. Встречу с моряками лучше отложить.
– Ну, нет! – сразу возразил Алексей. – Неужели я отступлю при первой же качке? Нет, друг! Будем считать, что Великая Полярная Стройка начнется здесь, сегодня, в шестибалльный шторм!..
– Восьмибалльный... а будет девяти, – поправил спокойно Федор. – Впрочем, как знаешь.
Алексей хотел что-то сказать еще, но закашлялся от порыва ветра.
К вечеру действительно разыгрался сильнейший шторм.
Недаром многие моряки не любят Баренцево море. Штормы в нем страшные.
Теперь валы уже не ныряли под корабль, а ударяли его косматыми гривами. Труба корабля была мокрой. Брызги проносились над ней косым дождем. Вода переливалась по палубе.
Горизонт казался удивительно близким, зубчатым от вздымавшихся волн. Он то взлетал выше капитанского мостика, то скрывался за бортом.
Расстояние между валами стало большим, чем прежде. Корабль теперь уже не качало с боку на бок, а сначала вскидывало носом к небу, потом подбрасывало корму. Винты тогда обнажались и с глухим ревом крутились в воздухе.
Корабль из-за этого не слушался руля, и Федор, находясь на мостике, взял у матроса штурвал. Никто, кроме него, капитана, не умел так ловко выправить курс корабля, поставить судно против волны, используя те мгновения, когда руль опускался в воду.
Алексей, стремясь побороть казавшееся ему унизительным чувство тошноты, пробирался вдоль реллингов, перехватываясь руками по мере движения.
Заметив с мостика друга, Федор передал штурвал рулевому и быстро, чтобы скорее вернуться обратно, сбежал но трапу вниз.
– Доклад твой надо отменить! Морякам привычно. А тебе...
Алексей крепко сжал зубы и отрицательно качнул головой. Ему не хотелось сразу же проявить слабость, отступить.
Федор пожал плечами:
– Меня не жди. Я у руля. Расскажешь потом... Алексей кивнул.
Федор торопливо взбежал на мостик. Корабль уже било волнами в борт. «Не умеют удержать судно!..»
Алексей добрался до матросской столовой и открыл выходившую на палубу дверь.
Помещение было заполнено людьми. Моряки и полярники расположились на скамьях. Некоторым не хватило места, они стояли у стен или сидели на корточках. Против них, закрывая два иллюминатора, висела карта арктического побережья.
Помощник капитана, молодой плотный моряк со скуластым лицом и внимательными серыми глазами, встретил Алексея.
Напряжением воли Алексей заставил себя подойти к карте. Он оглядел лица слушателей, с интересом смотревших на него. По-видимому, никто из них не ощущал качки так, как он.
Алексей начал говорить о природных богатствах Арктики, о том огромном значении, которое приобретает этот край для развития промышленности страны.
По тому как переглянулись между собой слушатели, Алексей почувствовал, что эти люди любят Арктику, гордятся ею.
Алексей и сам увлекся тем, что говорил. Он сразу забыл и о своем недомогании, и о том, где находится.
Он провел на карте линию от Новой Земли к Северной Земле, от Северной Земли к Ново-Сибирским островам и дальше к острову Врангеля. Ледяная плотина, о которой он рассказывал, должна была отделить южную часть полярных морей, не дать туда доступа холодным течениям и дрейфующим льдам.
– Отгороженная часть морей не замерзнет даже зимой, – говорил Алексей. – Там будут лишь теплые воды сибирских рек и теплые воды ветви Гольфстрима. Морской транспорт будет действовать круглый год...
Алексей замолчал, чтобы перевести дух, и взглянул па настороженные лица слушателей.
Какой-то пожилой моряк с висячими усами морщился, словно у него болели зубы.
Настроение Алексея заметно упало.
Он продолжал говорить, но уже без прежнего воодушевления. И сразу же почувствовал, что пол в столовой, который почему-то тоже назывался палубой, уходит из-под ног. Карта то отставала от стены, то плотно приникала к ней.
Алексей говорил об искусственном холоде, о том, как спускать на дно трубы, о том, как до этим трубам будет циркулировать охлажденный раствор. На лбу его выступила испарина. Язык ворочался с трудом. Внезапно Алексей подумал: «Как же спускать трубы в такой шторм?»
Помощник, невозмутимо сидевший за столом, тихо, чтобы услышал только Алексей, сказал:
– Может быть, отложим? Уж очень качает. Алексей вскинул руку: «Нет, нет!» Ему казалось, что отложить доклад – это сдаться на первых же порах.
– Очень жарко, – громко сказал он. – Душно...– и он остановился, потеряв мысль, которую развивал.
– Объявим небольшой перерыв, – предложил помощник капитана. – Подышим свежим воздухом.
Алексей, шатаясь, добрался до двери и, не помня себя, вышел на палубу. Ветер сразу обрушился на него. Алексей ждал его благодатного действия, свежих сил, которые ворвутся в пего вместе с брызгами волн, но облегчения не почувствовал. Он остановился у борта, скрытый переборкой. Перед глазами внизу была черная вода, похожая па нефть, и серая пена... Вода то приближалась совсем близко, то проваливалась вниз.
