Глава одиннадцатая
ИСТОРИЯ ЧЕРТЕЖА

«Чем смелее и решительнее выступает наука, тем более при­ходит она в соответствие с интересами и стремлениями рабо­чих». Так писал Фридрих Энгельс.

Для нас это звучит непреложной истиной. Между тем на Западе даже теперь рабочие порой считают машину своим вра­гом. Было время, когда замененные машиной, выброшенные ею на улицу рабочие ополчались не против капиталисти­ческого строя, подлинного виновника их несчастий, а против машин.

Ныне предприниматели используют машину, чтобы закаба­лить рабочего, заставить его работать в ритме конвейера, сде­лать зависимым, легко заменимым, способным лишь на про­стейшие движения.

Капитализм готов всякое достижение мысли обратить против человека. Мир знает, как были использованы империалистами микробиология и ядерная физика, какие машины нужны им для непрекращающейся гонки вооружений.

Механизация сельского хозяйства — одна из тех областей, которые не имеют прямого отношения к вооружениям. Может быть, именно поэтому некоторые участки сельского хозяйства совсем забыты механизаторами на Западе.

Возделывая землю, даже древний земледелец был воору­жен. Он ковырял ее примитивным, но все же орудием — сохой; он жал хлеб серпом, прообраз которого находят при раскопках древних городищ; он молотил цепом, рисунки которого встре­чаются на памятниках древнего Египта.

Развивалась техника, человек создавал себе машины. В сель­ском хозяйстве машины сеяли, убирали, обрабатывали по пре­имуществу зерновые культуры.

А вот лен, стариннейшая техническая культура, лен, издревле одевавший людей, этот лен как извлекался из земли руками людей племени «неприкасаемых» в Индии, как вытяги­вался из почвы руками подвластных средневековому рыцарю крестьян, как теребился руками русских крепостных, так тере­бится и по сей день француженками и голландками, немками и американками.

Рука захватывает пучок льна и вытягивает его из земли. Стебли скользят в зажатой ладони, натирают мозоли. Эти мо­золи становятся кровавыми. Страшно смотреть на руки труже­ницы, теребящей лен.

Лер нужно чесать, снять с него головки с семенами. Мель­чайшие пылинки носятся в воздухе. Удушливый кашель сотря­сает все тело; кажется, что человек не может здесь дышать. Быстро работают женские руки, мелькают в пыльном воздухе гребни...

Перед нами чертеж современной советской машины, которая вместо человека делает все тяжелые операции: теребит лен, на ходу очесывает его, вяжет льносолому в снопы, сбрасывает их на поле, насыпает в мешки очесанные головки льна.

Именно такое достижение науки, такое творение техники наиболее полно соответствует, по мысли Энгельса, интересам простых тружеников.

Как же служит этим интересам наука, как рождалась эта машина, как создавался этот аккуратно сделанный чертеж?

 

* * *

 

В сельском хозяйстве — сотни растительных культур, имею­щих свои особенности, тысячи операций, которые должны вы­полняться машинами. Конструктору каждый раз приходится ре­шать задачу по-новому, часто впервые. Его машина должна сделать переворот в той области, в какой призвана работать, и в то же время эта машина должна быть предельно дешевой. Она должна быть тончайшей по замыслу и простой по выполне­нию. Она должна все делать за человека и не требовать от че­ловека почти ничего.

Все эти задачи стояли перед конструкторами льнокомбайна.

Перед нами первые его схемы. Двадцать два года назад, в 1932 году, их было предложено две: одна опытным конструк­тором Шлыковым, другая молодыми инженерами Маятом и Моисеевым.

Как мало походят эти схемы на наш чертеж! Немудрено, что сделанные по ним механизмы работали плохо.

Впереди машины двигались «делители» — металлические клинья, которые должны были разделять лен на потоки, попа­дающие потом между теребильными лентами. Однако клинья были сделаны столь неудачно, что подминали лен, вместо того чтобы его разделять.

Извлекать лен из земли, по замыслу конструкторов, должны были «бесконечные» теребильные ленты, надвигавшиеся на лен следом за «делителями». Поставленные на ребро, наклоненные к земле, они попарно прилегали друг к другу, захватывая лен, на который наезжали. Сами же ленты прилегающими сторона­ми бежали не по ходу комбайна, а назад, и как раз с той же скоростью, с какой двигалась вся машина.

