Прошло полгода. Та же теплица, что и в шестой картине. За стеклом — зимний пейзаж, но в теплице «лето». Все легко одеты, всем жарко, и все же топится печка, горят керогазы.
Сурен возится с измерительными приборами. Катя из большой лейки поливает вазоны. Потап Иванович втаскивает огромную вязанку дров, подкладывает дрова в печку.
Катя (с гордостью рассматривает стебель). Выходили ведь... вот она, миленькая... В этом колосе, поди, больше всего зерен.
Потап Иванович. А ты сосчитай.
Катя (считает). Сроду таких не видала... сорок шесть...
Сурен. У обычной пшеницы не больше тридцати.
Потап Иванович. Стало быть, в полтора раза больше. И то ладно. Спасибо скажут.
Сурен. Конечно, это больше, чем у скороспелки. А вот у кахетинской...
Катя. Так ведь то южная... А это наша, сибирская...
Потап Иванович. Называется гибрид. Вот чё.
Катя. Гибрид... как детеныш... и на отца и на мать похож.
Входит Алексей, осунувшийся, отпустивший бородку. Он нетороплив, задумчив. Катя пододвигает к нему вазон.
Катя. Вы только сосчитайте, Алексей Петрович. Сорок шесть!
Алексей берет вазон и рассматривает стебелек с необычным колосом. Вдруг он бросает вазон об пол и отворачивается. Катя охает. Сурен и Потап Иванович подходят.
Алексей. Сорок шесть!.. Позор! Смотреть противно!..
Катя. Так ведь в полтора раза...
Алексей. Разве мы этого добивались? В южных сортах у ветвистой в каждом колосе...
Сурен. Двести зерен.
Алексей. В семь раз больше, а не в полтора.
Потап Иванович. Вот видишь!
Катя. Так ведь то южная... а это наш гибрид... выходили...
Алексей. Грош цена этому гибриду. Разве мы об этом мечтали? Этого добивались?
Катя (подбирает стебель из разбитого вазона). Домой снесу. Вот удивятся-то...
Алексей. Не носите. Стыдно показывать. Катя, уберите лейку. Не надо больше поливать. Потап Иванович, перестаньте топить. (Отходит и садится к столу.)
Потап Иванович уносит вязанку дров, возвращается и садится. Сурен выходит. Катя стоит перед Алексеем, хочет что-то сказать, но не решается. Входит Анна Васильевна в шубе, в валенках.
Анна Васильевна. Здравствуйте, товарищи. Алеша, здравствуй.
Алексей. Здравствуй, мама.
Анна Васильевна (садясь). Ну, наконец-то, Алеша... Значит, поздравить можно?.. Мне Сурен говорил...
Алексей. Не с чем поздравлять.
Анна Васильевна. Разве ты не добился Успеха?
Алексей. Не успех, а провал.
Анна Васильевна. Провал? Расскажи.
Алексей. Нечего рассказывать. (Пододвигает стебель, который Катя хотела унести.) Вот оно... «достижение»... Разве это колос ветвистой? В том двести зерен... на руке тяжесть чувствуешь... а здесь?
Анна Васильевна. Если в полтора раза больше — это немало, Алеша.
Алексей. А, брось пожалуйста! Что я колхозникам скажу? Мечта, дескать, одно, а вот практический предел... не выходит больше... извините...
Анна Васильевна. Ты считаешь, что можно было добиться большего?
Алексей. Можно! Должно!
Анна Васильевна. Может быть, ты допустил сшибку, Алеша?
Алексей. Не знаю. По-моему — нет. Я делал все, чтобы приучить ветвистую к нашему короткому лету, скрещивал с местными сортами, тренировал... Нет, я сделал все... Я шел по пути Тимирязева, я шел по пути лучших ученых, работающих не в кабинетах, а на земле. Путь был верен, мать.
Анна Васильевна. Как жарко тут у вас... Пойдем со мной, Алешенька. Поговорим. Подумаем.
Алексей молча одевается и уходит с Анной Васильевной.
Катя. Не пойму Алексея Петровича... человек-то какой!..
Потап Иванович. Наука!.. Понимать надо!..
Катя. Мать и та сразу не поняла... отчего.
Попап Иванович. Мать — она мать и есть. Разберется. Худого не посоветует. Сказано — мать! Тебе разумом не дойти, а она сердцем... вот чё!..