Алексей проклинал себя. Вот она, излишняя самонадеянность! Он смешон и жалок. Берется за выдвижение грандиозных планов и не может выдержать первой качки.
Алексей оглянулся. Никого. Его тактично оставили одного.
Он понял, что ему пора вернуться в столовую.
При виде его моряки и полярники поспешно заняли места, гася папиросы. В этой поспешности Алексей почувствовал внимание к себе, к теме его доклада.
И он продолжал свое сообщение:
– Я рассказываю вам первым об этом, – говорил он. – Рассказываю не для того, чтобы похвастаться смелой фантазией. Я страстно верю в то, что этот замысел можно и должно осуществить. Но, может быть, я пе все учел. У меня нет опыта, который есть у вас. Я жду, что вы пе только зададите мне вопросы, но и сами выскажетесь по существу проекта... Позвольте теперь мне послушать вас...
– Какие будут вопросы к инженеру Карцеву? – спросил помощник капитана.
Долгое время никто вопросов не задавал. Алексей смотрел на свои почему-то посиневшие руки и с трудом делал глотательные движения.
Понемногу помощник капитана расшевелил слушателей.
– А не всплывет ли мол? Лед-то легче воды? – спросил один из матросов.
– Нет, не всплывет, – отвечал Алексей. – Тело, которое легче воды, всплывает лишь в том случае, когда вода действует на него снизу. Наш мол смерзнется с дном, вода не попадет под него, и он будет стоять на дне, как говорят, всей своей тяжестью.
Поднялся молодой полярник в круглых роговых очках.
– Простите, меня интересует, куда денется вода, поступающая в отгороженный канал? Ведь если ей не дать выхода...
– Понятно! – перебил Алексей, которому не терпелось скорее ответить.– Несомненно, в некоторых местах понадобится сделать в ледяном моле ворота, чтобы дать выход теплым водам в океан... Но места для них надо выбрать с выгодой, чтобы холодное течение не проникло через них. Этот вопрос еще придется изучить.
– Я потому спрашиваю, – сказал молодой человек, – что по специальности я гидролог и занимаюсь изучением течений.
– Вот видите, – обрадовался Алексей. – Вы можете оказаться очень полезным в разработке этой идеи.
Вопросы сыпались один за другим. Алексей уже не чувствовал приступов морской болезни. Он оживился, вышел из-за стола, балансируя при крене палубы.
Послышался глухой кашель. Тот самый седой моряк с висячими усами, которого еще раньше заметил Алексей, старательно откашливался.
– Я, собственно, не вопрос хочу задать, – сказал он.– Я хочу сказать пару слов...
– Просим вас, Игнат Григорьевич, – пригласил моряка помощник капитана. – Игнат Григорьевич у нас один из старейших полярных навигаторов порта острова Дикого. Следует к месту назначения, – пояснил председательствующий Алексею.
– Мне очень интересно послушать вас, Игнат Григорьевич, – сказал Алексей.
Моряк, чуть сутулясь, подошел к столу, сел рядом с помполитом и проговорил:
– Вот послушали мы вас с интересом, уважаемый молодой инженер. Предлагаете вы построить этакую ледяную китайскую стену...
Среди слушателей шорохом прокатился смешок.
–...Решили отгородиться этой китайской стеной от льдов и холодных течений, – продолжал оратор. – Я, конечно, не инженер, – можно построить такое сооружение или нельзя, я не знаю и судить об этом не берусь. Я – моряк, сорок лет проплававший в этих морях. И вот я спрошу вас, уважаемый Алексей Сергеевич, знаете ли вы, как у нас в Арктике начинается навигация?
– Нет, Игнат Григорьевич. Я не слишком отчетливо представляю это себе... Но я для того и еду на этом корабле, чтобы все узнать, что имеет отношение к ледяному молу в Арктике.
– Вот, вот!.. Это вы хорошо делаете, что плывете на этом корабле. На кораблях ведь не ездят, а плавают,– поучительно сказал моряк, дергая себя за ус.
И снова шорохом прокатился смешок. Алексей насторожился.
– И хорошо, что сразу нам обо всем рассказали. И мы вам тоже расскажем... Для предупреждения, так сказать. Вот, хотя бы про льды. Начинается у нас полярная навигация в июле, как подуют ветры с материка. – Моряк, не вставая, потянулся к карте и показал, в каком направлении дуют ветры с берегов. – Ветры эти оторвут ледяные поля, что стояли зиму у берегов, и угонят их в открытое море,– моряк снова указал на карту, на простор морей. – Еще Михайло Васильевич Ломоносов писал об огромнейших пространствах чистой воды в ледовитых морях. А Михайло Васильевич происходил из северных поморов. Он знал, что писал. Так вот: угонят ветры ледяные поля, тут мы, моряки, и пользуемся – в освободившуюся полынью норовим проскользнуть. А вы что же хотите сделать, товарищ дорогой? Забор ледяной построить, чтобы прибрежным льдам никакого выхода в открытое море не было? Да, друг мой Алексей Сергеевич! Ежели вы свой мол построите, то прибрежную полосу так льдом забьет, что через несколько лет не то что круглогодичной, но и летней навигации не будет. Вы уж, пожалуйста, стройте ледяные плотины на гидростанциях или еще где – там, у себя, на Большой земле... но здесь сами теперь, поди, поймете: такую штуку соорудить – медвежью услугу северному мореходству оказать. Простите за резкость. Но лучше раньше предупредить, чем позже.
