Глава 11
ЦЕХ ЖИВЫХ МАШИН
«По мере того как он подъезжал, ему открывались шедшие друг за другом растянутою вереницей и различно махавшие косами мужики, кто в кафтанах, кто в одних рубахах. Он насчитал их сорок два человека.
...Старик, прямо держась, шел впереди, ровно и широко передвигая вывернутые ноги, и точным и ровным движением, не стоившим ему, по-видимому, более труда, чем маханье руками на ходьбе, как бы играя, откладывал одинаковый, высокий ряд. Точно не он, а одна острая коса сама вжикала по сочной траве.
Сзади Левина шел молодой Мишка. Миловидное, молодое лицо его, обвязанное по волосам жгутом свежей травы, всё работало от усилий; но как: только взглядывали на него, он улыбался. Он, видимо, готов был умереть скорее, чем признаться, что ему трудно».
Так и видишь у Льва Толстого и луг, на котором работало сорок два косаря, и каждого из них в отдельности, ощущаешь скрытую за ловкой хваткой тяжесть их труда.
Представим теперь Машкин Верх в наши дни.
По той самой дороге, по которой ехал Левин на покос, почти беззвучно двигается странная, на первый взгляд, машина. Она не прицеплена ни к трактору, ни к грузовику, она едет сама собой. Пожалуй, она похожа на гигантского кузнечика со сложенными крыльями.
Машина остановилась в том месте, где сошел Левин с лошади, привязав ее у дороги, развернулась, чуть заехав на траву, и стала расправлять «крылья».
В сложенном виде эти крылья, отогнутые назад, и придавали машине сходство с исполинским кузнечиком. Теперь они, расправленные по-орлиному, состоящие из пяти секций — по две с каждой стороны и одна спереди машины, захватили десять метров.
Машина двинулась на луг. Шум пяти режущих аппаратов слился в своеобразный стрекот. За гигантской сенокосилкой остается 10-метровая полоса скошенной травы.
До вечера косили вместе с Левиным сорок два косца Машкин Верх. В пять раз быстрее управляется с этим лугом исполинская самоходная косилка «КС-10». Она заменяет двести косарей. Они рассыпались бы по лугу из конца в конец, испещрили бы его белыми пятнами рубах.
Косилку эту я встретил на полях подмосковного колхоза имени Владимира Ильича.
Председатель колхоза Герой Социалистического Труда Иван Андреевич Буянов рассказывал мне, что только после того, как слились воедино четыре хозяйства, смогла по-настоящему показать у них себя эта косилка.
— В три дня справилась она со всеми угодьями. Старым колхозным сенокосилкам в поле и показаться было стыдно. Кто только сконструировал такую замечательную машину? Спасибо тому человеку!
Спасибо это нужно адресовать лауреату Сталинской премии инженеру Ф. Н. Волкову. Он задумал создать сенокосилку, когда ему было двадцать два года. После окончания института Волков стал испытывать сельскохозяйственные машины, но его тянуло к конструкторской работе. В 1936 году он уже был автором широкозахватной тракторной сенокосилки. «Широта захвата режущей части» стала для Волкова ведущим направлением в творчестве. Он понял, что машина с колоссальным режущим аппаратом, которую ему хотелось построить, уже не может идти следом за трактором, она должна стать самоходной. Волков выполнил свое решение на пять лет раньше появления первой на Западе самоходной сельскохозяйственной машины.
Двенадцать лет работал Волков над самоходной косилкой. Он пришел к мысли, что десятиметровый режущий аппарат должен состоять из нескольких самостоятельно управляемых секций. Вслед за тем появилась и мысль, что поднимать их нужно силой мотора. Машина легко пройдет тогда по всем неровностям почвы, так как каждую секцию в нужную минуту можно будет поднять самостоятельно. Косилка со сложенными крыльями занимала уже не десять, а всего два с половиною метра и свободно проезжала по обычной дороге.
В поле же она обходилась без трактора и даже могла тянуть за собой механические грабли с таким же десятиметровым захватом, расходуя в восемь раз меньше горючего, чем понадобилось бы трактору с прицепными машинами...
Сенокосилка с граблями, закончив работу на лугу, где стояли мы с председателем колхоза, уехала на другие угодья. Пахло свежескошенным сеном. Через поле косыми рядами лежали валы оставленной граблями пряной травы.