Катя. А вы-то уж очень во всем разбираетесь Потап Иванович... и умом и сердцем!..
Потап Иванович. А вот и разбираюсь! Не вышло, стало быть, того, что требовалось...
Входят Галкин и Аскаров.
А все, товарищ Галкин, из-за тебя! Жалел нам керосину, прижимал — может, мы и того... недогрели малость... Пропади он, этот керосин! Я бы его за свой счет поставил.
Аскаров. Нет, дедушка, тут не в керосине дело.
Потап Иванович. Вот то-то!.. (Уходит.)
Следом за ним уходит и Катя.
Галкин. А в чем же, по-твоему, тут дело?
Аскаров. Не знаю, может быть, слишком многого хотим. Полуторный урожай, это уже много. Все расходы окупаются...
Галкин. Расходы, расходы!.. Что ты меня попрекаешь! Денег не жалко, кабы ветвистая настоящая выросла... с семерным колосом! А вот почему не вырастает?
Аскаров. Не знаю. Думать надо.
Галкин. А я уже подумал.
Аскаров. Подумал? А что надумал?
Галкин. Надумал, что надо человеку помогать... Алексей Петрович здесь один, от нас с тобой толку мало, хоть ты и агроном. А я вовсе! механик.
Аскаров. Хорошо надумал. А сделал что?
Галкин. У Галкина слово с делом не расходится. С утра смотался Галкин в город, заехал куда надо, а оттуда — в университет.
Аскаров. В университет?
Галкин. Да, в университет. И привез Алексею Петровичу для научной поддержки товарища профессора!
Аскаров. Какого профессора? Неужели Скрыпнева?
Галкин. Настоящего профессора. Да вот он идет. Товарищ профессор, познакомьтесь!
Входит Грановский в шубе, с портфелем.
Грановский. Во-первых, с агрономом Acкаровым мы встречались до его ухода из райзо... Здравствуйте, очень рад вас видеть.
Аскаров (мрачно). Да. Встречались
Грановский. Во-вторых, я не профессор. Я доктор биологических наук, я могу быть профессором, но я не профессор... (Ходит, разглядывая теплицу.) Я бы сказал, что техника исследования у вас... не на высоте современной науки.
Галкин. Нет, отчего же? Мы сухой лед привозили.
Грановский (смеется.) Сухой лед! Фантастика! Уэльс!
Входит Алексей.
Алексей. Кто это приехал?
Галкин. Для научной поддержки привез вам... доктора биологических наук!
Алексей. Так это... вы?
Пауза.
Аскаров (заторопился). Алексей Петрович, мы пойдем, мы не будем вам мешать. (Тихо) Но вы помните, что мы вам верим! Э-эх, Галкин!.. (Уходит, уводя Галкина.)
Грановский. Здравствуйте, Алексей Петрович... Очень рад вас видеть. Сожалею о ваших неудачах... Неужели вы прекратите работы? Скорблю...
Алексей. Спасибо. Учтите: слухи о моей смерти несколько преувеличены. Не радуйтесь.
Грановский. Зачем так резко? Я лишь рад был случаю повидаться с вами.
Алексей. С какой целью?
Грановский. Я хотел исполнить свое обещание: журнал готов напечатать вашу методику... с результатами...
Алексей. С какими именно результатами? Вас интересует пшеница повышенной урожайности?
Грановский. Ах, нет... нас интересуют научные результаты... понимаете, научные. Невозможность произрастания в Сибири южных культур...
Алексей. Ах, вот что!..
Грановский. Я буду с вами откровенным. В биологической науке идет война... Многие селекционеры, простые агрономы и даже некоторые академики, подобно вам, откололись от мировой науки. Мы не требуем от вас покаянных писем, не требуем, чтобы вы шли в Каноссу... нам достаточно вашего объективного сообщения о ваших опытах... и об их результатах... вашего сообщения, вашей подписи...
Алексей. Вы ее не получите.
Грановский. Не будьте ребенком, Алексей Петрович... (Пауза.) Слушай, Алексей... Даже отрицательных результатов твоих опытов совершенно достаточно для получения кандидатской степени. Я тебе ее гарантирую! Ну, по рукам?
Алексей (тихо). Знаешь что, Егор? Уходи отсюда, пока я тебе морду не набил.
Пауза. В дверях показывается Галкин.
Галкин. Hу, поговорили?
Алексей. Поговорили.
Грановский. Машину!.. (Стремительно идет к выходу.)