Таким образом, части лент, захватившие пучок льна, не пе­ремещались относительно льна ни вперед, ни назад. И пучок льна не сдвигался бы с места, если бы зажавшие его ленты не были наклонены. Благодаря этому же наклону место, где зажат был пучок, по мере движения комбайна вперед оказывалось все выше и выше. И лен должен был выдергиваться.

На самом деле, к огорчению конструкторов, это было далеко не так: лен проскальзывал, и теребления %часто не получалось.

Выдернутый лен плохо доставлялся транспортером к очесы­вающему устройству. Словом, в задуманном комбайне все части были так еще несовершенны, что решено было вначале заняться механизмами теребления льна.

Шлыков, Маят и Моисеев стали работать вместе над созда­нием льнотеребилки.

Этой проблемой занялся и Научно-исследовательский инсти­тут льна. Инженер Сиваченко совместно с группой конструкто­ров проектировал весьма оригинальную льнотеребилку. Чтобы, избежать проскальзывания льна между лентами, нужно было добиться у теребильных лент плотного прилегания друг к дру­гу ремней, которые в работе скоро вытягивались. А что, если натягивать эти ремни на криволинейной поверхности? Этим всегда будет обеспечено плотное прилегание ремней друг к другу. В самом деле, сложите вдвое ремень и растягивайте его. Плотность прилегания частей будет невелика. Но натяните ремень на колене, и вы почувствуете, как плотно прильнут они друг к другу на выпуклой поверхности. Так появилась идея криволинейного ручья в теребильном устройстве, то есть такого расположения теребильных лент, чтобы они прилегали друг к другу по кривой поверхности.

Шлыков, Маят и Моисеев тоже увлеклись «криволинейным ручьем». Но чтобы сравнить эти два принципа, решили сделать такой ручей лишь в половине секций, а остальные — с прямо­линейными теребильными лентами.

Криволинейный аппарат, вопреки ожиданиям, работал плохо. Прямолинейный — лучше, но тоже был далек от совершенства.

Маят и Моисеев решили строить льнотеребилку с пятью t прямолинейными ручьями. Шлыков спорил, но вынужден был уступить, передав руководство конструкторской группой Маяту.

 

* * *

 

Новая льнотеребилка была построена весной 1934 года Нужно было ее испытать, но не ждать же для этого осени! Надо найти лен, который поспевает в мае.

И конструкторы вместе со своей льнотеребилкой отправи­лись к знойным берегам Каспия, в Ленкорань, чтобы испытать ее там, а осенью, на севере, успеть еще раз проверить уже под­правленную машину.

В Ленкорань поехала и конструкторская группа из Институ­та льна.

Сколько труда, выдумки, бессонных ночей, проведенных над чертежами или в экспериментальном цехе, сколько страстной преданности делу и, если хотите, честолюбивых надежд стави­лось сейчас на карту! В производство будет принята только одна конструкция, лучшая. Другая будет отвергнута.

Нам знакомы творческие конкурсы.

Музыканты-виртуозы сменяют друг друга на эстраде. Луч­шим присуждаются премии. Народ знает, любит и тех, кто по­лучил первую премию, и тех, кто получил вторую или пятую.

На негласном конкурсе, за которым не следили по сообще­ниям газет миллионы людей, на конкурсе, проходившем на льняном поле у каспийских берегов одна группа конструкторов должна была выйти победительницей, другая — забросить на пыльную полку эти чертежи, каждая линия в которых обдумы­валась долгие часы, вычерчивалась с любовью, а иногда — по­сле горячих споров. Никто не вспомнит уже отвергнутой кон­струкции, никогда не воспользуются этими чертежами в цехах, не покроются они масляными пятнами, не износятся в изгибах, не будут перепечатываться, не будет на заводских чертежах подписи создателей машины...

Соревнование на ленкоранском льняном поле было нисколь­ко не менее страстным, чем любое другое, хотя напряжение борьбы внешне, может быть, и не проявлялось. При встречах соревнующиеся любезно раскланивались, жаловались на жару, нехотя интересовались, как идет работа, и получали «исчерпы­вающий» ответ: «Ничего».

С испытаниями торопились. Обе группы хотели поскорее внести изменения в конструкцию, чтобы осенью, в последнем туре соревнования, победить окончательно.

