Кабинет секретаря обкома. Огромная комната. Сбоку длинный стол для заседаний. На нем — модель комбайна. Рядом — образцы снарядов, мясорубка и снопики пшеницы. Тут же образчики продукции заводов. Стенные шкафы. Сочинения Ленина, Сталина. На стенах — портреты вождей, географическая карта, план реконструкции города. Перед письменным столом — два мягких кресла. На маленьком столике — штук пять телефонов. Выделяется яркий цветной аппарат «вертушка» — ВЧ. На полу — ковер. За письменным столом, заваленным книгами, сидит Буров. Перед ним — мрачный Алексей.
Буров. Подведем итоги нашего разговора. Итог первый. С авторитетами ты не согласен.
Алексей. Не во всем.
Буров. Еще бы тебе во всем! Но вот смотри! Во всех этих пухлых трудах доказывается, что ты, мягко выражаясь, фантазер. Подробно доказывается. Целую ночь я з них разбирался. Голова болит.
Алексей. Ясно, заболит.
Буров. Итог второй. Чего же ты хочешь? Подожди-ка. (Звонит.)
Вася (в дверях). Звонили, Сергей Гаврилович?
Буров. Галкин и Аскаров не уехали еще?
Вася. Нет, Сергей Гаврилович. Я их задержал, как вы приказали.
Буров. Хорошо. Давай их сюда.
Вася скрылся.
С коллективом ты не поладил, восстание устраняешь. Что же тебе надо?
Алексей. Теплицу. Сухой лед. Денег.
Вася (в дверях). На проводе Москва. Министр.
Буров (Алексею). На, почитай газеты. Вчерашняя московская, с самолета... (В телефон.) Я — Буров. Приветствую, Иван Захарович. Нет, Васильева не бери пока. Я знаю, что война кончилась. Пишущие машинки труднее делать, чем снаряды. Завод твой, имеешь право меня не слушать. Но я не советую. Пусть людей подучит. Ну, и правильно, вот и хорошо. На будущий год пусть едет. А за оборудование — спасибо. Ничего, в сорок первом году целый завод разместили, разместим и сейчас... Договорились. Будь здоров! У меня — все.
Входят Галкин и Аскаров. Галкин среднего роста, коренасты, в офицерском кителе с двумя рядами орденских колодок. Он коротко подстрижен, с усами. Аскаров невысокий, с лицом монгольского типа. Говорит по-русски хорошо, с едва заметным акцентом.
Галкин. Прибыли по вашему приказанию.
Аскаров. Зачем звали, Сергей Гаврилович?
Буров. Садитесь, товарищи председатели колхозов. Не обсудил я с вами одного вопроса
Аскаров. О чем, Сергей Гаврилович?
Буров. О севе.
Аскаров (переглянувшись с Галкиным, деликатно). В Сибири, товарищ секретарь обкома, только весной сеют. Осенью не сеют... Конечно и о весне надо думать...
Галкин. Пшеницы такой нет, чтобы выдери жала в земле наши морозы.
Буров. А если бы была такая?
Аскаров. Конечно, большое бы дело было!
Галкин. Трактора осенью не простаивали бы: — раз. Увеличение посевных площадей — два... Да что говорить!
Аскаров. Мечтание. Сорта такого нет. То ли дело на юге! Там даже ветвистая пшеница растет.
Алексей кладет газету, встает.
Буров. Так. Познакомьтесь. Галкин, Федор Денисович.
Галкин (вставая). Председатель колхоза «Красный воин». Очень приятно.
Буров. Аскаров, Закир Абаевич, агроном.
Аскаров. Тоже председатель.
Буров. Новиков, Алексей Петрович. Молодой ученый. Хочет вывести для Сибири ветвистую пшеницу. Ветвистую. Сверхурожайную.
Пауза.
Галкин. Ветвистую? А как это, к примеру? Большое бы дело... Знаете, что, дорогой товарищ? Поедемте ко мне в «Красный воин»... Интересное дело... Поговорим с колхозниками, посмотрим, что к чему... Полуторка у крыльца — поехали!
Аскаров. Почему к тебе? Секретарь обкома обоих знакомил. Обоим велел поговорить. Не надо так, Галкин, поступать... Опять объехать хочешь? Дело нелегкое, подумать надо.
Галкин. А ты быстрей думай
Входит Вася и что-то тихо говорит Бурову.
Буров. Вот что, друзья. Вы пройдите в зал заседаний. Вот в эту дверь... Потолкуйте там, а потом зайдите.
Алексей, Галкин и Аскаров уходят. Телефонный звонок.
(Берет трубку.) Я — Буров. Да, товарищ архитектор. Смотрел ваши проекты. Нет, не нравится. Дом-то ничего, но вот, когда вы, архитекторы, поймете, что нужен не только красивый дом, а красивая улица, красивый город? Цельности нет, ансамбля!