— Кормовая база у нас в системе земледелия, — говорил председатель колхоза, — равное место занимает с культурной обработкой почвы, с удобрением ее, с восстановлением плодородия почвы. Все, как академик Вильямс учил. Большое дело это — сырье для цеха «живых машин».
Председатель колхоза имел в виду, что «цехом живых машин» Вильямс называл животноводство. Животные, эти «живые машины», должны были перерабатывать соломистые отходы цеха растениеводства в молоко, масло, мясо, шерсть. В то же время растения, специально выращиваемые для корма животным, способствовали своими корнями восстановлению структуры почвы. Этим растениям, этой кормовой базе и отводил Вильямс одно из основных мест в своей травопольной системе земледелия.
Вот почему на полях колхоза имени Владимира Ильича выращивают так много и таких разнообразных кормов.
— Силосные комбайны у нас появились, — говорит председатель колхоза. — Уборку кормов теперь так же механизируем, как и уборку урожая зерновых.
На соседнем поле виднелись трактор и буксируемая им машина, рядом с которой шел грузовик.
— Комбайн не только растения косит. Он сразу их измельчает и в кузов автомашины грузит, — объяснял председатель.
Над комбайном можно было различить дугообразно изогнутую трубу, из которой лился в грузовик зеленый поток измельченных растений.
Председатель, говоря о наиболее ценных кормах, упоминает кукурузу. За последнее время эта южная культура появилась и на подмосковных полях. Она не вызревает так, как на юге, но может служить высокопитательным кормом.
На полях многих колхозов можно встретить теперь кукурузный комбайн. Тремя огромными наклонными лапами, спускающимися к самой земле, он разделяет встречную кукурузу на два потока, попадающие между цепями. Машина эта не только убирает початки, но и срезает стебли растений, измельчает — приготовляет для силосования, увеличивая производительность труда колхозников в 30 раз.
Самоходные сенокосилки, силосный и кукурузный комбайны позволяют механизировать уборку кормовых культур. Размах этой механизации можно лучше понять, если представить себе животноводство завтрашнего дня. Наше невиданно растущее сельское хозяйство будет развиваться гармонически. Не только возрастет производство зерна, хлопка, льна, овощей, технических культур. Увеличится соответственно и животноводство.
Одних коров в колхозах к концу пятилетки будет в два раза больше, чем в 1950 году. Почти на столько же возрастет поголовье овец и свиней, а птиц — даже в три — три с половиной раза!
Чтобы прокормить эти миллионы животных, колхозники должны вырастить целый океан трав и кормовых растений, заготовить сена столько, что. сгреби его все вместе, — поднялся бы целый горный хребет. Кормовая база возрастет очень: сена будут получать на 90 процентов больше, чем два года назад, клубне и корнеплодов — в 3—4 раза и силоса — в 2 раза.
Колхозники смогут выполнить это грандиозное задание лишь при помощи самых лучших машин. Директивы XIX съезда предусматривают к концу пятилетия механизацию 70 процентов всех работ на: покосах и приготовлении сочных кормов. Это значит, что в основной своей массе почти все корма будут сниматься и уже в поле измельчаться машинами.
Измельчение растений — первая операция «кухни» цеха «живых машин».
Знакомясь с оборудованием этой своеобразной фабрики-кухни, мы переходим из «цеха растениеводства» в «цех животноводства».
Помещение «кухни для животных» действительно напоминает цех какого-то завода. Всюду машины, электрические моторы, трансмиссии.
Женщина в белом халате включила рубильник. Заработала мельница для размола кормов и сена, похожая на высокий шкаф. Рядом стоит машина, которая моет корни и корнеплоды. Здесь применен поточный метод, как в передовом индустриальном производстве. Вымытые корнеплоды поступают в соседнюю машину, которая режет их.
Неподалеку работает соломорезка.
Животные должны получить высококалорийную пищу и в наиболее усвояемой форме. «Готовят» ее в кормозапарнике. Он похож на вертикальный котел, на гигантский титан — автоматический самовар. В нем корма запариваются, прежде чем попасть к животным.
