ОТ РАКЕТЫ ДО РЕЗИНЫ

— Мы обойдем павильон Крайслера так, как это рекомендует мистер Крайслер, — заявил Бронкс, когда мы покинули Форда.

Мы вошли в темное помещение, самым странным образом освещавшееся громадными спиралями газосветовых ламп. Свет все время менялся, создавая впечатление, что по обеим сторонам помещения расположены гигантские раскаленные пружины, мерно сжимающиеся и разжимающиеся. При этом свет от этих пружин был необъяснимого свойства. Он способствовал появлению перед глазами синих кругов, галлюцинациям, фантастическому бреду, но отнюдь не освещал помещения. Возможно, что это как раз и входило в задачи талантливых осветителей... Приглядевшись немного к окружающим предметам, я заметил, что мы находимся в просторном зале, вся центральная часть которого занята неким сооружением.

— Это ракет-порт завтрашнего дня,— шепнул Бронкс.

Мой интерес удвоился.

Прямо передо мной на скалистом берегу моря возвышалась железобетонная коническая башня. Далеко в воду уходили ее стойки-колонны, словно растопыренные лапы. Башня была пуста и походила на гигантскую пушку. Жерло заканчивалось четырьмя направляющими, связанными между собой металлическими скобами. Они странно поблескивали каждый раз, как изменялся свет пружин-ламп. От этой башни к фантастическим ангарам и кражам двумя могучими стенами шла железобетонная дорога.

Голос из репродуктора возвестил, что сейчас в межпланетное пространство будет выброшена ракета! Публика заволновалась, нему всячески способствовали неведомо откуда несшиеся звуки. Что-то пыхтело, скрежетало. Отдавались команды. Властный голос спросил, готов, ли корабль к полету в космос. Голос командира ракеты браво отрапортовал. Звякнул закрываемый люк. Что-то загремело и свистнуло. И вдруг из ангара медленно-медленно поползло длинное веретенообразное тело. Оно было подвешено к арочному крану, тихо двигавшемуся по двум железобетонным стенам. Кран грохотал. Ракета медленно приближалась. Наконец на глазах у молчавшей толпы она скрылась в пушечной башне. На некоторое время все смолкло. Я слышал, как тикали часы на руке у мистера Бронкса. Шли томительные мгновения. Я боялся моргнуть, чтобы не пропустить момента... Глазам было больно от менявшегося света...

Удар был такой, словно рухнул потолок, а молния, как у «Дженерал Электрик». В голове звенело... Перед глазами плыли пятна. В уши влезал неприятный, сначала пронзительный, а потом' затихающий вой умчавшейся ракеты... Все было кончено. Народ расходился. Американки пудрились.

Мистер Бронкс торжественно посмотрел на меня. Я продолжал стоять. Наконец я увидел, что в пушку-башню забрался откуда-то снизу человек и унес подмышкой никуда не улетавшую ракету. Удовлетворенный, я пошел следом за Бронксом. Представление действительно закончилось.

— Когда мы с вами, Алек, окончательно убедимся, что работы нам в этом мире не найти, мы в такой ракете полетим на Марс. — Бронкс расхохотался, потом притих и добавил: — Пожалуй, мне придется лететь одному... без вас, Алек...

Мы пошли молча.

— А теперь, мистер Кэзэнтсэв, мы увидим с вами чудеса.

Бронкс ввел меня в театральное помещение павильона Крайслера. Мы заняли места. При входе каждому из нас были вручены картонные очки с какой-то одноцветной прозрачной массой вместо стекол.

Я был занят тем, что наблюдал, как моя толстая соседка-американка тщетно пыталась водрузить эти очки на свой нос, занятый тяжеловесным пенсне. Я последовал ее примеру, но прорез в очках был явно не для моего носа. Пришлось придерживать очки руками.

Тем временем в воздухе перед экраном повисла надпись. Затем появился «объемный» джентльмен, рассказавший, как следует пользоваться картонным» очками, сделанными на принципе поляризации.

— А я думал, что у вас объемное кино уже без очков, — сказал я Бронксу. Тот пожал плечами.

На экране демонстрировалась сборка автомобиля «Плимут». Но ни один человек не принимал участия в этой «магической сборке». Под звуки лихого фокстрота детали вприпляску, парами или поодиночке, приближались к своим местам и садились, куда им положено. Целые блоки (рама, мотор) изящно неслись по воздуху, с разгону проносились мимо экрана и летели прямо на публику. По залу прокатывался крик испуга, а блок, подразнив еще немного экспансивных зрителей, возвращался на экран, чтобы спокойно там приземлиться. На глазах у публики, действительно, чудесным способом, — тем способом, о котором так мечтают капиталисты, — вырастал автомобиль. Без единого рабочего, без прикосновения человеческой руки...

Я снял очки. Весь эффект объемного изображения исчез. На экране все расплылось, раздвоилось. Каждое из «стекол», будучи одного и того же цвета, тем не менее пропускало только одно из двух проектировавшихся на экран изображений, соответствующих тому, что видит один глаз. В результате каждый глаз видел только одному ему предназначенное, создавался, таким образом, стереоскопический эффект.

