Глава 10
УЧАСТНИКИ ВЕЛИКИХ СТРОЕК
Открылись шлюзы Волго-Донского канала имени Владимира Ильича Ленина, слились воды двух великих рек, чтобы соединились северные и южные моря, чтобы орошены были сотни тысяч гектаров вчера еще мертвых земель. Уже на 2,5 тысячи километров протянулись там оросительные каналы, уже выращены там урожаи по 45 центнеров с гектара!
Возводится гигантская куйбышевская плотина, призванная изменить облик Приволжья. А строители ее меж тем поглядывают на карты Сибири, где величайшие в мире по многоводью реки Обь, Иртыш и Енисей понапрасну уносят свои богатства в Ледовитый океан. И помечены на этих картах места гигантских плотин, которые заставят реки-исполины повернуть вспять; помечены на картах каналы — тысячекилометровые ущелья, что доведут енисейскую воду до былых русел и пойм, по которым в доисторические времена впадали сибирские реки в Каспийское море. Течь этим рекам вспять, чтобы снова впадать в Каспий! Течь им завтра по нынешним пустыням, чтобы превратить их в цветущие края!
По железным дорогам, по рекам, по морям идут потоки грузов с надписями: «Великим стройкам коммунизма».
Спиралью крутится стружка, синеет, закаливаясь в воздухе. Склоняется над чертежом мастер и юный ремесленник, стахановец и инженер. Сотни тысяч деталей, тысячи машин отгружаются в адрес великих строек.
И не только рабочий завода, изготовившего машину, но и каждый грузчик, машинист паровоза, весовщик на Железнодорожной станции, стрелочник разъезда — все они по праву могут считать себя участниками великих всенародных строек.
Редкий завод не шлет своей продукции в Куйбышев или Сталинград, Тахиа-Таш или Каховку. Но стране нашей, кроме экскаваторов и бульдозеров, самосвалов и землесосов, идущих на строительство плотин и каналов, нужны еще и многие другие машины, в том числе и сельскохозяйственные. Зайдем же на одно из предприятий, изготовляющих эти машины, — завод «Серп и молот» в Харькове.
Войдем в ворота, пройдемся по широкой чистой аллее, вдоль которой стоят щиты. На одном из них — диаграмма. Она привлекает внимание зубцом, похожим на горный пик.
Судя по диаграмме, завод поддержал свою былую славу поставщика молотилок. Быстро рос их выпуск, достиг высокого уровня и... Как странно! Почему кривая пошла вниз? Какие-нибудь неполадки?
Заводу «Серп и молот» было чем гордиться. Выпускаемая им молотилка — это целая «автоматическая фабрика». Вот она перед нами, высотой едва ли не с двухэтажный дом. Привезенные с поля снопы кладутся на транспортер, который увлекает их внутрь гигантской машины. Разрезан шпагат, и рассыпанный сноп уносится в молотильный барабан, где на него обрушиваются удары бил — выступающих зубцов. Колосья лишаются зерна.
От молотилки идет длинный трубопровод, кончающийся на вершине гигантской скирды. По трубе дует ураганный ветер, он увлекает солому, и она желтым вихрем, как пламя из форсунки, вылетает из трубопровода, все увеличивая и увеличивая омет.
Солома — универсальный продукт. Она служит и кормом для скота, и строительным материалом, наконец топливом.
Наметав в омет солому, молотилка отделит и полову — наиболее ценный корм, и с особой заботливостью обойдется с зерном. Она трясет его, просевает, провеивает, сдувая каждую пылинку с каждого зерна. Она «ощупает» каждое это зерно, по одному положит в гнездышки, рассортирует по величине, пересыплет. И золотыми ручьями льются разные сорта зерна в подставленные мешки. От сжатых снопов до этих мешков к зерну не прикоснулась человеческая рука.
Почему же меньше стали производить этих чудесных машин?
Главный конструктор одного из двух конструкторских бюро завода Павел Иванович Крят объясняет:
— Не нужны больше молотилки.
— Как не нужны молотилки?
— Комбайны нас забили. Только для Севера, где овраги да буераки, где комбайн не пройдет, или где рожь такая высокая стоит, что Петра Первого с головой накрыла бы — в обычном комбайне она застревает, — только для тех районов и нужна еще наша молотилка. Но и для таких условий готовят сейчас специальный комбайн, так называемый «прямоточный». Обычный комбайн хлеб косит, а лотом сдвигает срезанный хлеб на более узкий транспортер. Тут высокая рожь и запутывается. А новый комбайн будет ее так подрезать, что она на транспортер свалится — и прямым путем в комбайн. Так что последних заказчиков у нас отбивают. Вот какая «молотилочная трагедия» получается, — довольным тоном заканчивает Павел Иванович. — Молотилки для нас — это уже прошлое.