Старый моряк снова закашлялся и вернулся к своему месту.
Алексей чувствовал, как у него кровь прилила к лицу, уши горели. Он сел. Ему хотелось возражать, спорить, но он заставлял себя слушать. Именно для этого он и отправился в Арктику.
Дискуссия разгорелась.
Невысокий человек с огромным, переходящим в лысину лбом и щетинистыми сердитыми усами, по специальности тоже гидролог, взяв слово, сразу же заявил, что слова капитана его ни в чем не убедили. Вода в отгороженном море будет теплее, а про это капитан будто бы и забыл.
Старый капитан побагровел и крикнул:
– А ты мне докажи сначала, что тепла твоего будет достаточно!
Гидролог тоже горячился, размахивая рукой:
– Вода будет теплее – раз. Чего же бояться тогда льдов? – два. Для того и мол будут строить, чтобы их не было, – три!
Поднялся еще один моряк и сказал:
– Мол строить – сколько сил и средств государственных надо положить. Потому это дело каждый из нас, как свое личное, должен принять. А есть у нас уверенность, что льдов в отгороженной части не останется? Нет у нас такой уверенности. А рисковать тут нельзя. Вот так! – и он сел.
– Пусть они мне сначала докажут, что я неправ, – хрипел старик капитан. – Пусть скажут, останутся льды или нет... Ни одного взводня так не увидишь!
С капитаном соглашались почти все. Действительно, кто может с уверенностью сказать, что льды не останутся у берегов, что тепла охладившейся уже ветви Гольфстрима будет достаточно, чтобы волны гуляли бы в прибрежной полынье.
Алексей нагнул голову, напрягся, словно на него должно было сейчас что-то рухнуть. Мысль его лихорадочно работала.
Как он может доказать, что его предположение верно, что отгороженная часть морей будет чистой от льдов? Пока нет. Нужна будет сеть гидрологических станций, длительные исследования... А если действительно тепла будет недостаточно, если льды останутся, нагромождаясь из года в год? Предвидел ли он это? Но ведь в Баренцевом море так не бывает? Нет, и там бывает. В восточной части моря. Но оно открыто с севера, а Карское море будет защищено молом.
Мнения собравшихся резко расходились. Ни Алексей, ни старик капитан не могли доказать своей правоты. Замысел Карцева если не отвергался, то повисал в воздухе, представлялся сомнительным.
Сжимая кулаки, Алексей думал. В остром, трудном положении ему приходили в голову наиболее яркие мысли. Так бывало за шахматной доской. Так и теперь. Нужно рассчитывать на худшее! На худшее! Но даже и тогда он не отступит так просто. Нужно учесть все. Мечта – первый этап проектирования. Проектировать –это учитывать все. Значит, нужно учесть и возможность того, что льды останутся за молом. Выпустить их надо! Вот что! Раньше надо было об этом думать!
И он с досадой вспоминал, как час назад стоял здесь у карты и рисовал перед серьезными людьми свои мечты, еще не ставшие проектом, не учитывающие всего, что обязан учесть проектант. Алексею казалось, что его тошнит теперь от одного этого воспоминания...
Помощник капитана сочувственно поглядывал на него: Алексей побледнел и стал мрачным.
Он не помнил, как закончилось собрание. Кто-то жал ему руку, благодарил.
«За что? За что благодарят? Просто из вежливости?» – проносилось в мозгу Алексея.
Он вышел на палубу. Волна ударила в борт, ее пенный гребень взлетел ввысь и обдал Алексея водой с ног до головы. Алексей даже не отряхнулся. Вторая волна окатила корабельную трубу.
Моря не было видно. За бортом бушевала ночь. Брызги и струи воды вылетали из непроглядной тьмы, обрушиваясь на палубные надстройки, на вцепившегося в реллинги Алексея.
«...Ледяная стена... она не: только преградит путь северным льдам, но и задержит прибрежные... В результате торосы, торосы, торосы... Наконец, паковые льды у берегов, какие встречаются только под полюсом!.. А нельзя ли выпустить эти льды? Открыть ворота? А почему бы и нет?..»
Волна снова грохнула в борт корабля. Корабль накренился, ноги Алексея заскользили по мокрой палубе. Пена, брызги, ветер ударили его по лицу.
Алексей отплевывался, мотал головой со слипшимися волосами, но стоял у реллингов, держась за них, и не уходил.