Входит Наташа.
Набережная? Нет, набережная, извините меня, ни к чорту... Вы проектируете русский город, сибирский. Не Венеция! Ах, стиля такого нет? А вы создайте... А вот на пленуме обкома поговорим. У меня — все. (Кладет трубку.)
Наташа. Был Алексей?
Буров. Был.
Наташа. Я так себя ругала за то, что к тебе с этим обратилась. Я не должна была этого делать. Надо было найти какой-то другой, более мягкий путь... Алеша, конечно, в отчаянии?
Буров. Нет, не очень.
Наташа. Но, с другой стороны, я не могла поступить иначе. Член партии критикует Дарвина...
Буров. А я знаю одного коммуниста, открыто критиковавшего Дарвина.
Наташа. Кто же это? Как его имя?
Буров. Фридрих Энгельс.
Наташа. Ах, папа, ты все шутишь... Энгельс поддерживал Дарвина.
Буров. Верно. Поддерживал. Защищал от наскоков Дюринга. И критиковал.
Наташа. За что?
Буров. За перенесение на природу скверной теории Мальтуса. Хитрый был поп. Высчитал, что люди размножаются слишком быстро и земля не сможет их пропитать. Уверял, что эпидемии — благодетельны, а войны — неизбежны. Очень удобно для организаторов новых войн.
Наташа. Ты имеешь в виду борьбу за существование?
Буров. И эта формулировка не очень нравилась Энгельсу.
Наташа (язвительно). Вижу, что бессонная ночь не пропала даром...
Буров. Дорогая моя, «Анти-Дюринг» я знал наизусть двадцать пять лет назад. Я давно убежденный дарвинист. Но и эта ночь не пропала даром, ты права. Я сделал противопоставления. Удивительна ярость, с которой авторы этих пухлых трудов искореняют инакомыслящих...
Наташа. Они правы! Они защищают чистоту науки...
Буров. И очень рьяно. Слово «ламаркист» они сделали ругательным. Почему? Дарвинизм надо принимать творчески.
Наташа (нетерпеливо). Папа, ты хорошо знаешь Энгельса, но биологии ты не знаешь!
Буров. Возможно. Но я знаю, что на Украине в этом году засуха.
Наташа. При чем здесь Украина и засуха?
Буров. Узко мыслишь, Наташа. Подумай, что значит теперь сибирский хлеб.
Входят Алексей, Галки н и Аскаров.
Галкин. Разрешите доложить. Дело подходящее.
Буров. Договорились?
Аскаров. Договорились, Сергей Гаврилович. Теплицы у нас в колхозе есть. Правда, ремонтировать нужно...
Галкин. А деньги тут нужны ерундовые. Для нашего колхоза это — тьфу... Можем рисковать.
Аскаров. Вот насчет сухого льда придется вас просить. Чтобы давали с холодильного комбината.
Галкин. Транспорт обеспечим.
Буров. Поговорите с директором комбината. Дадут.
Галкин. Стало быть, открываем свое научное учреждение.
Аскаров. Обыкновенную селекционную станцию. Хорошо бы, Сергей Гаврилович, иметь решение обкома.
Буров. Еще чего! Это — дело колхозное. Ваша инициатива, вы и делайте. Я тут ни при чем.
Галкин. Значит, поехали. Сначала, Алексей Петрович, к тебе, за вещами. Разрешите быть свободными?
Аскаров. Спасибо, Сергей Гаврилович, за заботу.
Буров. До свидания, товарищи.
Алексей, Галкин и Аскаров идут к выходу. В дверях Наташа перехватывает Алексея.
Наташа (зло). Все-таки добился своего?
Алексей. Добьюсь. (Уходит следом за Аскаровым и Галкиным.)
Наташа. Как мне быть? Ты поставил меня в Ужасное положение. Скрыпнев и Грановский неизбежно узнают об этом...
Буров. Ясно, узнают.
Наташа. И я буду виновата!
Буров. Да уж не я же!
Наташа. Нет, ты! Именно ты! Ты не суме! удержать Алексея, не образумил его! Больше того, ты портишь мои отношения с моими руководителями! Ты все испортил мне, и... и, кроме того, ты не прав по существу... Ты поддержал антинаучную линию! Ты совершил антипартийный поступок.
Буров (встает). Думай о том, что ты говоришь, Наташа!
Наташа. Да, да! Ты, партийный руководитель, совершил антипартийный поступок.
Буров. Так... Ну, что ж... Сам виноват... Мало занимался тобой... (Пауза. Сухо.) Ставить! вопрос о моем антипартийном поступке следует на пленуме обкома. А сейчас — выйди отсюда!
Наташа (растерянно). Что? Что ты сказал?
Буров. Я сказал — выйди отсюда!..
Наташа уходит. Пауза.
Накричал... Эх ты, философ!..
ЗАНАВЕС