Все изменилось на гидромониторе. Вернулся Александр Григорьевич Петров.
Ходов, узнав о начале работы вакуумной установки в Проливах, встал, прошелся по салону, согнув свою узкую спину и положив на поясницу левую руку, сказал:
– Так и должно было быть. Правительство сразу поступило дальновидно и мудро. Опытное строительство мола было начато в Карском море, на его же побережье перенесены опыты с «излучением Ильина», один раз уже сослужившим нам службу. В резерве была предусмотрена вакуумная энергия.
– Почему же нам не сказали об этом? Почему? – горячился Алексей.
Федор Терехов выколотил трубку и заметил:
– В таких делах у нас иногда принято сообщать результаты.
– Правильно принято, – остановился посредине салона Ходов, выпрямляясь. Он с удивлением потер поясницу. Видимо, привычная боль прошла. Он покачал головой. – Не беда, если и поволновались. На себя должны были рассчитывать.
С этого дня радио по нескольку раз в сутки приносило известия о распространении полыньи. Стали наблюдаться подвижки льдов. Береговой ветер отрывал от берегов припай, гнал льды на мол.
За последние дни вокруг ледокола началось сжатие льдов. Беспокоясь за судьбу ледокола, Федор не ложился спать. Внушали ему тревогу и остальные корабли флотилии.
Полынья еще не дошла до гидромонитора, но мертвая ледяная равнина преобразилась. В солнечных лучах то здесь, то там слепящими звездами вспыхивали зеркальные грани вздыбленных, нагроможденных в торосы льдин. Слышались раскаты грома, ухали пушечные выстрелы, сливаясь в гул канонады. Казалось, где-то близко идет бой.
Войной друг на друга шли ледяные поля. Ветер с посвистом гнал их, чтобы столкнуть. Льды упирались кромками, со скрежетом напрягались, давя, подминая друг друга. Трещины разверзались по километру длиной. Ровная поверхность ледяных полей от перенапряжения вспучивалась складками, как земля во время землетрясения. Вставали зубчатые хребты и, словно ожив, начинали двигаться ледяными валами, готовыми все смести на пути.
Стоя на мостике, Алексей наблюдал за ближним ледяным валом, внушавшим Федору особенные опасения. Вал этот двигался прямо на корабль. Ему оставалось пройти метров пятьдесят. Стихийная, толкающая ледяной хребет сила способна была сжать корабль, раздавить, как яичную скорлупу.
С утра вал приблизился еще на несколько метров. Льдины у его подножия трескались, потом начинали подниматься, словно какое-то чудовище выпирало их снизу спиной. При этом льдины на гребне вала шатались и сползали вниз, на их место поднимались новые, поблескивая гранями изломов.
Вал походил на гигантскую морскую волну, подчиняясь всем законам ее движения, но лишь в другой мере времени, в чрезвычайно замедленном темпе. Он повторял движение волны, как повторяет бег секундной стрелки стрелка часовая, незаметно переползая от цифры к цифре.
Федор вышел на мостик.
– Темное небо, – он указал Алексею на затянутый облаками горизонт.
– Темные облака?
– Чистая вода за горизонтом. Отражается на облаках.
Алексей схватил Федора за руку:
– Федор! Это первая вода, очищенная ото льдов. Вакуумная энергия, сложенная с теплом Гольфстрима! Первая чистая вода в части Карского моря, отгороженной нашим молом! Ты только посмотри на нашего красавца! Взгляни на ледяные поля за ним!
По сверкающему снежному насту тянулись две линии радиаторов, вдали превращаясь в параллельные исчезающие нити. Они напоминали гигантский рельсовый путь, пересекающий ледяную равнину от Новой до Северной Земли.
Вдоль этого «рельсового пути», стоя как бы на невидимых его шпалах, высились ажурные мачты с крутящимися лопастями ветряков. Потеплевший весенний ветер уже не мог охлаждать радиаторы, но через ветряки он отдавал теперь свою силу холодильным машинам, способным охладить раствор и предохранить сооружение от таяния под влиянием теплых вод полыньи.
За линией ветряков до самого горизонта тянулась нетронутая снежная гладь.
– Вот она, переделанная нами природа! – Алексей сделал широкий жест рукой.
Федор вынул из кармана трубку и, не раскуривая, взял ее в зубы.
– Беспокоит красавец, – процедил он, смотря на линию ледяного мола.
– Все тревожишься, полярный капитан? – сказал Алексей, кладя руку на плечо Федора. – В моем представлении ты – воплощенная забота. И я знаю, о чем ты сейчас больше всего тревожишься. Это, вероятно, единственный случай в твоей жизни моряка, когда ты беспокоишься не только о корабле.
– Угадал. Пока льды с обеих сторон мола стояли, спокойнее было.
