Часть третья

АРЕНИДА

 

Глава I

ОСТРОВ

 

— Тысяча три морских черта! — проворчал просоленный и выветренный морями человек, переложив трубку из одного угла рта в другой. — Когда я вижу твою чугунную сковородку, мне приходит на ум старая история!

Негр блеснул белыми зубами.

Два матроса подошли поближе. Еще бы! Боцман опять хочет что-то рассказать!

Старенькая яхта, недавно вышедшая из капитального ре­монта, неслась в свой тихоокеанский рейс, как бывало на увеселительную прогулку мистера Вельта-старшего, с преж­ней легкостью, пиратской скоростью и юным изяществом в дряхлом теле.

— Расскажите нам, дядя Эд! — попросил матрос.

— Когда же наконец мне надоест услаждать ваши дыря­вые раковины? — заворчал моряк, выколачивая трубку. — Ну, поверните свои уши на три румба.

Матросы и кок уселись на связку каната. Теплый ветер изредка доносил влажные брызги.

— Пусть кошка научится плавать, если с того времени прошло мало лет? — начал боцман.

Ганс Шютте вышел из своей каюты. Подражая истым мо­рякам, он широко расставил ноги, похожие на бревна, об­локотился о борт и с шумом вдохнул в себя морской воздух.

Ветер фамильярно трепал его куртку, а Ганс Шютте смо­трел на него, если только на ветер можно смотреть, и усме­хался, словно имел что-то на уме.

Да, Ганс Шютте смотрел именно на ветер, на воздух, на морскую смесь кислорода и азота, которую с легким гуденьем продолжал вдыхать.

Вдоль палубы, постукивая косточками пальцев по дере­вянной обшивке, опустив голову с торчащей шевелюрой, шел невысокий человек.

Шютте вытянулся и громоподобно приветствовал его.

Тот поднял усталое лицо с остренькой черной бородкой и молча кивнул.

Удаляясь, он продолжал постукивать пальцами о стенку. Если стена в каком-нибудь месте кончалась, он не обращал на это внимания, продолжая выстукивать свою дробь в воз­духе.

Когда, три раза обойдя палубу, человек этот наконец за­метил, что у перил стоит не кто иной, как Ганс, он остано­вился.

— Я очень извиняюсь, уважаемый герр Шютте, но не можете ли вы сообщить мне, через сколько именно дней после нашего приезда на остров следует ожидать прибытия товарных пароходов с людьми и грузом?

— Не раньше чем через десять дней, герр профессор.

— Ах, десять дней! Позвольте выразить вам свою благо­дарность!

Человек с бородкой вежливо раскланялся и, заложив одну руку за спину, а другой задевая за все попадающиеся пред­меты, продолжал свой путь.

До Ганса Шютте донесся раскатистый хохот матросов. Он прислушался.

— Пусть проглочу я морского ежа и он начнет во мне кувыркаться, если этот человек в странной обуви, называ­емой калоши, не взмахнул в тот момент рукой и не бросил в озеро какой-то предмет! Вода вскипела, как в котле у хо­рошего кока, и все озеро немедленно превратилось в туман, какой встретишь только на Темзе. Ни один из утопленников никогда еще так не промокал, как мой отец и его спутники, когда испарившееся озеро рухнуло на землю. Это был дождь, которому мог позавидовать даже Ной!

Ганс приблизился на несколько шагов.

— Эй, дядя Эд! Что вы там врете, про какой такой потоп?

— О нет, мистер Шютте! Мой отец никогда не врал. Все это действительно с ним случилось в Аппалачских горах в 1914 году.

— Для того чтобы нам слушать сейчас небылицы, от ва­шего отца вовсе не требуется умения врать. Вполне достаточ­но, чтобы врать умел его сын. В 1914 году я сам был в Аппа­лачских горах, и никакого потопа там не было!

— Вы не слышали всего, босс, — сказал моряк, обиженно сплевывая, но не в океан, а на палубу, как и подобало в меру суеверному моряку. — Если хотите, я вам расскажу все сна­чала.

— Не надо, — замахал руками Ганс, — лучше я вам рас­скажу. Со мной бывали случаи почище. У моего босса работал один сумасшедший ученый и изобрел диковинную штуку, которая ко всему притягивалась.

— Расскажите, расскажите! — попросили матросы.

Человек с остренькой бородкой проходил мимо. Он за­думчиво смотрел вдаль, погруженный в свои думы. Ему по­казалось, что он видит на горизонте какой-то дым. Однако он решил, что это, верно, туча.

Ганс Шютте и группа его слушателей остались позади. От­туда доносился громкий смех и гулкий бас Ганса.

Когда профессор снова подошел к группе моряков, Шют­те говорил:

— Да-да-да, та самая собака, что по воздуху летала, бро­силась на меня, когда босс мне велел унять сумасшедшего. Пришлось ее пристрелить.

— А сумасшедший?

— А сумасшедшего посадили в подвал. Только тут ваш Ганс проморгал. — Шютте неловко заулыбался.

