Впервые за все время существования Земли по всей ее поверхности с одинаковой разрушающей силой мел свирепый ураган. Он разрушал дома, уносил крыши, валил деревья, выводил реки из берегов, топил суда, делал затрудненным и без того тяжелое дыхание и дул, дул со все возрастающей силой, вселяя в сердца людей ужас.
Несмотря на этот неослабевающий вихрь, самолеты шли в воздухе.
Это были грузовые самолеты, поднявшиеся с различных мест советских стран. Все они слетались к одной точке земного шара, к громадному аэродрому, расположенному в нескольких километрах от строительства Аренидастрой.
На аэродроме стоял полковник Молния. Он осунулся еще больше. Из-под запорошенного песком капюшона смотрели холодные, серые, чуть усталые глаза.
Молния наблюдал, как перегружали привезенные гладкие цилиндры на грузовики. Прибывали последние аккумуляторы. Отдаленные электростанции посылали плод своей многомесячной работы — сгустки энергии, заключенные в полированные оболочки обыкновенных электрических катушек, замороженных до температуры жидкого гелия.
Полковник сделал отметку в своей книжке.
Всё. Он больше не ждал аккумуляторов. Необходимый для залпа запас энергии был доставлен. Молния устало засунул книжку под капюшон.
В этот момент он увидел круто идущий вниз белый самолет. Приземлившись, летчик вырулил машину и лихо подвел ее к полковнику, едва не задев его крылом. Но Молния стоял неподвижно и не посторонился.
В небе кружил, готовясь к посадке, еще один самолет.
Из кабины легко выскочил взволнованный человек и подбежал к полковнику.
— Товарищ полковник, Куйбышевская энергоцентраль прислала со мной последний аккумулятор!
Вынесли продолговатый цилиндр. Полковник посмотрел на него холодно и равнодушно.
— Вы опоздали. Я ничем не могу помочь. Машины уже ушли.
— Товарищ Молния! — ужаснулся прилетевший. — Так ведь это же сверх плана! Неужели не пригодится? Мы-то старались!
Молния печально пожал плечами.
— К сожалению, я не рассчитывал на это. Мне не на чем отправить ваш аккумулятор.
Человек непонимающе смотрел на полковника, потом схватил его за руку.
— Товарищ Молния, выручай! Ведь мы же с тобой оба спортсмены... Помните меня? Я Зыбко. По бегу я... Товарищ Молния, по-дружески... как спортсмена прошу...
— Что же я могу сделать? — улыбнулся Молния. — Машин-то нет уже, а время на исходе.
— О! Вы, может быть, думаете, что нас никто не встречает? Ничего подобного! Я вижу здесь самого полковника Молнию.
Молния обернулся. Перед ним стоял доктор Шварцман. Сзади доктора застенчиво улыбалась Марина.
Подойдя к полковнику, она протянула руку.
— Скажите, Молния... о Дмитрии... нет сведений?
Молния почувствовал, что рука Марины немного дрожит.
— К сожалению, — Молния посмотрел в землю и пожал плечами, — официально установлено, что паролет вместе со всем экипажем и запасом радия-дельта пропал без вести.
Марина опустила голову.
— Так, значит, все потеряно... Вот почему принято решение о залпе!..
Марина отвернулась.
Доктор забеспокоился. Он подбежал сначала к Марине, потом к Молнии.
— А как же машина? Вы доставите, надеюсь, нас к батарее?
— Машина ждет вас.
— Как? — вскричал Зыбко. — Значит, есть автомобиль? Товарищи, очень прошу отвезти наш аккумулятор! Ведь это же сверхкомплектный!
— Хорошо, — сказал Молния, — аккумулятор поедет вместо меня. Я останусь здесь.
— Как? Почему? Вы, может быть, думаете, что я не могу остаться?
— Нет, доктор, — печально покачал головой Молния, — вы заслужили честь присутствовать при залпе. Я остаюсь здесь. Аккумулятор нужнее.
Подъехал двухместный скоростной автомобиль на гусеничном ходу.
— Вы умеете управлять машиной, доктор?