– Ничего! – сказал Алексей, с вызовом смотря на север, где необозримой равниной раскинулись кажущиеся такими мирными спящие еще льды. – Выдержим! Пусть движется на нас вся эта громада!
– Ты уверен? – спросил Федор, наклоняясь, чтобы защитить от ветра трубку, которую он раскуривал.
– Уверен? – переспросил Алексей и стал сразу серьезным. – Расчет, Федор.
– Точный?
– За это пока поручиться нельзя. Никто из нас, инженеров-проектантов, никто из консультантов-ученых не мог точно назвать ту чудовищную силу, с какой северные льды нажмут на сооружение. Если бы ты знал, Федя, каких трудов, сомнений и опоров стоил нам выбор ширины мола!
– Сто метров! – с сомнением сказал Федор и еще раз посмотрел на две сходящиеся вдали линии радиаторов.
Они были на расстоянии ста метров одна от другой, но по сравнению с белым простором льдов полоска, ограниченная ими, казалась узенькой и хрупкой.
– Поля, – Федор указал на север, – вроде паруса размером во все Карское море. Штормовой ветер потащит на мол весь ледяной покров моря. Раньше мол с юга полями был укреплен. Теперь на них не надейся. Вакуумная энергия растопила «подпорку». – Федор кивнул в сторону взломанных льдов и темного неба, отражающего чистую воду. – Как бы мол не сдвинуло. Всплывет он, как обыкновенная разбитая льдина.
Алексей долго молчал, смотря на север, на грозную ледяную равнину, которая еще ничем не проявляла своей силы, словно накапливая ее.
– И мы этого боимся, Федя, – сказал Алексей. – А больше всех тревожится Василий Васильевич. – Он помолчал. – Правительство понимало эту опасность, и поэтому нам разрешили соорудить в Карском море лишь опытный мол, чтобы проверить на нем все условия работ и уточнить его размеры. Но не думай, что мы слепо подходили к этому вопросу. Сила сжатия льдов не может превышать каких-то определенных усилий.
– Каких?
– Хотя бы прочности льда, через который передается это усилие. Определить силу, которая поднимает вот эти ледяные хребты, мы, инженеры, можем. Мы рассчитываем, исходя из этого, и прочность твоего корабля, о котором ты всегда так печешься.
Федор вынул изо рта трубку и, глядя на близкий ледяной вал, сказал:
– Льды порой раздавливают корабли. Полярный корабль проектируется так, чтобы его выпирало изо льда при сжатии.
– Это все верно, Федя! Я не хочу тебя заверить, что все уж очень благополучно. Враг, осаждавший нас с юга, побежден. Враг, грозящий нам с севера, силен. Но и наша преграда достаточно крепка.
– Покрепче бы надо.
– Нельзя, Федя. Увеличение ширины – это затруднение замораживания, удорожание строительства и удлинение его срока.
Федор выпустил клуб дыма.
– Инженеры-экономщики.
– А что, Федя! Подумай, сколько металла, сколько труб сэкономили наши ребята! Водопровод на Луну в самом деле десять раз хватило бы построить! – и Алексей рассмеялся.
По трапу на капитанский мостик тяжело поднялся Ходов. На последней ступеньке он сухо закашлялся, вынул платок, вытер губы и, чуть горбясь, подошел к Алексею и Федору.
– Простите, если отрываю от беседы. Есть новости.
– Новости? – насторожился Алексей.
– Худые? – деловито осведомился Федор.
– Прогноз погоды очень плохой. – Ходов протянул капитану радиограмму и, обернувшись к Алексею, сказал: – Ожидается северный ветер... – Многозначительно помолчав, добавил: – Предельной силы.
– Я пойду распоряжусь, – сказал Федор, пряча трубку в карман. – Нужно подготовиться на кораблях.
– Не только на кораблях, не только... – проскрипел Ходов. – Подождите уходить, капитан.
Алексей стоял, вцепившись в поручни и повернув лицо к северу.
Ветер уже стал ощутимым, он с силой хлестнул в лицо, но Алексей не хотел отворачиваться.
– Я получил радиописьмо от товарища Волкова. Вам, Алексей Сергеевич, есть весточка от отца. Думаю, что это по одному и тому же вопросу.
– Что может быть общего в письмах Волкова и отца? – удивился Алексей.
– Дело в том, что наше сооружение приобретает еще одно совершенно новое значение. Незамерзающая полынья вдоль берегов Сибири может быть использована для создания воздушных течений, которые уравняют климат полушария, отеплят Арктику, ликвидируют все пустыни.
Алексей сразу понял все. Он почувствовал, что у него перехватило дыхание. Федор почему-то посмотрел на небо.