Лен был еще зеленый. Почва плотная и вязкая. Выдерги­вать лен из такой земли было очень трудно.

Машины испытывались далеко друг от друга. О ходе испы­таний инженеры узнавали вечерами у слесарей, которые помо­гали и той и другой конструкторской группе.

Моисеев, Маят, Шлыков с волнением опробовали свою теребилку. По началу она работала хорошо, славно теребила лен, но... через сотню метров ее приходилось останавливать. Вытягивались ремни, между ними набивалась трава.

Что делать? С криволинейным ручьем такая беда не случи­лась бы, напоминал Шлыков. Но надо было искать выход.

Конечно и прямолинейную ленту можно натягивать. Для этого существует натяжной ролик. По мере ослабления ленты его отодвигают. Но при этом увеличивается расстояние между ним и неподвижными, поддерживающими роликами. Ленты там прилегают менее плотно, и в увеличенный промежуток наби­вается трава.

Вот если бы натягивать ремень, перемещая сразу и первый и второй ролики! Молодые инженеры ухватились за эту мысль. Сразу перемещать не один, а два ролика... Три! Нет, сразу че­тыре!

Слесарь Павел Иванович Калинин взялся переделать теребилку на месте. Искусный слесарь в те дни один заменил целый экспериментальный цех. Лента натягивалась теперь движением сразу четырех роликов, расстояние между которыми не изменя­лось. Машина пошла. Конструкторы бежали за ней по полю. 50 метров, 90 метров... 100! Молодые люди не замечают жары, пот льется со лба на глаза, каплями стекает по щекам.

150 метров! 200! Дыхания уже не хватает, сердце колотится.

Стоп!.. Между четвертым движущимся и пятым неподвиж­ным роликами снова плотный ком травы.

Тяжело дыша, молча стоят инженеры у своей снова отказав­шей машины. На горизонте движется льнотеребилка с кривым ручьем.

Как-то там?

Слесарь внимательно смотрит на машину.

— Надо бы и пятый ролик сделать подвижным, — предла­гает он.

Всю ночь инженеры работали подручными у слесаря, пере­делывая льнотеребилку.

А утром машина переродилась.

Уже давно остановились, в изнеможении упали на землю молодые люди. Смотрели на безоблачное, словно покрытое эмалью небо и смеялись.

Льнотеребилка где-то далеко развернулась и пошла к ним. За нею лентой расстилался лен.

Проходил час за часом, а льнотеребилка все работала и ра­ботала, почти не останавливаясь.

Это уже была большая победа!

Пусть волнуется Сиваченко! Он все узнает. Разве удер­жишь буйную радость, веселье, смех? Тут без чертежей все ясно.

Но снова беда. Сноповязальный аппарат, если его включить, отказывает.

Сиваченко прислал своих помощников с •фотоаппаратом. Он хотел заснять «работающую победительницу», но заснял снова разобранную машину.

Выключить сноповязальный аппарат! Пусть машина рас­стилает лен лентой. Важно главное — лен выдернут из земли.

И машина убирает во время испытаний 18 гектаров.

Невиданная производительность!

Маят, Моисеев и Шлыков торжествуют. Они вышли почти победителями.

Сиваченко повез свою «криволинейку» в переделку.

Теперь машины встретятся на подмосковных полях.

Осенью ленкоранская машина и вторая, улучшенная, по­строенная по ее образцу, выехали на испытания в Волоколам­ский район.

Ленкоранская «победительница» справилась с 20 гектарами.

А вторая машина, более совершенная, убрала на полях 12 колхозов 60 гектаров. Она безотказно работала по два часа подряд!

Конструкторам, привыкшим к остановкам через каждые пять-семь минут, это казалось невиданным достижением. Но колхозники сразу подошли к полезной машине по-хозяйски и предъявили свои требования. Им в поле во время уборки ра­ботать не два, а все десять часов, и в течение всего рабочего дня они хотели убирать лен, а не подправлять машину.

А криволинейная конкурентка все еще «тянулась», тоже те­ребила лен, хотя в не показывала таких результатов.

Первые 50 льнотеребилок было решено сделать по типу ма­шины Маята, Моисеева, Шлыкова.

