К ночи снова разыгралась пурга.
В потускневшем свете прожекторов снежные струи полупрозрачными полотнищами то взвивались к тучам, то стелились волнами по льду. Летающих кранов в белой пелене совсем не было видно. Казалось, что канаты свисают прямо с низкого неба.
Денис сам руководил вытаскиванием труб на опытном участке. Он весь был в заботе – как бы догнать остальные участки строительства.
Снятые радиаторы лежали на льду бесформенными грудами. Над ними сразу же наметало сугробы.
– Вира! Вира! – осипшим басом кричал в микрофон Денис, держа его в рукавице. – Легче бери! Не занозу тянешь!..
Пурга не прекращалась. Где ж тут перекрыть задание, наверстать упущенное!.. Лишь бы дневное задание выполнить!
Трубы из запасов Алексей не давал. Заставлял использовать вытащенные, переделывать их, укорачивая или наращивая в зависимости от новой глубины, на которую их предстояло опустить.
Доставленные по воздуху к новому месту, они лежали около полыньи, полузанесенные снегом, и ждали своей очереди.
Бригада подгонщиков с механическими ножовками, опиливавшими трубы, и сварочными аппаратами, надставлявшими их, сбивалась с ног. «Слесарная мастерская» была под открытым небом. Число помороженных все увеличивалось.
Денис был вне себя от ярости и бессилия. Он носился на вездеходе между двумя участками, где вынимались и вновь опускались под лед трубы.
– Куда? Куда садишься? – кричал он в сердцах пилоту «летающего крана», видя, что тот опускает вертолет около вагончика дизельной электростанции.
Однако пилот посадил машину именно там. Возмущенный Денис ринулся к кабине и тут только заметил выходящих на лед Галю и Алексея. Галя протянула ему руку:
– Дениска! В таких мехах да при твоем росте ты совсем медведище.
Денис перебросил микрофон в другую руку, встряхнул за спиной ранец радиостанции и, стащив меховую рукавицу, осторожно пожал тонкие Галины пальцы.
– Как работа? – кратко спросил Алексей, идя рядом с Денисом.
Денис махнул рукой и крякнул:
– Мартышкин труд. Собираем да разбираем. То радиаторы на трубы поставим, то снова снимаем, чтобы трубы тягать. То режем, то варим, потом снова режем, потом опять надставляем.
Алексей остановился, наблюдая за работой и мысленно повторяя слова Дениса: «Мартышкин труд... Собираем да разбираем... режем да надставляем...» Действительно, ведь сколько раз приходится одни и те же трубы ввинчивать и вывинчивать из коллекторов. А зачем? Разве нельзя вместе с коллекторами вынимать? Или подгонка труб по длине? То резка, то сварка!.. И все это на морозе!.. Только и мечта о теплых трюмах ледоколов, которых нет и не будет. Значит, надо искать иной выход из положения.
– Как только вы тут работаете? – спросила Галя.– Дух захватывает от ветра. У нас, у геологов, право, лучше. Хоть в кабине вездехода можно погреться.
Алексей воспринял слова Гали как укор и задумался.
К Карцеву подошел один из строителей. Алексей, поздоровавшись, стал расспрашивать, как рабочие устраиваются на ночь. Оказалось, что спят здесь в теплых палатках с надувными стенками.
– Тепло-то тепло, – сказал строитель. – Воздух, он лучший теплоизолятор. Только порой недосыпаем. Денис Алексеевич поднимает...
Еще вчера Алексей шуткой подбодрил бы строителя, сегодня и эти слова звучали как упрек. Строитель прав. Люди не должны так работать в наше время. Алексей сам осудил бы такие методы, если бы столкнулся с ними впервые. Конечно, это только опытный участок. Но здесь-то и должны вырабатываться передовые приемы. Должны... но еще не выработаны. И по вине Алексея, который слишком беспокоился о том, чтобы выполнять дневные задания, и упускал из виду главное – возможность перехода всего строительства на разработанный здесь метод.
– Алеша, ты отморозишь себе левую щеку. Надо потереть снегом.
Алексей словно и не слышал Галиных слов.
Денис предложил пойти в вагончик дизельной станции погреться. Галя взглянула на Алексея. Ей не хотелось, чтобы он заподозрил ее в слабости.
– Поставь нашу группу на подгонку блоков. Мы готовили бы их к спуску, как при бурении. Нам привычно.
– Спасибо, Галочка. Давай все же зайдем в вагончик. Надо кое-что обдумать.
Алексей чувствовал, что сегодня он воспринимает все необычно. Он уже многое мысленно отметил, мимо чего еще вчера прошел бы спокойно. Сегодня все это казалось уродливым...