— Я, может быть, и смог бы... но... — Шварцман взглянул на свой пустой рукав.
— Я умею управлять машиной, — сказала Марина.
— Тогда садитесь. Товарищ Зыбко, поместите аккумулятор в машине. Хорошо, что она сделана, как и все на строительстве, из немагнитной стали.
Зыбко радостно укладывал в автомобиль свою ношу.
Марина взглянула на Молнию. Молния опустил голову.
Через минуту полковник и Зыбко провожали взглядами быстро удалявшуюся машину.
— Всем самолетам немедленно покинуть район залпа! — отдал распоряжение Молния.
— Разрешите мне остаться с вами! — попросил Зыбко.
— Хорошо, — сказал Молния и пошел, надвинув на глаза капюшон.
Скоро два последних самолета скрылись в низком серокоричневом небе.
Волны песка бежали по пустыне, как волны океана. Ветер сдувал их гребни, закручивал и уносил вверх, к самому небу. От этого небо было низким, давящим, песчаным.
Марина и Шварцман вошли в центральную рубку управления. Василий Климентьевич и Кленов радостно приветствовали их.
— Ну-с, Мариночка, — сказал нарком, пожимая девушке руку, — правительство решило произвести залп с вашим защитным слоем. Каждая минута промедления уносит тысячи жертв. Доля риска в этом есть, но все же у нас достаточно уверенности в благополучном исходе.
Марина посмотрела в пол, потом схватила наркома за руку.
— Значит, это правда? Правда то, что нет уже надежды на возвращение паролета?.. Дима! Дима!.. Его не будет больше?
Нарком взял девушку за обе руки.
Марина совсем низко опустила голову.
Василий Климентьевич выпустил бессильно упавшие руки Марины и, притянув ее голову, поцеловал девушку в лоб.
Кленов и доктор разговаривали в другом углу.
— М-да, доктор!.. Во время эксперимента один снаряд достиг цели, другой взорвался. Как видите, риск велик... Тем не менее мы решили стрелять. Гибель Матросова с радием-дельта — непоправимый удар не только для всех нас, но и для всего мира. От успеха выстрела будет зависеть судьба человечества... М-да!.. Риск велик, Исаак Моисеевич... Ну, а как ваша правая рука? Все ли еще чешутся у вас кончики пальцев?
— Да, представьте себе! Ужасно нелепо. Теперь уже не кончики пальцев, а ладонь у меня страшно чешется... Отсутствующая ладонь... Удивительно, право!.. Но, кстати, почтеннейший: мне совсем не нравится, как вы дышите! Вы не дышите, а задыхаетесь!
— Что ж делать! — вздохнул профессор. — Немало воздуха сгорело...
— Все в порядке. Теперь я приехал, чтобы не отойти от вас ни на шаг.
В комнату вошли несколько военных.
— Товарищи, — сказал нарком, — объявляю, что по постановлению правительства залп из всех орудий сверхдальнего боя будет произведен сегодня ровно в двенадцать часов по московскому времени. Через семнадцать минут все должны находиться на предусмотренных инструкцией защищенных местах.
Военные вышли.
— Так, — сказал нарком, заложив руку за борт гимнастерки, и стал расхаживать по комнате.
В молчании проходили нескончаемые минуты.
Доктор Шварцман тоже расхаживал по помещению, все время встречаясь с наркомом. На несколько заданных Кленовым вопросов он только молча кивнул головой.
Тяжелые, гнетущие минуты были длиннее лет.
Марина стояла у стола и теребила платок. Из-под ногтей выступила кровь, оставляя на платке пятна. Заметив это, доктор остановился около Марины и назидательно произнес:
— Типичное проявление горной болезни, результат разреженной атмосферы.
Несколько раз девушка взглядывала на стрелку часов. Снова, как и тогда, перед защитой диссертации, она казалась ей неподвижной. Только секундная стрелка, пугливо вздрагивая, судорожными скачками двигалась вперед.