Входят Катя и Потап Иванович с носилками. Молча нагружают носилки разбитыми вагонами и выносят из теплицы. Алексей наблюдает за ними. В дверях им уступает дорогу Буров в шапке и кожаном пальто.
Буров. Что это вы, помещение освобождаете? Привет, Алексей. Нет ли у тебя щетки почиститься? Опять баллон пришлось менять, перепачкался, как свинья.
Алексей. Здравствуйте, Сергей Гаврилович. Ничего у меня пока нет. И щетки нет.
Бyров. Так. А вода у тебя есть? Хоть бы руки дал вымыть.
Алексей. Вода найдется... Давайте полью. (Поливает из лейки над вазонами.)
Буров. Ничего мы тут не попортим?
Алексей. Нечего портить, Сергей Гаврилович, Вот, простыней вытрите.
Буров. Бороду бы сбрил. В деды готовишься? Приезжал ко мне сегодня Галкин. Панику поднял. Нету сверхурожайной...
Алексей. Да, я не добился успеха, это верно.
Буров. Значит, повышенную урожайность ты и за успех не считаешь?
Алексей. Нет, не считаю.
Буров. А вот Аскаров считает. Хороший он мужик.
Алексей. Хороший.
Буров. И еще тут кое с кем я говорил. Верят они тебе, Алексей. Ждут от тебя многого.
Алексей. Я знаю, Сергей Гаврилович.
Буров. Постановление февральского пленума ЦК партии читал? Записано о сибирских пшеницах... Это — нам с тобой записали.
Алексей. Да, мне.
Буров. Выходит, упрямее тебя оказалась пшеница южная, сверхурожайная? Значит, ты был неправ?
Алексей. Сергей Гаврилович, у меня не получилось, но я был прав.
Буров. Прав — и не получилось... Противоречиво... Прав бывает только тот, кто материалистически мыслит.
Алексей (вскакивает.) Уж это не Скрыпнев ли? Материалисты! Клянутся дарвинизмом, а поклоняются генам! «Таинственное, неизменное вещество наследственности»! «Тело — временная оболочка бессмертного гена». «Неизменен ген — неизменна наследственность»!.. Это же идеализм, подлейший идеализм!
Буров. Не кипятись. В этом ты, вероятно, прав, но сделал ты что-то не так. Сверхурожайная в Сибири должна расти.
Алексей. А как? Как я должен это сделать?
Буров. Не знаю. Я — не биолог. Давай, подумаем вместе... (Садится.) Ты воскресил теорию Ламарка.
Алексей. Не я один!
Буров. Знаю. Отдельные положения Ламарка принимаются нашей наукой. Ты перенес теорию Ламарка на растения. Очень интересно. Природа меняет организм на протяжении тысяч поколений. Ты хотел сделать это за десяток поколений. Чем же ты рассчитывал оправдать эту быстроту? Пошел по пути скрещивания, гибридизации, пользовался примером последователей Тимирязева... Все правильно. Почему же твоя ветвистая так хила?
Алексей. Лето короткое, времени мало для развития...
Буров. Так. Подумаем. Энгельс говорил, что борьба за существование проявляется не только в пожирании друг друга, но и в форме борьбы за пространство и свет. Выживали и давали потомство те виды, которые или удовлетворялись малым, или захватывали себе больше пространства, больше света. Деревья-то кверху тянутся...
Алексей. Да, это, конечно, так.
Буров. Может быть, и можно приучить ветвистую пшеницу к короткому лету... только придется на это потратить слишком много поколений, а времени у нас с тобой нет.
Алексей. Нет времени.
Буров. Вот и выходит, что в наших условиях выжила бы та ветвистая пшеница, которая сумела бы побольше захватить всего, что нужно ей для жизни.
Алексей. Сергей Гаврилович... я... сейчас... Дайте подумать... Захватить? Как она может захватить больше солнца?
Буров. Ты взял старинную идею Ламарка. Но идея — не банка консервов, которая может лежать, сколько угодно. Даже если идея верна, ей сто сорок лет. За это время она обязана была развиться, видоизмениться, потребовать новых форм. Это — диалектика, Алексей, тут ничего не поделаешь. Ищи!
Пауза.
Алексей. Больше солнца! Больше времени для роста! Как это можно сделать? (Бегает по теплице.) Я брал существующее... Я тренировал старые свойства... Я тренировал старые свойства. Погодите, Сергей Гаврилович, не уходите! Я хотел, чтобы ветвистая пшеница научилась довольствоваться малым...