Корма нужно заготовить и впрок, приготовить силос, заквасить кормовые растения, как заквашивают хозяйки на зиму капусту. Вместо кадушки, правда, животноводы имеют дело с целой башней в десять-двенадцать метров высотой. Поднять на такую высоту измельченный комбайном силос — большой труд. На помощь колхозникам приходит остроумная машина — «швырялка». Она забрасывает силос через стены башни. Он взлетает в воздух двенадцатиметровой зеленой струей и дождем сыплется на загруженные слои кормов.
Но вот мы видим уже приготовленные корма. Их не переносят в ведрах к коровам и свиньям — корма лежат на широкой ленте транспортера. Жужжит мотор, движется лента, сама везет корма к животным, этим «живым машинам», которые переработают растения в ценнейшие питательные продукты и сырье для промышленности.
Транспортер привел меня в помещение, которое вначале напомнило лабораторию. Я увидел людей в белых халатах, до блеска чистый пол, покрытые масляной краской стены, яркий электрический свет от матовых плафонов, какие-то трубы под потолком.
Коровы стоят в отдельных стойлах. Видно, кто-то любовно выводил все эти многочисленные надписи: «Дочка», «Оказия», «Гордячка», «Пеструшка», «Чернушка»...
Доярка колхоза имени Владимира Ильича рассказывает, что в 1950 году каждая корова на их ферме давала в год 2 тысячи килограммов молока. В 1951 году коровы дали уже по 3 545 килограммов. На 1952 год колхозники взяли обязательство добиться удоя в 4 тысячи килограммов молока на каждую корову.
Обильный сытный корм и вволю воды — вот условия повышения удоя. Корова должна пить всякий раз, как только почувствует жажду.
Но как добиться этого?
А что, если перевести коров, так сказать, на «самообслуживание»?
Это оказалось вполне возможным. Механизаторы животноводства вспомнили павловское учение об условных рефлексах. К каждому стойлу подведен водопровод. Перед коровой — автопоилка. Животное само может нажать мордой на резиновую мембрану — и тотчас корыто наполнится водой. Коровы очень быстро привыкают к этой «механической поилке», у них вырабатывается условный рефлекс.
Автопоилки, применяемые ныне во множестве колхозов, облегчают уход за животными, увеличивают удой молока.
Но удой молока, оказывается, зависит еще и от того, как доить животное.
* * *
1939 год. Нью-Йоркская международная выставка, посвященная будущему. Вокруг — странные здания без окон, неожиданных форм: полукруглые стены, вычурные линии... статуи — не то глыбы камня, не то кретины из «Паноптикума». Неужели так представляют себе архитектуру будущего здесь, в Америке?
Вот два центральных здания: трилон и перисфера. Их надоедливые изображения всюду — на всех проспектах, значках, рекламах.
Одно из этих зданий сделано в виде исполинского шара, в котором мог бы разместиться восьмиэтажный дом. Рядом — игольчатая башня, неимоверно вытянутая трехгранная пирамида без окон и дверей. Эти архитектурные «шедевры» — дом-игла и дом-пузырь — похожи на карикатурных Пата и Паташона.
Каждый павильон, который, как возвещалось, должен был «демонстрировать грядущее завтра», был не чем иным, как рекламной витриной какой-нибудь фирмы, где в виде реквизита завтрашнего дня рекламировались поступившие в продажу изделия.
Ту же цель преследовал и «коровий конвейер», которым экскурсовод собирался ошеломить меня. Коровы уныло стояли одна за другой за стеклянной стеной полукруглого павильона. Каждой из них путь преграждался турникетом, какие ставились в садах, чтобы скотина не могла щипать траву на газонах. Турникеты в павильоне управлялись электричеством. Все разом они открывались, и коровы послушно шагали, пока не упирались в следующий турникет. Это и был «коровий конвейер», который, как и всякий американский конвейер, тоже «делал» доллары и центы. Они уплачивались посетителями выставки за «свежее, безусловно неразбавленное водой молоко», которое текло по стеклянным прозрачным трубкам и, слегка пузырясь, наполняло стаканы.
Посетители, могли убедиться, как, переходя по «конвейеру» из одного положения в другое, коровы подготовлялись к электрической дойке. Их в одном месте скребли, за очередным турникетом мыли, в следующей позиции прикрепляли к вымени отсосник, который с помощью электричества отдаивал молоко.