— Сумасшедший убежал? — оживился один из матросов.

— До сих пор не знаю, как это случилось. Известно толь­ко, что в этом деле был замешан один шельма-японец. Эх, попался бы он мне в руки! У меня с ним были старые счеты.

— Какие счеты?

Ганс сердито посмотрел на слушателей.

— Ну нет! Этого я уж рассказывать вам не стану! Что вы здесь расселись, лодыри? Развесили уши!

Подошедший профессор обратился к Гансу:

— Не скажете ли вы мне, уважаемый герр Шютте, какое название носит эта земля на горизонте?

Все стали всматриваться.

— Пусть меня похоронят на суше, если это не тот самый проклятый остров, о котором рассказывал мне еще отец! — сказал Эд.

— Аренида! — закричал Ганс.

— Аренида! — закричали матросы и кок.

— Аренида! — прошептал профессор Бернштейн.

Плеск разбивающихся о борты волн и мерное дыхание судовых машин стали необыкновенно отчетливыми. Люди на яхте молча смотрели на поднимающийся из моря остров.

Матросы смотрели с любопытством, кок — с некоторым страхом, моряк — недоброжелательно, профессор — с нетер­пением, а Ганс Шютте — с усмешкой. Он подумал: «Вот она, та печка, откуда начнет танцевать новая война!»

Через некоторое время дымчатые контуры начали превра­щаться в бесформенную массу, похожую на опухоль.

По мере приближения яхты из воды стали медленно вы­растать голые скалы желтовато-ржавого цвета. С этих скал поднимался странный фиолетовый дым. Немного поодаль он стелился по морю, сливаясь с его синевой.

— Там, должно быть, пожар, — сказал негр.

— Да нет! Какой это пожар! Там, наверное, вулкан, — прервал один из матросов.

— Этот дым, парни, — единственное, что есть на остро­ве, — сказал Ганс Шютте.

Вскоре стало заметно, что шершавые скалы покрыты причудливой сеткой глубоких трещин. Отвесные каменные стены спускались к морю, не обещая ни бухты, ни пологого спуска. Пристать к этим стенам, уходившим на сотни метров вверх, нечего было и думать.

Моряки качали головами.

— Это словно проржавленные борта корабля, севшего на риф, — говорил дядя Эд, поглядывая на торчащий из воды странный остров.

Местами скалистый массив острова свисал над морем. Похоже было, что настоящий, нормальный берег где-то вни­зу, под водой, а на нем, словно упав сверху, лежит этот кусок чужой природы — шершавый, потрескавшийся, местами как будто оплавленный.

Долго шла яхта вдоль неприветливых каменных стен, тщетно пытаясь отыскать место, где можно было бы пристать.

Постепенно судно перешло на подветренную сторону, и люди неожиданно почувствовали на себе, что такое фио­летовый газ.

— Я задыхаюсь, мистер Шютте! — закричал кок и схва­тился за горло. Белки глаз его покраснели, он стал хрипеть, на губах выступила пена.

— Босс, надо повернуть назад! — испуганно сказал один из матросов.

— Молчи, рваная покрышка!

Негр катался по палубе, корчась в судорогах.

Все вокруг стало фиолетовым.

Один матрос нелепо вытаращил глаза, опустился вдруг на колени и тихо лег. Другой прислонился к перилам: его рвало.

Вдруг яхта завиляла, словно потеряв управление, и по­мчалась прямо на скалы.

— Не иначе, как это чертово дыхание задушило рулево­го! — закричал боцман, бросаясь к мостику.

В фиолетовой дымке появилась низенькая фигура про­фессора Бернштейна. Он тоже направлялся к мостику. Не видя его лица, боцман узнал его по растрепанной шевелюре. Но когда фиолетовая толща между ними стала меньше, он отшатнулся.

Слезящимися глазами увидел он под шевелюрой профес­сора страшную звериную морду с чешуйчатым хоботом.

Фигура с звериной мордой что-то протягивала боцману.

— Никогда не думал я, что при жизни попаду в ад и встре­чусь с живым чертом!

Боцман, пролепетав это, ухватился за поручни трапа, ве­дущего на мостик, и потихоньку стал сползать по ступенькам.

По палубе, свистя и фыркая, ползло нелепое фиолето­вое чудовище. Фигура с хоботом продолжала протягивать боцману мягкий предмет, потом вдруг бросилась к ползу­щему по палубе чудовищу и в течение нескольких секунд возилась с ним. После этого чудовище поднялось на задние лапы, оказавшись гигантского роста, не меньше, чем Ганс Шютте.

Боцман, теряя сознание, почувствовал, что ему натяги­вают что-то мягкое на голову и твердым сапогом наступают на руку.

Боцман вздохнул и сразу пришел в себя. Теперь он уви­дел пробегающего наверх Ганса и надвигающиеся на яхту скалы.

Ганс Шютте, придерживая хобот противогаза, бежал к штур­валу. Отбросив обмякшее тело рулевого, он налег на колесо.