Буров. А она жадная...
Алексей. Я скрестил ее со скороспелыми, влил новую кровь... она стала вызревать, но плохо... она мстила мне...
Буров. Приспосабливаясь к условиям, менялась сама. Это логично.
Алексей. Подождите, Сергей Гаврилович... я сейчас... а если...
В дверях появляется Сурен.
Уходи! Не дадут подумать!.. Оставьте меня одного!
Сурен исчезает.
О чем я думал? Да. А если улучшить сами условия?
Буров. Она отблагодарит...
Алексей. Выходит, я делал только полдела... полдела... (Бежит к столу, достает книги, быстро пишет.)
Буров тихо уходит. Алексей пишет, зачеркивает, снова пишет. Входит Анна Васильевна, садится на место Бурова. Пауза
Алексей. Да, да... не только влиять условиями, заставлять приспосабливаться к ним, но и менять условия... прибавить надо солнца, прибавить надо времени... Вы, правы, Сергей Гаврилович... Ах, это ты, мать? Ну, все равно... Двойную задачу надо поставить, мать... На вершину надо лезть, а я у подножья ползал... Где Сурен? Где Потап Иванович? Оставили меня одного... Где они? (Бешено крутит ручку телефона.)
Анна Васильевна. Что с тобой, Алеша? Тебя точно подменили!
Алексей. Правильно, мать! Подменили! Сурен! Катя!
Анна Васильевна. Не горюй, Алеша. Ведь все-таки кое-что вы получили. Не пропал год.
Алексей. Не пропал! Не пропал, мать, год! Но не потому, что получили пшеницу чуть получше! Все было неверно для тех задач, которые я ставил! Все! Теперь я это знаю, а за это не жаль и десяти лет работы! Надо заставить ветвистую пережить зиму в нашей сибирской земле! Пусть, как сойдут снега, сразу получит сполна все весенние лучи!..
Анна Васильевна. Бог с тобой, Алеша!.. Ты здоров? Как это в земле перезимовать?.. Да у нас в Сибири и простая-то пшеница мерзнет, а не то что такая южная да нежная..
Алексей. А почему, мать, мерзнет? Я тебе расскажу. Зерно выжило бы при любых морозах, но осенью оно прорастает, корешки пустит... а зимой, мать, не мороз растеньице убьет, а земля!
Анна Васильевна. Земля? Что ты!
Алексей. Ударит мороз — и трескается земля. Пойми, мать: эти трещины, эти челюсти с ледяными зубами... это они губят жизнь! Грызут растеньице, рвут на части... Давит, душит его наша сибирская земля.
Анна Васильевна. Как же сладить с землей, Алеша?
Алексей. Можно сладить! Каркас в земле надо иметь. Арматуру, как в железобетоне... И есть такой каркас! Живой! Он и сбережет зимой южанку. Жнивье старое! Корешки в земле остались, переплелись! Вот тебе и сетка... В нее и посеем ветвистую, сверхурожайную...
Анна Васильевна. Как? Без пахоты?
Алексей. Без пахоты! Такую землю мороз не раздерет. В ней семена не погибнут!
Анна Васильевна. Это ты придумал, Алеша?
Алексей. Нет, мать, не я. Это придумал большой ученый, первый агроном нашей страны... Это он дает Сибири озимую пшеницу! Озимая всегда урожайнее яровой! А я только его ученик... я применю его гениальную идею к ветвистой, сделаю ее озимой... И наша южанка получит больше солнечных дней... Она отплатит, мать... зерном вернет!..
Входят Сурен, Катя и Потап Иванович с носилками.
Потап Иванович! Выбросьте всю эту бледную немочь!
Потап Иванович. Это... какую же... немочь?
Алексей. Пшеницу эту. Всё! Все вазоны! А семена оставим для сравнения... Сурен, обеспечь новые образцы пшениц! Все, какие сможешь, побольше! Сибирские! Мы будем их выращивать и скрещивать, но сеять будем осенью! Будем сеять по старому жнивью! Засевайте грядки простой пшеницей! Нам корешки нужны! Будем готовить поле для нашей «Сибирячки»! Начинаем по-новому! Все будет хорошо, мать, все будет хорошо!.. Теперь я знаю, что делать. Будет пшеница — «Сибирячка»! Будет!
ЗАНАВЕС