— Самые лучшие в мире аппараты электродойки, сэр! — твердит бойкий служащий выставки, восхваляющий посетителям непревзойденные качества всего, что они видят.
В сопровождении этого служащего я отправился смотреть на «бесподобную» американскую аппаратуру электродойки и на коров. Они были согнаны с парадного конвейера прямо в загон позади павильона. Американец был неприятно поражен, когда я показал ему на вымя коров, подвергшихся электрической дойке.
— О’кэй, сэр. На сосках действительно трещинки.
— И маститы, — подсказал я.
— О, сэр! Это, вероятно, есть эпидемическая болезнь.
— Полно, чего там. Какая там эпидемия, — вмешался присматривавший за коровами рабочий в форменной фуражке, — это от аппаратов электрической дойки.
— Но это же самые замечательные аппараты... — неуверенно пробует возражать представитель выставки.
Аппараты внешне выглядят неплохо — никелированные трубки, начищенная медь. Они работают по «двухтактному принципу». Надетые на коровье вымя резиновые стаканчики-присосы выдаивают молоко, непрерывно сжимая и отпуская соски.
Все это на первый взгляд очень эффектно — ведь посетителям и в голову не придет заглянуть на задний двор за павильоном. А напрасно — тот, кто попал бы сюда, мог убедиться, что его нагло обманывают, и собственными глазами увидел бы непоправимый вред, который приносят корове американские «высокосовершенные» аппараты электрической дойки.
В нашей стране аппараты электродойки создавались на совсем других основах.
Очень интересные наблюдения сделал доцент Московской сельскохозяйственной академии имени Тимирязева Д. Мартюгин. Он изучал технику доения электрическими аппаратами и сравнивал ее с приемами доярок. Все казалось одинаковым, электрические аппараты были лишь производительнее, но...
Теленок сосет корову как бы «в три такта». Первый — сосание молока, второй — легкий массаж, когда теленок как бы подталкивает языком сосок и вымя, и третий — отдых. Ведь должен же теленок открыть рот и вдохнуть воздух, глотая молоко. Электрическим аппаратам «дышать» не нужно, вот они и обходятся без третьего такта. Так не в этом ли дело?
Изобретатель Королев был убежден, что именно в этом. Он построил свои, советские аппараты электродойки, рассчитанные не на два, а на три такта!
Молоко высасывалось под действием вакуума — разреженного воздуха, второй такт как бы массировал сосок — кровь и лимфа отгонялись кверху. Третий такт, занимая во времени 40 процентов всего цикла, давал полный отдых соску, « словно молоко в это время проглатывалось «теленком».
При испытаниях в 1934—1935 годах в подмосковных совхозах «Лесные поляны», «Коммунарка» и «Крекшино» было доказано, что коровы не только не заболевают, но и прибавляют удой.
Насосная система у советских аппаратов общая для всей молочной фермы. Трубы идут вдоль стойл. Из этих труб электрическая помпа откачивает воздух соответственно трем тактам доения. Доильные аппараты присоединены к трубопроводам резиновыми шлангами. В каждом аппарате четыре доильных стакана, надеваемых на соски вымени. Внутренняя стенка стакана сделана из мягкой, прилегающей к соску резины, внешняя — металлическая. Между стенками стакана создается переменное давление воздуха, под действием которого и происходит периодическое сжатие соска.
Чтобы надоить литр молока, доярка должна была сделать около 100 сжимов рукой. Корова дает 10—12 литров. На доярку приходится 8—12 коров. Значит, женщина должна сделать за день 14 500 утомительно однообразных движений рукой. Недаром доярки говорят, что у них руки «отсыхают».
Советские электрические аппараты выдаивают коров в три раза быстрее доярок, каждая из которых может с их помощью обслуживать теперь до 30 животных.
Сталинская премия присуждена создателям этих аппаратов — В. Королеву, В. Краснову и Д. Мартюгину, инженерам и ученым, решившим проблему, с которой так и не смогли справиться в Америке.
Теперь электродойку можно увидеть во многих и многих наших колхозах. Но колхозники не просто применили новый, изобретенный учеными и инженерами метод. Председатель колхоза «Большевик» Уваровского района Московской области Б. X. Печников рассказывает, что у них электродоильные аппараты вынесли на пастбище, где они работают от маленьких переносных электростанций.