Наконец роскошный «плимут» выпуска 1939 года собран. И вот не изображение автомобиля, а подлинный автомобиль выезжает из плоскости экрана и едет на испуганную публику. Раздаются крики и визг. Американцы срывают с себя очки, счастливо избегая беды.

— Каково? — опрашивал торжествующий мистер Бронкс.

— Когда же вы ликвидируете очки? — в свою очередь спросил я.

Мы прошлись по павильону Крайслера. Мистер Крайслер, когда-то бывший вице-президентом «Дженерал Моторс», благополучно конкурирует с ним, а кстати и со стариком Фордом.

Мы посмотрели модель его завода, проследив весь технологический процесс изготовления автомобиля последовательно во всех цехах и отделах. Затем перед аэродинамической трубой нас убедили, путем наглядного опыта, что обтекаемая форма автомобиля, принятая у мистера Крайслера, имеет большие преимущества по сравнению со старыми автомобилями с незакругленной лобовой частью. Потом мы попали в необыкновенно уютный зал с пальмами, где нежились великолепные крайслеровские автомобили самого новейшего выпуска. На расставленных тут и там мягких креслах и диванах посетители могли предаваться мечтам о собственном автомобиле фирмы «Крайслер».

— Хороши автомобили? — спросил меня Бронкс.

— Да, новее ничего не придумаешь.

Бронкс захохотал.

— Вы совсем не коммерсант, Алек! Автомобильные фабриканты не показывают в «Мире будущего» моделей 1940-го года. Они их берегут для нового сезона. Иначе все посетители Всемирной выставки не захотят покупать моделей 1939-го года, а ведь их надо сбывать.

Я не мог скрыть своего изумления.

— Алек! Чтобы сделать Америку такой, какой вы ее видите, надо было научиться делать три вещи: автомобиль, дорогу и резину! Сейчас мы отправимся в «Ферстуан билдинг». Тогда вы поймете, что такое резина.

Мы отправились смотреть резину, которая сделала автомобиль «американским». Подковообразное помещение напоминало амфитеатр, но без сидений. Посетители сплошным потоком двигались вдоль поставленных друг за другом машин.

Джентльмен в белом халате закладывал в первую машину кускообразное сырье. Там оно превращалось в толстую и широкую ленту. Эта лента, последовательно проходя ряд машин, развальцовывалась, уплотнялась, склеивалась, я в конце концов из нее выдавливалась прабабушка будущей покрышки. И перед нами в строгой очередности стали проходить следующие покрышечные поколения. Наконец внутрь резинового круга, уже напоминавшего покрышку, вложили автомобильную камеру. Вместе с ней будущая покрышка поступила в пресс, где камеру наполнили воздухом, и... перед нами предстала готовая покрышка! Но нет! Она еще не вполне готова... Сейчас она вместе с заложенной в нее надутой камерой поступит в герметический сосуд для термической обработки. Последняя операция. Джентльмен вынимает из готовой покрышки камеру. Покрышка поступает в автоматическую упаковочную машину, выходя оттуда аккуратно обмотанная бумажной лентой, заклеенная и даже со штемпелем, удостоверяющим, какого числа на глазах у посетителей Нью-Йоркской: всемирной выставки она изготовлена.

Мы вышли из павильона.

— Резина в сельском хозяйстве!

Мной завладели покрышки — огромные для тракторов или фургонов, специальные для косилок, жнеек или других сельскохозяйственных машин, крохотные для умилившей меня тачки.

— О, вы еще не знаете, что такое американская покрышка! Вы еще ничего не знаете, дорогой Алек! Самое интересное еще впереди! — И мистер Бронкс поднял палец:

«Гудрич компани билдинг».

Через павильон мы промчались стрелой. Я едва успел заметить выставленные там покрышки, одна из которых, огромная и волшебная, магическим способом, без чьей-либо помощи, каталась из угла в угол. Мельком я успел заметить еще и другие применения резины — до дамских вечерних платьев включительно.

— Начинается, начинается! — с азартом шептал Бронкс.

Невольно и я заразился волнением своего гида. Нам еще посчастливилось занять места на трибуне. Приди мы на минуту позже, пришлось бы стоять.

Прямо перед нами был автомобильный трек. Завернувшись у трибун, дорожка уходила в противоположный конец, где поворот был уже не в горизонтальной плоскости, а на наклонной горке, делавшей угол с землей чуть ли не в шестьдесят градусов.

Без дорожки прямо на публику мчалось нечто вроде танкетки. Приближалось оно со страшной быстротой... Кажется, что вот сейчас с ревом врежется дикая машина в человеческие ряды. Но веселые водители и не думают сворачивать. Последняя возможность поворота упущена... Раздается женский визг. Машина у трибун. Сильное желание сорваться с места... Раздалось "тррр»... Непостижимым способом танкетка повернулась вокруг вертикальной оси и помчалась в прямо противоположном направлении.

— Здорово! — невольно произнес я, вытирая пот с лица.

— Резиновые гусеницы фирмы «Гудрич», — радостно шепнул мне Бронкс.