И он вспоминал, идя вдоль фронта работ, что прежде по дну моря перемещался кессон. В нем подводники зарывали в дно П-образные патрубки. Потом сверху в полынью опускали трубы, а водолазы заводили их концы в отверстия патрубков. Затем на коллектор, соединявший трубы надо льдом, монтировались радиаторы. От всех этих операций Алексей отказался, переходя на опытный участок. Теперь блоки труб без участия водолазов прямо со льда спускались в полынью. И все же этого было мало. Слишком многих усилий требовала подгонка труб по длине, диктуемая капризным рельефом дна. Ведь опущенные трубы своими патрубками должны были точно достать дно, чтобы возводимая ледяная стена смерзлась с ним.
«Если смотреть чужими глазами, то окажется, что новейшее сооружение строится допотопными методами. Нельзя собирать и подгонять трубы по длине на морозе? Но как это делать?»
– Эй, красавица, поберегись! – озорно крикнули Гале полярные строители с вездехода, нагруженного блоками.
Галя с улыбкой отошла в сторону.
– Вот они, самородки, – сказала она.
Лесенку вагончика занесло снегом. Протоптанная в сугробе дорожка упиралась прямо в дверь. Денис открыл ее, и на Галю пахнуло теплом, уютом, запахом разогретого машинного масла и озоном, рожденным электрическими искрами.
Вошедших встретил Андрюша Корнев, тот самый вихрастый паренек, который на недавнем собрании говорил о комсомольцах, решивших здесь, в Арктике, стать первыми металлургами.
Галя тепло улыбнулась ему.
– Ну как сон? – спросила Галя. – Так и не вспомнили, зачем утопили огромную трубу?
Андрюша Корнев смущенно улыбнулся.
Галя огляделась.
– Теперь я понимаю, почему вам трубы снятся, – смеясь, сказала она. – Это что за трубища?
– Это? – совсем смутился Корнев. – Это телескоп.
– Телескоп? – удивилась Галя. – Зачем?
– Сейчас два самых романтических места на свете, – стал объяснять Андрюша Корнев. – В Арктике, здесь... и в космосе... на Луне...
– Вы хотите разглядеть, как там опускаются лунные станции? – угадала Галя.
– Нет. При таком увеличении не разглядишь. Но район, в котором они опустятся, увидеть можно. Остальное – с помощью воображения.
– И как же?
– Пурга не прекращается.
– Ох уж эта пурга! Она всем мешает...
– А так хотелось бы в эту минуту посмотреть...
– Вот вы какой! Покажите ваш телескоп.
– Обыкновенная труба в трубе... Выдвигается...
– Вот потому трубы и снятся... Везде трубы.
– Постой, постой, – прервал Алексей Карцев. – Как ты сказал? Труба в трубе?
– Ну да. Выдвигается. Вот посмотрите.
Алексей стал внимательно рассматривать небольшой телескоп, точно впервые видел подобный инструмент.
– Очень интересно, – думая о чем-то другом, сказал он. – Одна труба вдвигается в другую.
– Обычная конструкция. Ничего особенного.
– Вот именно! Ничего особенного! На производстве вовсе не всегда требуется изобретать несуществующее. Важно применить полезное, пусть давно известное! А главное, посмотреть со стороны.
– Н-ничего не разумею, – прогудел Денис.
– А ты взгляни внимательно. Видишь, одна труба вдвигается в другую. Вот если этот телескоп в воду опускать при надлежащей его длине, то он всегда до дна достанет.
– Трошки разуметь начинаю, – почесал затылок Денис. – Только тогда треба иметь трубы разных диаметров.
– Должны быть такие трубы. Помнишь, для патрубков присылали.
– Помню. Маловато их, но у нас на участке найдутся.
– Тогда действуй.
– Что такое? – спросила Галя.
– Ну, брат Андрюша, спасибо тебе за телескоп. Помог ты нам что нужно разглядеть.
– Так вы ж в него не смотрели.
– Зато на него смотрел. Это важнее.
– Понимаю! – обрадовался Корнев. – Как же это я сам не додумался!
– Не ты один, – утешил его Алексей. – Все не могли до такой простой штуки догадаться. Потому что другими делами мозги были забиты. Изобретать-то ничего не понадобилось!..
Денис, озабоченный, вышел.
Галя проводила его глазами и взглянула на Алексея.
– Какие-то вы особенные, – сказала она. – Понимаете друг друга с полуслова и будто на другом, «мужском», каком-то языке говорите.
– Это не «мужской» язык. Это язык «розмыслов»,– отозвался Алексей.
– Как же я не догадался! – сокрушался Корнев. – Тренируюсь, решаю всякие конструкторские задачки, а тут...