— А что же будущее?
Павел Иванович не сразу отвечает.
— Сегодняшний день — это комбайн. Что заводу делать, если молотилки не нужны? Размах у нас на них был богатырский. На диаграмме видели? Вот и переключились мы. Своему конкуренту «сердце» стали делать.
— Сердце?
— Ну да. Двигатели для комбайнов. Помогаем конкуренту. Другое конструкторское бюро нашего завода как раз этими двигателями и занимается. Сегодняшний наш день обеспечивает.
— А ваше бюро?
— А мы, так сказать, на будущее работаем.
— В чем же это будущее?
— Пока на великих стройках экскаваторы грунт вынимают, нам, механизаторам сельского хозяйства, надо заботиться о том, как снимать будущие урожаи технических культур. В бывших пустынях и безводных степях технические культуры будут особенно развиваться.
Да, великие стройки не просто каналы, это даже не плотины и не сияющие огнями здания гидростанций с могучими машинами, равных которым не знает мировая техника.
Великие стройки — это также и огромные пространства новых орошенных и обводненных земель площадью в двадцать восемь миллионов гектаров.
И немалая доля этих грандиозных площадей будет занята техническими культурами. Они дадут и питательные продукты и технические масла.
* * *
Арахис — земляной орех, иногда его называют еще китайским.
— Замечательный орешек, — говорит об арахисе Павел Иванович. — Некоторые считали его вроде лакомства. А он уже становится массовой масличной культурой.
Павел Иванович рассказывает, как казаки привезли в 1904 году из Маньчжурии орешки арахиса и вырастили их у себя на Кубани. Но всерьез орехом никто не занимался. Развиваться эта культура стала лишь после Октябрьской революции.
Арахис оказался любопытнейшим растением. На кусте после цветения завязывается плод. Ветви орешника пригибаются к земле, и будущий орешек врастает в нее. Там и развивается окончательно. Из-за этого он и получил свое название «земляной орех». Чтобы добыть орешки, их надо вырвать из земли вместе с кустом. До сих пор это всегда делалось руками.
— Получили мы задание сконструировать арахисообрывочную машину, — продолжает конструктор. — Опыта нет. Никто никогда такой культуры не механизировал. Не знали, с какой стороны и приступиться. К тому же и агротехники между собой сговориться не могут. Некоторые считают, что орех надо, сначала из земли вырвать и сложить в копны, чтобы он пообсох, а потом уже отрывать от ботвы. Другие считают, что надо сразу и вырывать из земли и обрывать бобы. Решить, кто прав, можно только после нескольких лет, а ждать нам некогда. Машины нужно создавать сейчас, чтобы завтра они вышли на подготовленные великими стройками поля. Как тут быть? Вот и принято было решение разрабатывать машины сразу двух агротехнических вариантов. Нам предложено сконструировать машину для обрыва орехов, уже полежавших в поле, а на заводе имени Ворошилова взялись сразу арахисоуборочный комбайн делать. Ну, тут страсти у нас и разгорелись.
— Снова вам соревноваться с комбайном приходится?
— Э, батенька, здесь совсем иное дело! Это, знаете ли, земляной орешек. Мы его обрывать и очищать будем, когда он пообсохнет, а им с сырой землей дело иметь. У нас по полю проходит арахисокопнитель. Он подкапывает куст орешника, вытягивает его из земли, собирает в копны и оставляет их в поле. Они полежат на солнышке, пообсохнут, а потом и наша машина по полю пройдет. Подъедет к копне, заберет ее на транспортер, каждый кустик пропустит между резиновыми валиками. Пока ботва, зажатая валиками, проходит через них, орешек уже проскочит и оторвется. Дальше он сравнительно легко очищается от обсохшей земли, но мы его еще и пошлифуем в специальном приспособлении между плоскостями. У нас орешки чистенькие получаются. А у наших конструкторов как?
Павел Иванович уже считает меня своим единомышленником.
— Им придется обрывать орешек необсохший и тут же очищать. Что из этого получится, пока неизвестно. Но машина у них интересная. Они ее на три колеса поставили. На резиновом ходу. Ее тащит трактор. Производит она следующие операции. — Павел Иванович с удовольствием загибает пальцы, перечисляя последовательные операции машины, созданной соперниками. — Подкапывает кусты орешника — это раз. Вытаскивает их из земли — это два. Ботва попадает между обычными теребильными лентами. Знаете их работу? Орешки обрываются — это три. Потом комбайн очистит их от земли и листьев — это четыре. Наконец, сложит бобы в бункер — это пять, а кусты уложит в копны — это шесть. И все это машина проделает одновременно с двумя рядами орешника.