Взбесившаяся танкетка волчком кружилась по полю. Перед трибунами появился клоун. Он скакал из стороны в сторону, поворачивался и извивался, а настигавшая его танкетка в точности копировала его заячьи движения.

Седой солидный джентльмен, стоявший на возвышении, что-то возвестил в микрофон. Репродукторы усилили его голос. В толпе зашептались.

— Он назвал имя знаменитого драйвера! — сказал Бронкс.

От ряда стоявших на поле машин отделилась одна. Сделав крутой поворот, она, набирая скорость, помчалась на трибуны. Вертлявая танкетка несколько раз пересекла ей дорогу, едва избежав столкновения. Драйвер (шофер) с «американской скоростью» гнал на трибуны... И этот так же? Но ведь он же без резиновых гусениц! Но зато на американских покрышках!!! Хэлло! Раздается визг... Но это не дамы, а тормоза!.. Знаменитый драйвер совместил поворот с экстренным торможением. Это уже за пределом возможного. Аплодисменты и восторженные свистки неслись ему вслед.

— Американцы очень любят крутой вираж...— сказал мистер Бронкс, ерзая на своем месте.

Автомобиль мчался на горку, но, достигнув наибольшей крутизны, вдруг остановился... Я не верил глазам... Автомобиль не скользит вниз! Возможно ли? Да! Он стоял на наклонной плоскости, словно прилипнув.

Драйвер опять мчался на трибуны. У зрителей захватило дух. Теперь совершенно ясно: повернуть с такого хода невозможно. Я приготовился ко всему. Автомобиль не повернет! Однако он умудрился затормозить. «Знаменитый драйвер» стоял рядом с уцелевшим автомобилем и, улыбаясь, раскланивался. Публика ревела от восхищения.

Молодой человек снова занял место в своей сверхъестественной машине на сказочных шинах и помчался по треку. Пока он делал круг, какие-то люди выскочили на дорожку и поставили довольно высокий трамплин.

Машина, спускаясь с горки, мчалась на трамплин. Со снайперской точностью драйвер направил одно колесо на препятствие. Автомобиль жутко накренился... Мгновение... Подскочив высоко вверх двумя колесами, машина тяжело ухнула на землю. Возможно ли, чтобы ничего не сломалось?

Со всего размаха остановив свой чудный автомобиль, драйвер, соскочив на ходу, раскланялся, как балерина. Американцы повскакивали с мест и выли.

Автомобиль снова несся по треку. Люди готовили для него двойной по высоте трамплин. Я отчетливо видел, как мелькнули в воздухе колеса. Корпус подпрыгнул... Перевернулся... Но нет! Вот он мчится опять на публику. Снова кланяется драйвер.

Теперь уже два автомобиля один за другим несутся по трэку. Им поставлены два трамплина. С поразительной точностью, ни на один сантиметр не вырвавшись вперед, оба автомобиля подпрыгивают на трамплинах, накреняются и, как ни в чем не бывало, опускаются на землю...

— Ковбоя, ковбои! Это автомобильные ковбои, мистер Кэзэнтсэв!

Драйверы уехали. На треке теперь появился новый автомобиль. Его появлению предшествовало широковещательное объявление о том, что публика увидит сейчас «автомобиль завтрашнего дня». Но по треку ехал старомоднейший автомобиль с плоским радиатором. Верхом на этом допотопном радиаторе сидел клоун и держал в руках старые веревочные поводья. И странно... диковинный автомобиль во всем повиновался его веревочкам. Американцы закатывались, словно их щекотали. Клоун соскочил со своего коня. Но конь у него был с норовом. Как ни тянул за поводья всадник, взбесившийся автомобиль задним ходом убежал с трека.

На дорожку снова выехал ковбойский автомобиль. Он был встречен гробовым молчанием. Зрители что-то знали! По полю ехал грузовик. Он приближался к приготовленному за время выступления клоуна огромному трамплину и остановился в нескольких метрах от него. Служители, торопясь, откидывали борта.

Знаменитый драйвер промчался мимо заканчивающих приготовления людей и по обыкновению круто повернул перед публикой. Все сосредоточенно молчали... Я огляделся. Две бойких американочки, забравшись на скамейки, судорожно пудрили носики... Сосед-толстяк с кряхтением стаскивал пиджак, оставаясь в подтяжках. Такой костюм его нисколько не смущал. В Америке так принято. Сидевшая поодаль парочка, воспользовавшись случаем, отчаянно целовалась! Драйвер во весь опор гнал свой автомобиль на трамплин и стоявший сзади него грузовик.

Все длилось какую-то долю секунды. Автомобиль взлетел, как птица, и, пролетев по воздуху несколько метров, очутился на кузове грузовика, снова повис в воздухе и опустился на землю, подпрыгнув на пружинах. Еще несколько секунд — и он затормозил перед трибунами, словно вкопавшись в землю. Машина сделала глубокий реверанс, раскланиваясь вместе с драйвером, снимавшим с головы защитный шлем, который предохранял его от удара.

— Вот, мистер Кэзэнтсэв! Как это называется у вас по-русски?

— Джигитовка.

— Джи-ги-тов-ка... — с трудом выговорил мистер Бронкс.

пред.         след.