Подлинным "создателем машины теперь был уже коллектив и конструкторов, и инженеров-производственников, и техноло­гов, и рабочих цеха.

Конструкция машины считалась отработанной, но техно­логически она еще не была совершенной, изготовлять ее на заводе было неудобно, детали нужно было менять, упрощать.

Маят две недели не покидал цеха Люберецкого завода. Не отставал от товарища и Моисеев. Скоро все заводские кон­структоры пришли на сборку. До глубокой ночи работали они с гаечными ключами в руках. Нужно было во что бы то ни стало выпустить серию машин к сезону уборки.

Задание выполнили. Машины были направлены в колхозы Калининской области. Все заводские конструкторы разделились на группы, каждая из которых взяла под наблюдение четыре- пять льнотеребилок.

Инженеры успевали вовремя приходить на помощь кол­хозникам. И машины работали безотказно, убирая по 60 гектаров.

Осенью «теребильщики» — не было раньше такой профессии среди механизаторов — собрались в Калининском обкоме партии.

Колхозники в один голос высказались за новую машину:

— Берет любой лен: и низкий и с сорняками. Прекрасная машина! Но вот сноповязальный аппарат надо выбросить, только мешает.

Так и было решено. Машина в этом виде принималась самы­ми строгими испытателями — колхозниками. Казалось, можно было бы праздновать победу. Но сделать полсотни образцов — это еще четверть дела. Теперь надо освоить серийное производ­ство. К тому же конструкторы — беспокойный народ. Разве они остановятся на достигнутом! Им уже мало пяти пар тере­бильных лент. Они хотят сделать семь!

В 1937 году был выпущен образец семисекционной машины.

И снова встретилась на поле машина Маята, Моисеева и Шлыкова с конкурирующей, отстающей, но никак не сдаю­щейся «криволинейкой» Института льна.

Семь ручьев говорили сами за себя. «Криволинейка» выгля­дела кустарной. Казалось бы, теперь и радоваться Маяту и Моисееву, но они ходили мрачные, хмуро принимая поздрав­ления. Только они одни заметили, что рама, несущая на себе не пять, а семь секций, гнется. Она слаба! Завтра, при продол­жении испытаний, это выяснится, и машина будет забракована. Победит «криволинейка», хоть она и уступает в производи­тельности.

Маят помчался на завод. Никто не заметил его отсутствия. На заводе под его руководством до позднего вечера сваривали усиленную, более прочную раму.

Ночью, в темноте, Маят привез новую раму. Никому из чле­нов «комиссии утром и в голову не пришло, что они испыты­вали, по существу говоря, уже измененную машину.

Но эта законченная ночью в поле конструкция и была той, которая была нужна Советской стране. Свыше семнадцати ты­сяч льнотеребилок выпущено уже по сей день.

Но для Маята, Моисеева и всегда спорящего с ними Шлы­кова новая машина была всего лишь шагом на избранном ими пути.

 

* * *

 

Конструкторы давно уже занимались комбайном для уборки льна, который не только теребил бы лен, но и очесывал его, вязал бы льносолому в снопы, предельно облегчая труд людей. Работая над льнотеребилкой, конструкторы не переставали трудиться и над комбайном, но пока что на чертеже будущей машины четко вырисовывалась лишь теребильная часть.

Как же очесывать лен? Конечно, гребенками. Они должны двигаться друг за другом, закрепленные на «бесконечной» цепи. После того как они очешут головки, на пути им встретится ка­кой-нибудь скребок, который очистит гребенки.

Много неприятностей доставила конструкция транспортера. Из теребильной части лен выходит в вертикальном положении. Надо ли его класть на бегущую горизонтальную ленту или при­думывать транспортер, стоящий на ребре?

Наконец сноповязальный аппарат...

Постепенно отдельные узлы будущего комбайна приобрета­ли право на жизнь. Работало и очесывающее устройство, рабо­тал и поставленный на ребро транспортер, к которому пружина-

ии прижимались стебли льна, действовал и сноповязальный аппарат. С ним оказалось меньше хлопот, потому что он имел дело с льносоломой, у которой не было сцепляющихся головок, как у льна.

Комбайн работал. Теребильная часть у него состояла из пя­ти секций. Конструкцию эту, отнявшую столько сил, можно бы­ло уже предлагать для государственных испытаний.