Нарком остановился и, повернувшись к присутствующим, начал:
— Товарищи, назначенная правительством комиссия по производству залпа в лице меня, профессора Кленова и научной сотрудницы Садовской в сборе. Недостает лишь двух членов: полковника Молнии и летчика инженера Матросова, которые к назначенному сроку прибыть не могут, а потому прошу товарищей членов комиссии приготовиться.
Секундная стрелка нервными скачками двигалась вперед.
Полковник Молния взглянул на хронометр и сказал Зыбко: — Пора! Надо уйти за прикрытия.
Зыбко медлил. Он почему-то уставился в небо.
Молния нехотя тоже посмотрел вверх. Проходили мгновения.
Молния опять взглянул на хронометр. Потом, не говоря ни слова, оба побежали к радиобудке аэродрома.
Яростный ветер сбивал их с ног, но оба бежали размеренным, легким, тренированным шагом, как бегают только спортсмены.
Над землей, совсем низко, неуклюже переваливаясь с крыла на крыло, летел четырехкрылый самолет.
Молния знал, что во что бы то ни стало должен добежать до будки. Надо успеть дать знать! Надо успеть предотвратить рискованный залп!
Гул пропеллера, сопровождающийся какими-то странными перебоями, слышался над самой головой.
Вдруг Зыбко схватил Молнию за руку. Оба упали. Гигантский паролет со свистом пронесся над ними и с размаху ударился в радиобудку аэродрома.
Молния уже бежал к изуродованному самолету. В голове его тяжелой ртутью стучала мысль: «Связь прервана... прервана... прервана!..»
Из обломков паролета выскакивали люди. Молния увидел Матросова.
Полковник налетел на него и обнял, но в следующий же миг бросился к будке.
Второй пилот и штурман вынесли из кабины чье-то бесчувственное тело и положили его на песок.
Мертвенно-бледное лицо оттенялось огненными бакенбардами. Вернувшийся Молния склонился над ним.
— Вот радий-дельта, черт ему в крыло!.. — пролепетал раненый, протягивая тяжелую коробочку.
— Товарищи, — сказал Молния, — до выстрела осталось десять с половиной минут! Из-за аварии связь прервана.
— У нас тоже не работало радио, — сказал Матросов.
— Надо предотвратить губительную трату энергии на рискованный залп. С центральным постом нет никаких сообщений. Туда надо бежать!..
Никто не ответил полковнику.
Три фигуры побежали по песку. Это были Молния, Зыбко и Матросов.
Они не держались друг за другом, как делают на стадионах. Они бежали рядом, упорно не давая друг другу выйти вперед.
Ураганный ветер дул им в бок, заставляя противоестественно наклоняться. Он валил с ног, выхлестывал глаза, засыпал песком уши, нос, рот...
Молния взглянул на хронометр, сбросил плащ и прибавил темп. Спутники его не отставали. При каждом шаге нога глубоко уходила в песок. Глаза почти ничего не видели. Рот судорожно открывался. Дышать было нечем! Легкие готовы были вывернуться наизнанку. От сердца, казалось, отваливались кусочки. Кровь перестала циркулировать.
А Молния все прибавлял и прибавлял темп. Трудно было поверить, что это живой человек.
Перед глазами прыгали мутные круги, из-за них нельзя было разглядеть вырисовывающиеся в песчаном тумане силуэты орудий.
Ноги подгибаются, тело готово упасть вперед, в затылке что-то хрустит и накапливается тупая боль, сердце останавливается... Воздуху! Воздуху!.. Это не бег — это безумное ныряние под водой! В ушах все заглушающий, разрывающий мозг шум...
В кулаке зажато клейкое, липкое... это кровь из-под ногтей. Земля кружится под ногами...
Нет! Не сдавать! Держаться... держаться!.. Сейчас придет дыхание... второе дыхание... Неужели Молния опять прибавляет темп? Это безумие!.. Но кто-то должен добежать, приостановить залп... приостановить во что бы то ни стало!.. Где же силы? Где воздух?.. Воздуху... хоть каплю!
Марина увидела в окно бегущего человека и вскрикнула. Рука наркома, дававшего предупредительный сигнал, дрогнула.