– Ничего. У тебя все впереди, – утешил его Алексей. – Тренируйся. И если тебе снятся в морской глубине трубы по четыре тысячи километров длиной, то ты еще что-нибудь грандиозное непременно выдумаешь, чего доброго, сразу мост через океан перебросишь.
Алексей обернулся к Гале.
– Понимаешь, мы тут все трое разом сообразили, что резать и надставлять трубы для различных глубин не требуется. Нужно их сделать телескопическими. – И он погладил Андрюшин телескоп. – Нижняя труба, упирающаяся в дно, меньшего диаметра. А верхняя – большего, чтобы нижняя в нее вдвигалась. Таким образом, длина будет устанавливаться сама собой упершимся в дно патрубком. Блоки труб будут одинаковыми для всех участков. Их даже можно отлить ледяными, как сказал один строитель. И никаких дополнительных мастерских в ледоколах не потребуется.
Алексей повел Галю в вертолет. Нужно было пересмотреть весь технологический процесс стройки. Простейшая, найденная здесь мысль требовала новой документации, чертежей, эскизов, расчетов.
В вертолете, подлетая к гидромонитору, оба молчали.
Робкая, напряженная, Галя сидела на алюминиевом стуле кабины и наблюдала за выражением лица Алек-ся. Он вдруг взял ее за руку.
– Знаешь, о чем я думаю?
Галя отрицательно показала головой.
– Может быть, настоящая любовь действительно способна пробудить все лучшее, что заложено в человеке. Слабого сделать силачом, скептика – оптимистом, завистника – благородным, несмелого – героем?
– Ты говорил, что... она... –• Галя не смогла выговорить слово «любовь», – что она может помешать...
Теперь Алексей замотал головой, взял в свои руки обе Галины руки и крепко сжал их.
Вертолет шел на посадку. Он опускался прямо на борт гидромонитора.
Алексей тотчас позвал Федора в свою каюту. Дядя Саша спал, и они не стали его беспокоить.
Галя, молчаливая, но взволнованная, чего-то ждущая и счастливая, присутствовала тоже.
Алексей горел. Находка, которую он сделал, была невелика, но сейчас это маленькое решение было выходом из очень трудного . положения и сулило многое: и огромную экономию человеческих сил, и сокращение сроков работы.
– Знаешь, Федор, кажется, Эдисон говорил, что изобрести – это сделать лишь два процента дела. Каким я кажусь себе наивным отсюда, издалека! Вот слушай, какая мелочь кажется мне теперь не меньшей по значению, чем многие крупные детали проекта.
И он рассказал Федору о телескопе и телескопическом блоке труб. Алексей и Галя вызвались за ночь подготовить основную документацию для новых блоков.
Федор, дымя трубкой, выслушал Алексея и сказал:
– Ну что ж, чертежи, эскизы, проект – все это хорошо. Но этого мало.
– Чего же ты хочешь? – удивился Алексей.
– Надо к прилету Ходова из Москвы уже строить по-новому. И это будет лучшим доказательством. Я переброшу на твой участок все трубы большего диаметра. Надо подготовить телескопические блоки немедленно. Пойду распоряжусь, – сказал Федор, поднимаясь. – Готовьте чертежи.
Всю ночь Галя и Алексей работали, склонившись над одним столом. Алексей весело насвистывал и без конца ломал карандаши. Галя украдкой посматривала на него. Когда он встречал ее взгляд, то счастливо улыбался.
Закончив один чертеж, Галя откинулась на спинку стула.
– Алеша, помнишь, ты спросил о стихах, которые мне нравятся, а я обещала их позже прочесть? Помнишь? Вот, послушай:
Любить –
это значит:
в глубь двора вбежать
и до ночи грачьей, блестя топором,
рубить дрова, силой своей играючи.
Любить –
это с простынь,
бессонницей рваных, срываться,
ревнуя к Копернику.
Его, а не мужа Марь Иванны,
считая своим соперником.
Алексей поставил локти на стол и, положив на ладони подбородок, внимательно смотрел в черные Галины глаза.
– Любить? – повторил он. – Это ревность к Копернику, Попову, Эйнштейну, Овесяну... Их считать соперниками. Любить – это дорваться до любимой работы, силой своей играючи. Ух, как здорово сказано!.. Любить... Может быть, любить – это, взявшись за руки, идти вперед?
Галя протянула ему обе руки. Он схватил их, привлек ее к себе и стал целовать...
Но, как ни помогала любовь взлету творческой фантазии, закончить к утру чертежи она помещала.
Федору ничего не оставалось, как прислать им в помощь чертежников.