Но к этому времени появилась семисекционная льнотере­билка. Не может же новый комбайн обладать меньшей произ­водительностью Г

И конструкторы решают изготовить комбайн тоже с семью теребильными секциями и только после этого представить его государственной комиссии.

Такой комбайн был сделан.

И тут конструкторов ждал неожиданный удар. Комбайн не работал. Все детали и механизмы, прекрасно служившие при пяти секциях, сейчас ломались, останавливались, оказывались никуда не годными.

В чем дело? Как это могло быть? Ведь работало же все, работало!

И начались ожесточенные споры. Огорчение переходило в раздражение, раздражение — в ссору. Но вместе с тем твор­ческая мысль стремилась к обобщающим выводам:

— Детали надо делать крепче. Тогда не будут ломаться!

Что может быть проще такого решения?

— Механизмы надо рассчитать на большую производи­тельность и для этого увеличить их размеры.

— Нет! Неверно! Нужно пересмотреть все, все!..

— Ну, уж это почти паника. Почему все?

— Потому, что помочь в нашем деле может только... диа­лектика!

Нужно было решить основной вопрос: можно ли безгранич­но увеличивать производительность машины, только изменяя ее размеры, умножая число ее рабочих органов?

Бесспорно, до какого-то предела это было так. А дальше? Не нужно ли искать для новой производительности новых прин­ципов действия каждого механизма?

Да, в какой-то мере это было так.

Чтобы построить льнокомбайн, рассчитанный на более вы­сокую производительность, нужно конструировать некоторые его рабочие органы совсем по-новому!

Маят и Моисеев страстно убеждали в этом Шлыкова.

— Философия машины!.. — иронически говорил тот отма­хиваясь.

Но скоро и он понял правоту своих более молодых товари­щей и сам увлекся новым подходом к конструированию.

— А ведь верно! Не только утолщением рычагов надо за­ниматься...

Любопытно проследить, как на протяжении всего времени создания машины менялись отдельные ее части, как искали кон­структоры новых и новых решений. Очесывающее устройство. Каким путем добиться, чтобы при большой производительности комбайна головки льна не отрывались? Не в том ли беда, что гребенка захватывает сразу всю головку? Вот если бы она дела­ла это осторожно, нежно, как бабушка расчесывает спутанные кудри внучонка.

Шлыков предлагает поставить гребенки наклонно. Пусть они начинают очесывать лен своей приподнятой частью, захва­тывая только самый верх головки. Потом лен подвинется и к более опущенной части гребенки, и она войдет в головку глубже. Прошла — снова подвинулся лен. Наконец гребенка берет головку под самое основание. Но уже расчесаны «кудри», теперь их уже не вырвет «нежная» рука машины.

Маят предлагает ставить гребенки не на цепи, а на бараба­не. Для того чтобы они всегда оставались параллельными са­мим себе, он придумывает хитрое — «планетарное», как он го­ворит, — устройство. Гребенки в машине будут действовать так, словно их действительно держит ласковая рука.

Быстро движущиеся гребенки надо будет и очищать быстро, а главное — очищать полностью, чтобы они не возвращались засоренными. Конструкторы и тут находят выход. Вращающий­ся барабан с резиновыми лопастями, будто мягкими лапами, на мгновение касается гребенок, снимая с них продукты очеса.

Все это нужно было изобрести, все это нужно было сделать, опробовать, снова изменить, скомпоновать.

Только в 1946 году смогли конструкторы снова заняться льнокомбайном. Удалось закончить две машины, готовившиеся в 1941 году.

В 1948 году окончательно был готов чертеж, который поло­жили мы перед собой в начале главы.

...Идет по полю машина, сделанная по этому чертежу, идет вплотную к живой стене льна, выросшего чуть ли не в челове­ческий рост. Касается теребильная ее часть стеблей — и словно вдруг оживают они. Все такие же прямые, вертикальные, они не падают, как скошенная трава, а будто сами собой начинают взбираться по невидимой наклонной лестнице. На верхней ее «ступеньке» они поворачивают под прямым углом и, чинно, соблюдая очередь, идут по «коридору», скрываясь внутри ма­шины, в «механизированной парикмахерской», где гребнями «нежно» очешут их головки, а освобожденную от сцепляющей­ся шевелюры льносолому выпустят с другой стороны в виде от­дельных собранных снопов, ловко железными «руками» обвя­занных шпагатом. Снопы эти сваливаются на поле. И остается на нем полоса, но не стерни, а темной земли, из которой все до одного растения аккуратно выдернуты. А на этой темной полосе лежат на одинаковых расстояниях один от другого снопы льносоломы и мешки с очесанными головками.

