Внутренность большой теплицы. Снаружи стекла прикрыты деревянными щитами. Тускло горит электричество. Под крышей протянуты длинные веревки. Обледенелая «буржуйка» без трубы.
На стеллажах, в несколько рядов, стоят длинные железные ящики на деревянных лотках, накрытые рамами. На лотках дымятся белые куски сухого льда. Сбоку — стол на нем — термометр, гигрометр, барометр, часы, полевой телефон, вечная ручка, журнал наблюдений.
Сурен в шапке, полушубке и валенках приплясывает перед термометром.
Сурен (напевает), «...в бананово-лимонном Сингапуре-пуре...» Температура воздуха ниже нуля... Запишем. (Подходит к столу, берет ручку.) Так и есть, чернила замерзли. На животе надо хранить... (Идет к стеллажам.) Так и зафиксируем... (Достает карандаш.) Нормально. «Магнолия в серебряной лазу-у-ри...»
Вбегает Лена в белом платьице без рукавов, с охапкой полевых цветов и чемоданчиком.
Лена. Ох, погреб! Ой, холодище! И не вижу ничего...
Сурен. Дверь, дверь закрывайте! Холод упустите!.. Ах, Леночка, это вы! (Засуетился.) Скорее надевайте тулуп! Вот так, а то простудитесь... А вот — пимы... Большие, можно прямо на туфли... Шапку сейчас поищу... Пока мою возьмите.
Лена. Не надо шапки...
Сурен. Как не надо? А простудитесь? Никогда себе этого не прощу. Цветы надо на улицу вынести, а то замерзнут... Только дверь хорошо закрывайте, очень прошу.
Лена. Где Алексей? Он две недели дома не был. Я ему шанежек принесла... Мама беспокоится... Он здоров?
Сурен. Вполне здоров. Заработался немного. А сейчас в хату-лабораторию пошел. Семена смотреть. У нас там микроскоп.
Лена. А здесь у вас что?
Сурен. Здесь? Здесь у нас зима.
Лена. Какая зима? На улице солнце, теплынь !
Сурен. Улица нас не касается. У нас-" зима.
Лена. У вас — зима. Это все Алексей придумал?
Сурен. Гениально придумал. Искусственный климат. Машина времени.
Лена. Как машина времени?
Сурен. Очень просто. Мы время на другую скорость перевели. У нас за один год будет шесть раз зима, шесть раз лето. Шесть поколений пшеницы надо за год вывести, приходится торопиться.
Лена. Бедные... Темно, холодно... брр... А тут у вас что?
Сурен. Тут? В ящиках? Кахетинские семена. Вы, Леночка, не наклоняйтесь, не надо. Углекислота — она тяжелая, она внизу... Знаете, как в «Собачьей пещере» в Неаполе. Человеку ничего, он выше, а собаке — плохо... Мы избегаем наклоняться:.. Очень прошу.
Лена. Знаете что, Сурен? Пойдемте из вашего собачьего погреба на улицу, на солнышко!
Сурен. С удовольствием. Одну минуточку. (Крутит ручку полевого телефона.) Правление? Потап Иванович там? Скажите, чтобы срочно сюда шел, в теплицу.
Лена. Теплица! Это не теплица, а холодница! Погребица! Леденица!
Сурен. А это — как когда. Пока идет зимний период — конечно, холодновато... Затем весну сделаем — другой период. Потом лето сделаем, сибирское лето, период всходов, урожай соберем! Видите, сколько ящиков. Урожай соберем, опять посеем, опять зиму сделаем, еще холоднее, они и привыкнут, натренируются...
Лена. Кто — они?
Сурен. Семена, конечно. Ростовские, кахетинские.
Лена. Кахетинские? Кахетинское вино бывает, а не семена!
Сурен. Семена тоже бывают. Из них удивительная пшеница вырастет. На каждом стебле сложный колос, на нем колоски, как ветви! Урожай в семь-восемь раз больше будет!.. Вместо тридцати зерен — двести!.. И больше!..