Если бы берега острова Аренида не уходили отвесно под воду, яхта погибла бы и человечество, может быть, не пере­жило бы всех тех страшных потрясений, о которых будет идти речь. Но Ганс Шютте успел повернуть руль, чем неожиданно для себя повернул историю планеты Земля.

Яхта шаркнула бортом о скалы. Ганс не давал команды в машинное отделение, но почувствовал, что корпус яхты перестал вздрагивать и она остановилась.

«Молодец машинист!» — подумал Ганс. Ему страшно захо­телось чихнуть. Но он был в противогазе и не знал, как в этом случае надо орудовать платком. Он вынул его из кармана и беспомощно держал в руках.

Наверх поднялся пришедший в себя боцман.

У самого берега газа почти не было. Фиолетовой спускав­шейся на море стеной он отгораживал остров от горизонта.

Люди понемногу стали приходить в себя. Видимо, дей­ствие газа сказывалось только во время его вдыхания. На многих профессор Бернштейн успел надеть противогазы.

Около штурвала собрались втроем и держали совет про­фессор, Ганс и боцман.

— Придется нам сознаться: опростоволосились мы с ва­ми, профессор!

— Да, я должен с вами полностью согласиться, уважа­емый герр Шютте. Я никак не мог ожидать столь сильно­го действия газа. Дело в том, что газ этот нигде не описан в литературе. Мне же приходилось иметь с ним дело в очень ограниченных дозах.

— А вы, дядя Эд? Ведь вы сын человека, побывавшего в этих местах.

— Отец мой давно умер. А про удушье рассказывал — это верно!

— Рассказывал! — проворчал Ганс. — А мы все проморга­ли. Однако не говорил ли ваш отец, где тут можно пристать?

— Да разве нет указаний, где прежде приставали суда? — спросил профессор.

— Капитан плававшего здесь прежде парохода обиделся, что вы не зафрахтовали его корыто, и отказался что-нибудь сообщить. А у моего отца не было карт.

— Вы ведь знаете, герр проф, что мистер Вельт был кате­горически против посторонних лиц в этой экспедиции.

— О да, это известно мне, уважаемый герр Шютте.

Яхта тихо покачивалась у самой стены.

Ганс и профессор спустились вниз и привели в чувство машиниста и его помощников.

На яхте не было капитана. Ганс почему-то высадил его в одном из африканских портов и обязанности его возложил на боцмана Эдварда Вильямса, а официальным капитаном объявил себя самого.

Для того чтобы решить, как же быть дальше, опять со­брались втроем в просторной каюте, когда-то отделанной, по капризу мистера Вельта-старшего, шерстью мамонта.

Свисавшие со стен остатки шерсти постарели за сорок лет куда больше, чем за миллионы, пока хранились в вечной мерзлоте.

Вильямс высказался за то, чтобы объехать весь остров кругом.

— Ведь должно же быть место, где приставали суда и два года и тридцать лет назад! Тысяча три морских черта, не могли же они переправиться на остров на крыльях!

— Если это и возможно было несколько лет назад, то немыслимо было в условиях 1914 года, — сказал профессор.

Решили обойти весь остров, придерживаясь возможно ближе его стен.

Вся команда не снимала противогазов. Каждый тщательно всматривался в отвесный складчатый берег.

Яхта шла тихим ходом, боясь наткнуться на рифы.

В этот вечер люди были свидетелями странного фиолето­вого заката. Солнце, просвечивая сквозь пелену газа, сади­лось за горизонт. Люди в безобразных противогазах походили на существа другой планеты, осторожных, подозрительных в чужой, незнакомой им обстановке.

Первым глубокую, зияющую трещину в острове увидел негр-кок. Он стал кричать и приплясывать.

В это время и другие обратили внимание на трещину.

Она оказалась достаточно широкой, чтобы яхта могла пройти в нее. В глубине трещина терялась в непроглядной тьме.

Вильямс пробормотал что-то насчет преисподней, потом оглянулся на Ганса Шютте. Тот махнул рукой.

Яхта повернула к расщелине и осторожно вошла в нее. Там было мрачно и сыро. Отвесные стены словно смыкались в вышине. Стало темно, как ночью.

— Придется зажечь фары! — сказал Ганс.

Матросы баграми ощупывали стены и промеряли дно. Яхта с зажженными огнями медленно пробиралась вперед.

Трещина стала расширяться. Вокруг посветлело. Наконец погасили огни. Трещина оказалась входом в скрытую внут­реннюю бухту.

Здесь голые дымящиеся берега были не так высоки, как со стороны океана. Скалы с характерными складками походили на искусственно высеченные лестницы.

— Недурное место для морской базы! — сказал Ганс Шютте.

Пытались бросить якорь, но дно, видимо, было такое же скалистое, как и весь остров.

Однако бухта была настолько защищена от волнений, что Вильямс решил остаться в этой «каменной чаше».

Высокие стены отгораживали ее от океана и от всего мира, надежно скрывая этот очаг будущих мировых потрясений.

 

пред.         след.