Итак, электричество надоило молоко.
Электричество продолжает и дальнейшую обработку молочных продуктов.
Снова колхозница в белом халате включает электромотор. Приходит в действие сепаратор, отделяет богатые жирами сливки. Еще недавно сепараторы вращали руками. Теперь две работницы заменяют здесь прежних трех. На маслобойке же электричество сберегло труд колхозниц в еще большей степени. Там теперь одна работает за троих.
Электричество в животноводстве приобретает все большее и большее значение.
...Склон холма усеян овцами. Стрекочут аппараты электрострижки. Их приводит в действие переносный движок, которым управляет пастух, он же сельский электрик.
Электростригальные аппараты — огромные машинки для волос из парикмахерской сказочного великана. Гибким валом они присоединены к непритязательным электрическим моторчикам. Машинки можно повернуть под любым углом, потому что они соединяются с гибким валом коническими шестеренками.
Над созданием электростригальных аппаратов советские инженеры потрудились много и плодотворно. Неизмеримо облегчен труд колхозников, и в то же время возросла его производительность. Электрическая машинка стрижет шерсть чище, чем ножницы. Потому и шерсти снимается больше и отрастает она лучше.
Электричество приготовляет для животных корм, доставляет его к животным, оно надаивает молоко и превращает его в молочные продукты, электричество стрижет овец и работает в шерстобитке.
Но вот перед нами освещенный ярким электрическим светом большой железный лоток. Он наполнен движущейся желтой массой, издающей тоненький писк. Маленькие тельца, с подсохшим уже пушком, сотни клювиков, бусинки крохотных глазок. Цыплята. Они греются под электрическими лампами. Но они и появились на свет не с помощью наседки, а благодаря «заботам» электричества.
Живая наседка никогда не выводит цыплят из всех яиц. В каждом десятке из двух-трех яиц цыплята не вылупляются.
Электрический инкубатор, прозванный «электроклушей», выводит цыплят лучше, чем наседка: не меньше чем из 80 процентов яиц.
В электроклушу закладывают около 40 тысяч яиц.
Я осматривал электроинкубатор вместе с одним председателем колхоза, собиравшимся оборудовать у себя птицеферму. Электроклуша оказалась вместительной комнатой, по обе стороны которой от пола до потолка виднелись ряды железных лотков-ящиков. В них-то и загружались яйца. Нагревалась эта комната самой обыкновенной электрической спиралью, но температура в огромном термостате не могла быть больше или меньше 37,4—37,5° С. Достигалось это с помощью автоматической аппаратуры, которая следила за нагревом и точно регулировала накал спирали. Точно так же, автоматически, поддерживалась и нужная влажность воздуха.
— Вот то наседка! — восхищался председатель колхоза. — Я с нее прямо и начну оборудовать птицеферму. А где же у нее лапы?
Сотрудник лаборатории совсем не удивился, казалось бы, несуразному вопросу. Кому-кому, а ему-то хорошо известно, что курица, сидя на яйцах, время от времени, часа так через два начинает перебирать лапами, словно они у нее затекли. При этом она переворачивает яйца. Не делай клушка так, ни один цыпленок не вывелся бы. Не появились бы цыплята и в инкубаторе, если оставить яйца в покое. Лотки горизонтальны только до тех пор, пока в них загружают яйца. Потом лотки все вместе благодаря перемещению планок, к которым они прикреплены краями, наклоняются градусов на 45. Через два часа планки автоматически перемещаются и лотки наклоняются уже в другую сторону. Яйца при этом словно перекатываются.
В инкубаторе, как и под наседкой, яйца находятся 21 день. Однако загружают их и вынимают не все сразу, а по специальному графику, партиями, через каждые три дня.
Председатель твердо решил приобрести электроклушу и уже записывал ее размеры, чтобы подготовить помещение: длина — 3,5 метра, ширина — 3,1 метра, высота — 2,5 метра.
Руководитель передового колхоза, он прекрасно понимал, что вооружать современной техникой надо не только полеводство, но и такой, считавшийся еще вчера «второстепенным» участок, как «цех живых машин», цех животноводства, который уже и сейчас требует таких же превосходных машин, как и все остальные отрасли нашего сельского хозяйства.