Лена. И вот тут, в ящике, она вырастает?
Сурен. Обязательно. Вырастает... Пшеничные пальмы! Конечно, маленькие...
Лена. В таком холоде — пальмы?
Сурен. Наши семена холода не боятся. Жирафа знаете?
Лена. Кого?!
Входит Потап Иванович. Это кряжистый, бородатый старик, в пимах и шапке.
Потап Иванович (снимает с гвоздя полушубок, одевается). Вот он я. Пошто звал? Чё делать будем?
Сурен. Побудьте здесь, Потап Иванович, мне очень надо немножко отлучиться. Леночка, пойдемте на улицу, погреемся, я вам все про жирафа расскажу... Снимайте тулуп... Теперь скорее.
Сурен и Лена уходят. Потап Иванович надевает очки, деловито обходит термометры, идет к столу, записывает! В дверях появляется Катя — крупная, красивая женщина сердитая и разгоряченная.
Катя. А кто мой тулуп одевал? Я его сюда не вешала. (Одевается.)
Потап Иванович (пишет). Барышня приходила.
Катя. Раз барышня — должна свой тулуп иметь. Я там лед привезла. Чем бюрократией заниматься — помогли бы лучше перетаскивать.
Потап Иванович. Бюрократией? Вот и выходишь ты — дура. Не видишь, я научную работу произвожу...
Катя. Без вас ее произведут. (Тащит ящик.)
Потап Иванович. Дверь-то не расхлобыстывай. Температуру у меня упустишь...
Катя (яростно ворочая ящик). Я в грузчики не нанималась. Я в поле первый человек была, ведущая звеньевая... И трудодни и почет... В Москву за орденом ездила... А тут вот со льдом этим, якорь его в душу.
Потап Иванович. Лед! Это, мил-моя, не лед! Это углекислота! Температура лютая! Наука! Вот чё.
Катя. Наука! В Москве у каждой мороженщицы наука эта в ящике...
Потап Иванович. То — в Москве.
Катя. Думаете, очень интересно мне на науку эту смотреть?
Потап Иванович. Сказано — баба. Бабий в тебе и ум.
Катя. Баба! Баб нынче нету: всю войну без вас управлялись. Кого председателем-то выбрали? Настасью, небось, а не Потапа Ивановича, товарища Седых.
Потап Иванович. А я б и сам не пошел. Я крику не люблю.
Катя. А раз помогать не хотите — пора, значит, вам, Потап Иванович, на покой.
Потап Иванович. На покой? Я его, покой-то этот, смолоду ненавижу. Мне — где народ, где работа, где интересные дела происходят. Вот и здесь: думаешь, я за трудодни работаю? У меня в районе — шесть сыновей, восемь снох, две дочери! От всех уважение. Трудодни мне без надобности.
Катя. Сознательности-то!.. С такой бескорыстной психологией прямо грешно вам, Потап Иванович, в беспартийных ходить.
Потап Иванович. Вот и опять выходишь ты — малокультурная женщина. Да разве в партию с пустыми руками ходят? Вроде—на шерамыжку! Эх, ты, голова — два уха... Вот закончим мы с Алексеем Петровичем наш научный труд, вырастим необыкновенную пшеницу — сибирский тур-ги-дум — тогда другое дело... Вот чё!
Входят Алексей, Лена и Сурен.
Алексей. Дверь открой. Шире, настежь
Лена, Сурен, идите, щиты снимите! Потап Иванович...
Лена и Сурен уходят.
Потап Иванович. Докладываю. Зима, стало быть, протекает нормально.
Щиты снимаются. Солнечный свет заливает теплицу.
За стеклом — яркий осенний пейзаж.