Человек, не добежав двух десятков шагов, упал.
Нарком быстро открыл дверь и выбежал на улицу.
В комнату ворвался вихрь. Марина, задыхаясь, бежала за наркомом. Она видела его широкую спину. Оба склонились над бесчувственным человеком.
— Я не знаю его, — сказал нарком, тяжело дыша.
— А я где-то видела... и не могу вспомнить!
В это время подбежал доктор.
— Ба! Кого я вижу! Чемпион комплексного бега Зыбко!
Нарком удивленно посмотрел на доктора.
Лежавший на песке открыл глаза и прошептал:
— Матро... Матро... сов... привез радий...
— Что? — закричала Марина, вскакивая с колен.
— Нужно перенести его, — сказал нарком.
Девушка снова опустилась на колени.
— Где... где Дима? Где Димочка?
— Сзади... Отстал... — прошептал Зыбко, и едва заметная улыбка скользнула по его измученному лицу.
Марина уже бежала в пустыню. Платье ее развевалось по ветру.
Доктор тщетно пытался догнать Марину. Когда же наконец он подбежал к ней, то смущенно отвернулся и сказал сидевшему на песке полковнику:
— Вы, может быть, думаете, что здесь нужна медицина? Ничего подобного!
Молния улыбался.
— Уважаемый Иван Алексеевич, — говорил нарком час спустя, — я вас прошу, вы сами проследите за тем, чтобы все снаряды были покрыты вторым защитным слоем с радием- дельта.
— Осмелюсь заверить вас, Василий Климентьевич, все будет исполнено, как требует того наука. М-да!.. Все будет исполнено. Я знаю, какое количество жизней от этого зависит.
Церемонно раскланиваясь, Кленов вышел.
Нарком остался один. Он долго ходил из угла в угол, чему- то лукаво улыбался. Потом к нему забежал доктор.
— Понимаете, Василий Климентьевич: у них был необычайный бой с неизвестным гидросамолетом! Противник вывел из строя их силовую станцию и радио... Правда, при этом он разбился сам... Вы, может быть, думаете, что они погибли? Ничего подобного! Их понес ураган. Они стали планировать!
Нарком кивал головой.
— Понимаете? Радио у них выбыло, моторы испортились! А их несет... Занесло куда-то на остров в океане. Там им удалось восстановить половинную мощность... Сесть же на обратном пути нигде не могли. Во-первых, населенных мест не было, во-вторых, шасси у них в бою было повреждено, не выдвигалось. Вот они и полетели сюда.
— Знаю. Все это уже знаю. Мне докладывали, — говорил нарком, тепло улыбаясь.
— Ах, знаете? Ну тогда я побегу кому-нибудь еще расскажу.
Доктор исчез, а нарком опять стал ходить, все так же немного лукаво улыбаясь.
Вдруг доктор опять вернулся.
— Послушайте, Василий Климентьевич! Я забыл у вас спросить, что за таинственную фиолетовую бутылку прислал вам какой-то Ганс Шютте? Что в ней такое?
— Газ, — спокойно ответил нарком.
— Газ? Почему же он в пивной бутылке?
Василий Климентьевич улыбнулся.
— Ганс Шютте собрал его в бутылку для личного употребления. Он уверяет, что это лучшее в мире газообразное пиво.
— Зачем же вам этот газ? — удивился доктор.
— Чтобы сделать его химический анализ.
— А! — хлопнул себя по лбу доктор. — Вы хотите производить такой газ, чтобы использовать его замечательное свойство!
— Да, некоторые из его замечательных свойств, — уклончиво сказал нарком.
Залп был отложен на двое суток. Через два дня, в одиннадцать часов пятьдесят минут по московскому времени нарком снова обратился к членам комиссии:
— Товарищи, назначенная правительством комиссия в лице меня — уполномоченного правительства, заслуженного деятеля науки профессора Ивана Алексеевича Кленова, магистра физических наук Марины Сергеевны Садовской, доктора баллистических наук полковника Молнии и доктора технических наук и самолетовождения инженера Дмитрия Матросова, при участии доктора медицины Исаака Моисеевича Шварцмана полностью в сборе. Через девять с половиной минут будет произведен залп из орудий сверхдальнего боя по очагу воздушного пожара. Все ли готово, по мнению комиссии, для этого залпа?