Более пяти тысяч таких машин работают уже на колхозных полях. Высокая награда — Сталинская премия присуждена А. С. Маяту, А. С. Моисееву, М. И. Шлыкову.

Казалось бы, с созданием столь замечательной машины мно­гое будет решено в проблеме льноводства. Однако на деле это оказалось не совсем так.

Убранные комбайном льносолома и ворох — очесанные го­ловки должны были проходить дальнейшую обработку в кол­хозах. И тут снова приходилось применять тяжелый и непроизводительный ручной труд. Ворох негде было сушить, тресту обрабатывали самым примитивным способом. Кроме то­го, и существующие машины: льнотеребилки и льнокомбайны использовались неудовлетворительно. Сложные машины требо­вали высокой квалификации обслуживающих их людей. Во мно­гих местах, неисправные, они простаивали, а лен... лен теребил­ся вручную, как и до начала вдохновенной работы советских конструкторов.

Понадобилось решение правительства и партии, чтобы наме­тить пути перелома в отстающем пока льноводстве.

В своем докладе на сентябрьском Пленуме ЦК нашей пар­тии товарищ Н. С. Хрущев ссылался на опыт десяти льновод­ческих колхозов Новосибирской области, которые попробовали сдавать лен на перерабатывающие заводы прямо с поля в необ­молоченном и необработанном виде. В результате товарный выход волокна, как мы упоминали, увеличился по этим колхо­зам в три — три с половиной раза и семян — в два-четыре раза.

Сейчас этот опыт заимствуют и другие льноводческие райо­ны. Там в ближайшие два-три года возникнут заводы, на которых будет производиться промышленное приготовление тре­сты и обмолот льна. Вместе с тем льноводческие колхозы бу­дут намного больше иметь стационарных сушилок для полу­чающегося после комбайновой уборки вороха. Это сделает применение льнокомбайнов еще более выгодным.

Об этом думают и создатели льнокомбайна.

А. С. Моисеев ныне возглавляет техническое управление министерства, вооружающего машинами сельское хозяйство. Он руководит созданием новых земледельческих машин.

— Когда-то мы рассчитывали наш комбайн на производи­тельность в четыре гектара в день, — говорит он. — Льноводы полюбили нашу машину, показывают на ней чудеса, умудряют­ся убирать не четыре, а восемнадцать гектаров в день. Начиная работу над комбайном, мы и не смели мечтать, что он заменит в поле шестьдесят человек.

Проблемы льноводства занимают сейчас много внимания заместителя министра сельского хозяйства РСФСР доктора технических наук А. С. Маята.

— Решение проблемы льноводства, — утверждает он, — в комплексной механизации. Понадобится, конечно, создать и новые машины, но прежде всего мы должны как следует использовать уже имеющиеся. Чтобы отправлять снопы льна прямо с поля на заводы, нужно иметь льнотеребилки со снопо­вязальными аппаратами. Создать такой аппарат для льна с неочесанными головками до сих пор не удавалось. — И заме­ститель министра вспоминает о былых своих конструкторских неудачах. — Однако именно поэтому возрастают выгоды, свя­занные с применением льнокомбайна. Для комбайна вязать льносолому в снопы — не проблема. Сцепляющихся головок нет. В колхозах, где есть сушилки для вороха, льнокомбайн позволяет сделать цикл обработки льна самым коротким. Впро­чем, льнокомбайну придется считаться с мощными конкурента­ми: и с льнотеребилкой, обладающей сноповязальным аппара­том, который, безусловно, будет создан, и со стационарными цехами обмолота льна. Конструкция комбайна должна совер­шенствоваться, облегчаться. Именно такие задачи поставлены партией и правительством перед конструкторами: снизить вес деталей, улучшить качество и эксплуатационную надежность льнокомбайнов и льнотеребилок. Практика покажет, выдержит ли льнокомбайн конкуренцию. Новая техника всегда будет за­меняться новейшей.

 

пред.              след.