Алексей. А вот мы ее сейчас прикончим. Температуру повысить до плюс трех. Резко увеличить влажность. Потап Иванович, ставьте трубу, топите печку! Сухой лед убрать! Катя, намочите простыни, развешивайте. Лейки готовы? Поливать скоро придется... Яровизация закончена. Сеять будем.
Кипит работа. Щиты исчезают один за другим, и в теплице становится все светлее и светлее. Потап Иванович затопил печку.
Катя (работает быстро, споро). Я, товарищ й Новиков, в прачки не нанималась. Мне товарищ Аскаров, председатель наш, сказал: «Будешь, Ракитина, помогать в научной работе»... А тут — ящики да простыни... Я — полевод-бригадир, и Мне это дело неподходящее. Отпустите, убедительно вас прошу.
Алексей. Неужели, Катя, вам у нас неинтересно?
Катя. А какой тут для меня может быть интерес? Лед возить да с Потапом Ивановичем собачиться? Освободите.
Алексей. Хорошо, я поговорю с Аскаровым.
Входят Сурен и Лена.
Сурен, проверь температуру внизу, по углам. Повышается?
Сурен (с термометром). Медленно, Алексей Петрович. Земля промерзла, стены промерзли, форсировать надо...
Алексей. Хорошо. Зажгите керогазы. Хватит двух. Потап Иванович, займитесь...
Потап Иванович (Сурену). По-нашему — это есть керосинка... А по-научному как?
Сурен. Переносный обогревательный агрегат.
Потап Иванович. Вот как! Значит, агрегат... Запишем...
Алексей. Сурен, семена из контрольного ящика возьми под микроскоп.
Сурен. Идемте, Леночка! Весна началась, надо семена смотреть, как они живут... (Уходит с Леной.)
Входят Галкин и Аскаров.
Галкин. Авралите? А свет кто будет гасить? Галкин? Гаси электричество. На улице — прямо лето, а они керогазы зажаривают! Это сколько же вы мне, Алексей Петрович, керосину сожжете?
Алексей. Сколько понадобится, столько и сожжем.
Аскаров. Подожди, Галкин! Как, Алексей Петрович, работа протекает? Кажись, кончаете яровизацию?
Алексей. Ничего, Закир Абаевич. Закончилась температурная стадия. Вчера взяли пробу из контрольного ящика. Сегодня смотреть будем.
Галкин. А результаты, результаты когда?
Потап Иванович. Это тебе, Федор Денисович, не лошадь запрягать! Но, поехали!.. Тут — наука!
Аскаров. Ты, Галкин, пойми: сперва растение проходит стадию развития при низкой температуре. Называется — яровизация. Потом семена дадут всходы — начнется световая стадия развития. Тогда можно будет о результатах гофрить...
Алексей. Кое-что мы раньше узнаем. Мы в микроскоп увидим, как они, южные, себя чувствуют,.
Катя. Крутовато замораживали, Алексей Петрович... Помягче бы надо.
Алексей. А вот микроскоп покажет. Времени мало, Катя... Так поговорить с председателем?
Катя. Да нет... не надо... (Отходит.)
Аскаров. А что, Алексей Петрович?
Алексей. Нет, ничего.
Аскаров. Вы, Алексей Петрович, не обращайте на нас внимания, мы вам доверяем, работайте, как считаете нужным. Если еще что потребуется — говорите.
Галкин. Что надо — отказа не будет.
Алексей. Спасибо. Потап Иванович, давай керогазы передвинем, равномернее земля прогреется. (Вместе с Потопом Ивановичем передвигает керогазы, затем уходит.)
Аскаров (вполголоса). Неверно, Галкин, поступаешь. Человек мировую проблему решает, а ты его торопишь, под руку подталкиваешь...
Галкин. Да я — что? Я — ничего. Говорю — отказа не будет.
Аскаров. И вообще — некрасиво поступаешь. Я выделил лучшую свою звеньевую, а ты? Дедушку ветхого?
Галкин. Ничего. Он резвый дед, в тетрадку все записывает, колхозу докладывать будет. А полуторку кто за льдом гоняет? Десять да десять — каждый день двадцать километров!