Инженер рассказывал о конструкции конкурентов со все возрастающим увлечением, он словно любовался этой вседелающей машиной.
Я сказал ему об этом.
Павел Иванович рассмеялся.
— Машина прекрасная, слов нет! Разве я против? Хитрость тут ведь в том, что у нас раздельный метод, мы еще и солнышко для сушки орехов в наш процесс включаем. А им — своими силами обходись! А кто бы не победил — победит наше сельское хозяйство. Пока они строят свой арахисоуборочный комбайн, мы свою обрывочную машину в Краснодаре испытываем. Получу телеграмму о результатах испытания — тотчас в Днепропетровск сообщу. Пусть учтут, что надо, в своем обрывочном механизме.
— Чувствую, что ваше «творческое состязание» будет без» побежденных.
— Иначе и быть не может, — соглашается Павел Иванович.
Главный конструктор приглашает пройти в экспериментальный цех, посмотреть еще одну новую машину.
— Механизировать приходится самые экзотические культуры, — говорит он по дороге к экспериментальному цеху. — Прежде эти культуры знали только, колониальный труд. — И вдруг спрашивает: — Халву любите? Так это кунжут. Ценнейшая масличная культура, которая разводилась прежде только в Индии, а теперь расти будет и у нас, на вновь орошенных площадях. Новая культура — новая забота. Для кунжута машины-то опять надо готовить. Вот мы и строим. Поглядите, какова.
Узнаю знакомые очертания гигантской молотилки.
Павел Иванович словно угадал мои мысли:
— Да, да! Взамен зерновой. Никак с молотилкой расстаться не хотим. Кунжут скосят и сложат в кучи — в суслоны. Молотилка подъедет к нему. Специальная часть машины, «подборщик», заберет суслон и свалит его на транспортер. Транспортер потащит кунжут в молотильный аппарат. Тут, надо вам сказать, кроются трудности. Обработка кунжута происходит тяжелее, чем обмолот зерна. Трудимся над рабочими органами обмолачивающего устройства. Нужен удачный подбор бил, которые наносят удары.
— Значит, ваша молотилка может работать прямо в поле? — спрашиваю у главного конструктора.
— Именно в поле. Прямо к суслону можно подъехать.
— Так она у вас больше на вашего «конкурента» похожа, на комбайн.
— Верно, — соглашается Павел Иванович. — Разве что только не жнет. А едет по полю, обмолачивает, прямо сказать, «на ходу».
Провожая меня, главный конструктор говорит о перспективах завода:
— Есть еще одна замечательная культура — рис. После завершения великих строек коммунизма орошаемые рисовые поля займут огромные пространства. Рис будет у нас таким же распространенным, как в Китае. Но вот «рисовой молотилки» ни в Китае, ни в Японии нет. Нужно ее создать заново. Ждать ее будут не только на наших вновь орошенных полях, ждать ее будут также и на полях нашего великого друга — Китая. А для будущей рисовой молотилки опыт нашего завода весьма пригодится.
— Впрочем, — добавил главный конструктор, — и здесь опять намечается спор. Спор между будущей «рисовой молотилкой» и будущим... «рисовым комбайном». Выходит, «завтра» нашей техники действительно за комбайнами.
Инженер прав. Вспомним другие отрасли техники: угольную, строительную. Ведь и там новый уровень техники потребовал перехода на угольный комбайн в шахте, на «земснаряд» на великих стройках. Вседелающие машины оказались наиболее выгодными.
При проведении каналов и возведении плотин на Волге, Днепре, Доне и Аму-Дарье понадобится вынуть 3 миллиарда кубических метров земли — почти в пятьсот раз больше, чем вынуто было за 1 500 дней при сооружении Днепрогэса. Этот в сотни раз больший объем работ выполняется на великих стройках в меньший срок и меньшим числом людей. Люди там не сами роют землю, а повелевают гигантскими экскаваторами, землесосами сказочной производительности, скреперами, самосвалами.
На Волго-Донском канале основные работы были механизированы на 99,5 процента. Производительность труда рабочих, по сравнению с прежними стройками, увеличилась в тысячи раз.
Это было сделано с помощью техники коммунизма.
Такая же высокая техника должна быть ныне создана для сельскохозяйственного производства. И она уже создается, входит в строй, чтобы прийти на земли великих строек в день их завершения.
И те, кто трудится над машинами полей будущего, — ученый и слесарь, конструктор и лаборант, инженер и колхозник-испытатель — все это участники великих строек современности.