— Всё.
Нарком первым подписал протокол залпа. Затем все стали по своим местам. В абсолютной и торжественной тишине прошло несколько минут.
Василий Климентьевич дал по строительству предупредительный сигнал. Долго и тревожно выли сирены.
За тридцать секунд до двенадцати часов Молния подошел к огневым приборам.
— Приготовиться! — скомандовал нарком.
— Есть приготовиться! — отозвался Молния.
Сергеев смотрел на стенной хронометр.
— Огонь! — скомандовал он.
— Есть огонь!
Молния нажал кнопку.
Затряслась будка центрального поста управления. Заколебалась почва под ногами людей.
Взметнувшееся вверх песчаное облако насыпало новые холмы за много десятков километров от места выстрела.
Каждое из ста двадцати орудий сверхдальнего боя напрягло свое магнитное поле; через каждый снаряд ринулся колоссальной силы электрический ток, исказивший магнитное поле, превратив его в чудовищную взведенную пружину. И сто двадцать пружин с непревзойденной силой выбросили в черное песчаное небо сто двадцать снарядов.
Это не сопровождалось оглушающим звуком. Выстрел был бесшумен. Но отдача фантастических лафетов прокатилась подземным гулом, как страшное землетрясение. Удар этот был отмечен сейсмографическими станциями даже в Мексике. Во многих городах советских стран остановились потревоженные стенные часы.
Снаряды пробили слой атмосферы, как броню, и понеслись в почти безвоздушном пространстве по заранее с идеальной точностью рассчитанным кривым.
Наконец они снова повернули к Земле и помчались к кроваво-красным бушующим волнам Тихого океана.
Отблеск воздушного пожара освещал клочковатую пену, делая океан похожим на расплавленную медь.
В центре ослепительного и в то же время густого зарева чернел пылающий остров Аренида.
Стая снарядов приближалась к нему. Еще мгновение, и они врежутся в буро-желтые скалы...
Но ни один снаряд не попал в остров. Ни один!
Что это? Неверный расчет?
Правильным кольцом легли снаряды вокруг очага пожара. Они углубились в толщу вод и там взорвались, выделив все несметное количество запасенной в них энергии.
И тогда вскипел, покрылся язвами Великий океан.
Над каждым снарядом родилась воронка, похожая на кратер вулкана с бешено крутящимися стенами. С шипением вырвались из кратеров столбы ослепительного пара и врезались в небо удивительной колоннадой. Ветер рвал, валил эти колонны, но они неуклонно расползались по небу.
Миллионы тонн воды, десятки кубических километров ее мгновенно превратились в туман, черной толщей придавивший океан.
Ураган повлек его тяжелыми, низкими тучами, срывавшими пену с остатков океанских вод. Помчался мутный ураганный туман!
Над пылающим островом тучи столкнулись. Блеск ударивших молний затмил воздушный пожар. Раскололись ржаво-желтые скалы... Чудовищный взрыв грома закачал космическую глыбу, и на дрожащий остров рухнул испаренный океан.
Это не был ливень — это было повисшее в воздухе море. На короткий миг водяной горой поднялся в этом месте океан. Остров и раскаленная атмосфера над ним погрузились на мгновение в воду.
Сокрушительная тяжесть воды опрокинула остров, он скатился в черную пучину. Сомкнулись над ним клокочущие воды...
Гением человека созданный ливень, какого не знала вселенная, потушил воздушный пожар и начисто смыл и налеты серого окисла азота и сам пылавший остров.
Все станции советских стран уже отдавали свою энергию на восстановление атмосферы.
А люди? Что сталось с ними?
Люди сами определяют свою судьбу. Каждый герой нашего романа, каждый человек спасенной Земли почувствовал, как никогда глубоко, в какой части мира он живет.