Галкин и Аскаров уходят. Остается одна Катя. Она подходит к столу и долго, качая головой, смотрит на журнал наблюдений. Входит Наташа.
Наташа. Есть тут кто?
Катя. Есть. А вы чьи будете?
Наташа. Я?.. Я из университета.
Катя. Милая моя, да вы присаживайтесь, что стоите-то? Устали, небось?
Наташа. Устала. Я пешком из города пришла. Холодно как у вас...
Катя. А я вам сейчас тулупчик... Вот так... Вот и хорошо. Вам, значит, Алексея Петровича?
Наташа. Да.
Катя. Придет, сейчас придет. Он тут, он всегда тут, и днем и ночью. Хороший человек, образованный. Уважают его у нас.
Наташа. Это хорошо.
Катя. Да, уважают. Ведь это все — теплицу и прочее,— это все он сделал. До него тут одни стены были, без крыши. А он приехал, на собрании выступил, народ поднял... Сам вместе со все- Ми бревна таскал... И вот — пожалуйста... Научная станция!
Наташа. Где же он?
Катя. Может, в хату-лабораторию пошел или еще куда. Да вы не беспокойтесь, сейчас придет, деваться ему некуда... (Пауза.) А вы, извините, не невеста ему будете?
Наташа. Нет, что вы... Просто так... знакомая...
Катя. Так, так... Смотрю я на вас — молоденькая вы, красивая... А мой, как ушел в армию в сорок первом году, так до сих пор и нету... А я все жду и жду... Может, объявится... (Всхлипнула.) А ваш-то суженый... вернулся?
Наташа. Да... вернулся.
Катя. Вот ведь, кому какое счастье...
Наташа. Я, пожалуй, пойду... (Идет к выходу.)
Катя. Вот по этой дорожке, да, смотрите, не разойдитесь.
Наташа. Поздно уже... (Уходит.)
Катя садится к столу, пригорюнилась. Пауза. Входит Алексей.
Катя. Так и есть, разминулись!
Алексей. С кем?
Катя. Красивенькая такая к вам приходила... из университета.
Алексей. Где она?
Катя. Да вот только-только вышла. Я думала, вас встречать пошла...
Алексей стремительно выбегает. Входит Потап Иванович.
Потап Иванович. Слышь, что ль, Катерина, это что же к нам за дамочка заявилась?
Катя. К Алексею Петровичу.
Потап Иванович. А пошто не дождалась, уехала?
Катя. Как уехала?
Потап Иванович. Обыкновенно как. Клавка Ходнева ехала на полуторке. Посадила, она и уехала.
Катя. Да что ты, дед, путаешь? Никак этого не может быть! Она из города пешком пришла!
Потап Иванович. Пойдем, покажу... Эвон, пылят!.. (Уводит ее.)
Через минуту входит мрачный, запыхавшийся Алексей и садится к столу. Длинная пауза. Входит Сурен.
Сурен. Алексей Петрович, не хочется, конечно, вас огорчать. Но пока — неудачно. Контрольные всходы, вроде замерзли. Мертвые.
Алексей. Все?
Сурен. Не все. Некоторые выжили, а многие — погибли... Очень нежные, Алексей Петрович.
Алексей. Странно... очень странно... значит, погибли...
Пауза
Сурен. Что будем делать?
Алексей. Что делать? (Пауза.) В Белоруссии года три назад, когда сдвинули мы немца, строил я мост через речонку одну, не помню, как ее... Прилетели юнкерсы, расшибли... Я — опять. Опять разбили. В третий раз — в третий расшибли... Генерал кричит в телефон: «Чтоб был мост!" Ну, что ж... Шестой добивают, — я для седьмого материал подвожу... По девятому перешла дивизия... Перешла! (Пауза.) Такие, Сурен, наши саперные дела...
ЗАНАВЕС