Ходов все тем же деревянным голосом продолжал: – Я поставлен в известность Волковым о решении правительства создать «Кольцо ветров» и должен ознакомить с этим решением коллектив строителей. Я уже рассказал обо всем Александру Григорьевичу. Он сейчас готовит экстренный выпуск газеты. Ответственность наша, товарищи, неизмеримо возрастает. Весна пришла, полынья только впервые начинает образовываться, а ледяной мол уже должен выдержать...
– Двенадцатибалльный шторм, – вставил Федор.
– Сильнейший нажим льдов, – закончил Ходов. Алексей разорвал конверт и торопливо пробежал
письмо отца.
Он поднял глаза на Федора, посмотрел на Ходова.
– Что же это? – сказал он, вытирая лоб рукой. Глаза его заблестели. – Мы хотели создать только водяную дорожку, а теперь получается, что мы, строя ледяную стенку, перевернем весь мир!
– Вы сказали слишком увлеченно, – расхолодил Алексея Ходов. – Во-первых, мир не перевернется...
– Но переменится! – перебил Алексей.
– Во-вторых, – невозмутимо продолжал Ходов, – сделаем это далеко не мы одни.
– Но «Кольцо ветров» будет начинаться здесь, над теплой полыньей Карского моря, отгороженной ледяным молом...
–...Который надо еще отстоять, – добавил Федор.
– Подумай, Федя, – обернулся к нему Алексей. – Ты начинаешь, пусть даже маленькое, дело... К нему прикасается рука народа, и оно вырастает, становится таким же огромным, как сам народ. Вот сейчас я чувствую, что иду в сомкнутом ряду. И мне не страшно смотреть на эти северные льды, которые погонит на нас двенадцатибалльный шторм.
– Чувство локтя, – повторил Федор. – Думаю, надо опять просить помощи. – Федор показал на грозную снежную равнину, над которой теперь крутились облака поднятого снега.
– Нет, – решительно возразил Ходов. – Мы не будем еще раз просить помощи, не будем надеяться на излучение или другие средства. И не потому, что научные институты не помогли бы нам уничтожить угрожающие поля, а потому, что ледяной мол предназначен для длительной эксплуатации. Как бы могла работать железная дорога, если бы по всякому поводу для ее защиты пришлось взрывать, скажем, самолеты? Мы строили опытный ледяной мол, чтобы убедиться, что он не может сдержать льды, образовать полынью, которая, как это теперь выясняется, будет иметь гораздо большее значение, чем мы это первоначально предполагали.
– А если мол не устоит? – спросил Федор.
– Значит, мы не справились с задачей, неправильно его запроектировали. Значит, проиграли сражение, начнем его с этой же навигацией снова.
– Дать льдам снести мол? – Алексей гневно повернулся к Ходову.
– Прошу простить, не совсем вас понимаю. Вполне возможно, что нам сейчас с этой силой не справиться. – Он указал рукой на север.
Алексей, нахмурясь, замолчал.
Режущие лицо снежные струи летели над палубой корабля. Людям пришлось повернуться спиной к ветру. Им стали видны взломанные льды южнее мола.
– Ледяной вал отодвинулся, – сказал Алексей.
– Хоть этой напасти не будет, – задумчиво произнес Федор.
Льды южнее мола пришли в движение. Пока была хоть какая-то видимость, можно было различить, как налезавшие недавно одно на другое ледяные поля разделялись полыньями.
– Эти отступают, – сказал Федор.
– Скорее бегут в панике, – поправил Ходов. Опускаясь по трапу, приходилось крепко держаться
за поручни. Ветер грозил сорвать Алексея и Ходова с трапа, бросить за борт. Слов не было слышно. Алексей едва догадывался, о чем говорит ему Ходов. Речь шла о сводках давления на мол, которые поступали каждые десять минут.
Корпус ледокола вздрогнул. Заработала машина. Капитан Терехов не желал дрейфовать вместе с отступающими разбитыми льдинами. Он поворачивал корабль, чтобы находиться вблизи мола.
Подбежал радист с очередной пачкой радиограмм. Ветер вырывал бланки из рук Ходова. Ходов кричал Алексею:
– Жмет... Повсюду! Повсюду, говорю, жмет! – Он кашлял. – На тридцать пятом особенно плохо! Тут недалеко, говорю, плохо.
Алексей обернулся назад и, стоя против ветра, смотрел на возникавший мгновениями из снежной пелены ледяной мол.
Ветряки продолжали крутиться как ни в чем не бывало. Одна линия радиаторов теперь граничила прямо с темной водой. Южные льды оторвались и уходили от ледяного мола, бросая его на произвол судьбы.
Зашипели струи гидромонитора. Корабль пробивался к молу, словно спеша к нему на помощь.
– Полный вперед! – командовал Федор, переводя ручку машинного телеграфа.
Корабль выходил на чистую воду. На него обрушились первые в это лето волны.